Баллады Жуковского

 И  всё в глубокой тишине. 

Так вот, любопытно, что Пушкин как бы поправляет странности баллады Жуковского. Тишина у него не прохладная, а глубокая, а русалка не с влажной главой, но только чешет влажные волосы. Он словно бы разъясняет, что имел в  виду старший собрат, одновременно слегка подтрунивая над ним (не случайно в «Руслане и Людмиле», писавшейся в то же время, припомнит Жуковскому его строчку, казавшуюся почти детской: “Она манит, она поёт...”). Надо думать, молодого Пушкина тоже несколько  смущали метафорические вольности  учителя. 

10. Имеется  в виду Василий Кириллович  Тредиаковский, пользовавшийся в  XVIII–XIX веках репутацией графомана. 

11. Кстати, Орест Сомов критикует Жуковского  не только за лексические выкрутасы,  но и за этнографические неточности. Русалки, судя по народным легендам, существа скорее лесные (именно  то, что Жуковский называет феями), нежели водные. 

12. И  опять можно наблюдать, как  для создания суггестивного, внушающего  нам некие непроявленные интенции  воздействия Жуковский организует  стих. Как звуковую волну: “Не  с ними ли свод неба слит...” 

13. Хочу  обратить внимание, что миф о  Нарциссе повествует нам не  только о том, как герой влюбляется  в своё отражение и в итоге  умирает, но и о том, что  он отвергает любовь нимфы  Эхо, то есть отвергает ту  реальность, в которую помещён  не по своей воле. Нам как  бы намекают: мир может быть  отзвуком твоего “я” (эхо), но  не может быть его двойником,  зеркальным отражением. 

14. Не  объясняя, не конкретизируя, замечу, что, по сути дела, тут речь  идёт о грехе рефлексии. 

15. Об  этом фактически загадочное лермонтовское  стихотворение, написанное, конечно  же, по следам «Рыбака» Жуковского, – «Морская царевна». 

16. Мы, кстати, опять, как в «Людмиле», имеем  дело с прямой речью – формально  короля, а фактически неизвестно  кого. Кто говорит про бездну, в которую надо прыгнуть с  вышины? Уж не судьба ли, не  само ли провидение? И тут соблазн,  как в «Лесном царе», потому  что в бездне этой скрываются  чудовища, но там же – и надежда  на счастье. 

17. Мамардашвили  М. Лекции о Прусте. М., 1995. С. 154. 

18. Там  же. С. 212. 

19. Не  исключено, что баллада Жуковского  могла косвенно повлиять на  знаменитое стихотворение Мандельштама  «Я слово позабыл, что я хотел  сказать...», в котором мы встречаемся  с родственной системой образов. 

20. Интересно  сравнить этот отрывок с написанными  годом позже стихотворениями  Евгения Баратынского «Наслаждайтесь: всё проходит...» (в нём есть  строки: “И веселью и печали // На изменчивой земле // Боги  праведные дали // Одинакие криле”) и «Своенравное прозванье...»,  посвящённое жене – Анастасии  Львовне Баратынской. Оба текста  создавались с явной оглядкой  на Жуковского. 

21. Незаметно  одной этой фразой Жуковский  отождествляет два понятия: любовь  – тоска. Их часто сопоставляют, но прямо, так что подобное  сравнение стало штампом. Поэт  же делает здесь это косвенно, чем превращает трюизм в откровение.