' Филой Александрийский
- еврейский автор, современник
Христа, использовавший аллегорический
метод для толкования Ветхого
Завета.
- Эзотерика {грач. - внутреннее)
— учение, рассчитанное на посвященных,
связанное с мистико-магической
практикой, которое нельзя открывать
непосвященному, профану, поэтому
эзотерические учения тайные. Существуют
сложные системы многоступенчатых
процедур посвящения.
:; Цит. по: Литология мировой.философии.
— Т. 1. --• Ч. 2. М.: Мысль, 1969. — С.
838.
Альтернативную доктрину,
представителем которой был английский
номиналист начала XIV в. Уильям
Оккам, можно назвать «волюнтаризмом»:
Бог свободен делать все что
угодно, поскольку Его волю не
сковывают никакие предзаданные
трафареты, шаблоны, формы, —
их просто не существует, каждая
вещь творится Богом наново. Тем самым
«волюнтаризм» разрывает связь, соединяющую
Бога и мир предметов, которую можно было
интерпретировать символически. А значит,
предметный мир можно исследовать как
сказываемый о самом себе, в этом смысле
самодостаточный; мир вещей перестает
быть собранием знаков, отсылающих мысль
к миру Иному *.
Отношение христианина
к Богу носит интимный, личностный
характер. Психологически точно
этот душевный настрой христианина
передает Аврелий Августин в
«Исповеди», где он стремится,
ничего не утаивая, поведать
Богу о своих переживаниях, мыслях,
поступках. Уже в самый ранний
период становления христианской
мысли Бог начинает представляться
как Persona, Лик, Личность. Так, например,
у Тер-туллиана можно встретить
обозначение Бога Персоной. Классическое
определение личности дает Северин
Боэций в работе «Против Евти-хия
и Нестория». Личность, по Боэцию,
это «неделимая субстанция разумной
природы». Но если для апологетов
и патристов понятие Регзоп'ы
служило средством осмысления
Бога-Творца, например, у Августина
Persona выражала единство Святой
Троицы, то Боэций привлекает
его для прояснения и понимания
христологической проблемы.
В христианской картине
мира человек утверждается в
статусе «образа и подобия»
своего Творца, благодаря чему
он чувствует себя привилегированным
в отношении остального мира.
Однако личностная связь человека
с Богом осложнена драматичнейшим
событием — грехопадением прародителей
Адама и Евы, которые ослушались
Бога, преступив чрез Его заповедь,
предписывающую не есть с дерева
познания добра и зла2. Грех
будет осмысливаться как своеволие,
как отпадение
1 Конечно, связь Бога
со своим творением остается,
по человеку бесполезно ее
исследовать, интерпретировать, так
как единой концепции все равно
не создавать, Бог «волюнтаристов»
оказывается непознаваемым через
вещи; подвести предметный мир
под единый Божественный знаменатель
в такой картине бытия нельзя.
2 Заповедь «не есть
с дерева познания добра и
зла» -- одна из величайших мудростей
еврейского народа. Она является
действительно важнейшим структурным
базовым элементом человеческого
бытия: не все надо познавать
на собственном опыте (не по
всем дорогам можно ходить
и не все ящики, как, например,
ящик Пандоры, открывать), есть
вещи, темы, которые для человека
могут быть закрыты, по многим
проблемам в нравственной сфере
надо доверять авторитетному
мнению. Анализ данной заповеди
лег в основу сюжета «Преступления
и наказания» Ф.М. Достоевского:
не надо ставить собственных
экспериментов для того, чтобы
проверить незыблемую истинность
заповеди «не убий». Человек
преступивший неминуемо будет
отторгнут от Бога, изгнан из рая. Не
надо пробовать наркотики, чтобы убедиться
в их смертоносном вреде, в том, что они
разрушают и тело и душу.
от Бога, т.е. житие
по человеческим, a не по Божеским
законам. Прегрешение прародителей
ляжет позором на весь род
человеческий, станет родовым грехом.
И хотя Христос вочеловечился
и принял крестную муку во
спасение человека, однако прежнего
безгрешного состояния без Божественной
помощи, без помощи Духа Святого
человек достичь не в состоянии.
Человек не может без помощи
Бога преодолеть в себе «ветхого
человека»: тварную плотскую греховную
природу.
Это личностное отношение
человека с Богом, полное драматизма,
меняет представление европейца
о характере познания и жизненных
этических нормах и идеалах.
Познание средневекового человека
остается все еще созерцательным,
бескорыстным (оппозиция ему —
новоевропейское научное познание,
носящее деятельно-прагматический
характер), но это уже и не
то бесстрастное созерцание, какое
было идеалом античного мудреца.
Наоборот, оно насыщено эмоциями,
страстью — верою, надеждою, любовью
(так называемыми теологическими
чувствами). Мистический путь Богопознания
— это не только апофатизм
(негативная теология), о котором
учил Ареопагит, с его сумерками
и безмолвием. Более демократичный
и доступный каждому христианину
способ познания — это проживание,
прочувствование пути Христа, который
есть «Путь, Истина и Жизнь»,
полный милосердия, сострадания
и любви к людям.
Меняется в христианской
картине мира образ «идеального
человека», «культурного героя»,
которому должен подражать человек,
чтобы воплотить в себе культурную
норму, чтобы «вочеловечиться»; вместе
с этим меняются и этические
нормы. В христианстве «культурным
героем», образцом для подражания
становится сам Бог: Бог-Творец
и Иисус-Богочеловек. Познавательная
и этическая стороны, грани
человеческого существа и существования
не отделены, а дополняют друг
друга и взаимодействуют. Поэтому
в христианской практике даже
рациональные размышления, в том
числе и сугубо схоластические,
должны быть подкреплены святостью
жизни; авторитетный писатель
— это не только тот, кто
много знает и даже успешно
согласует свое учение с традицией,
но тот, кто свое знание черпает
из всей целокупности праведной
жизни.
Человек слаб, слабы
и его интеллектуальные возможности,
поэтому в познавательной деятельности
без помощи Бога человек также
не может обойтись. Когда думающий,
ищущий знания христианин обращается
за помощью к Создателю, то
для него это не пустая риторика.
Теологическая мысль Средних
веков оформила интуицию о
Божественной помощи в учение
о «внутреннем свете», иллюминации,
которую дарует Бог каждому
человеку. Теория иллюминации наследует
платоновской теории припоминания, учившей
о предзаданности человеку общих идей
Ч Но избранным, чистым душою и крепким
духом правед-
1 Теория припоминания
выражена Платоном в «Медоне»,
«Федоне» — отрывки из которых
помещены в хрестоматии. Много
рассуждает на данную тему
Августин в «Исповеди». Мысль
о предзаданности ;шания общих
понятий, идей найдет свое место
в философии Декарта, Канта.
Учение о «внутреннем свете»
просветителями XVIII в. будет трансформировано
в учение «о естественном свете
разума», которое можно рассматривать
как аналог понятия «здравого
смысла» — знания самоочевидного,
не требующего для своего утверждения
предварительного дискурса, размышления,
обоснования. В русском языке
«здравый смысл» помечается такими
выражениями, как «это очевидно»,
«это само собой разумеется».
никам, Бог может
даровать Свет Свыше — Свет
Откровения. Поэтому учение Отцов
Церкви и постановления самой
Церкви, понимаемой как «тело
Христово», как коллективный соборный
разум, также являются авторитетными
источниками знания.
В христианстве этическими
идеалами являются не античные
атараксия (безмятежность), автаркия
(независимость), апатия (бесчувствие),
а по духу прямо обратное: зависимость
от Бога, Матери-Церкви, от братьев
по вере, авторитетов, традиции, соединяющей
христианина со всеми поколениями
христиан в единую Церковь;
страстное желание своего спасения
!, отсюда переживание таких экзистенциальных2
чувств, как страх, отчаянье, надежда.
Благодаря христианству
открываются и разрабатываются
такие новые пласты человеческого
существа и существования, неведомые
Античности, как воля и дух.
Тема и проблема воли возникают
из темы греха.
Христианская картина
мира пронизана парадоксами, в
ней много прямо противолежащих
друг другу установок, контроверз.
Эти парадоксы заставляли теологическую
мысль искать способы примирения,
согласования не сходящихся друг
с другом положений. Общая позиция
будет состоять в том, что
в Боге противоположности сходятся,
примиряются. Но все-таки теологам
такого ответа было недостаточно,
каждый конкретный парадокс они
стремились разрешить рациональным
образом, так что диалектическому
методу, разработанному в античной
философии, было найдено достойное
место приложения сил. Например,
из одной такой неоднозначности
вырастает острейшая проблема
христианской теологии и христианского
мирочувствования — проблема теодицеи:
оправдание Бога. Ведь если Бог благ, и
Он творец всего мироздания, то непонятно,
откуда берется зло. Основной лейтмотив
ответа христианской теологии по данной
проблеме следующий: зла нет, зло неметафизично,
а то, что человек называет «злом», на самом
деле есть умаление добра, как сумерки
— это недостаток света3. Кроме того,
1 До стигматов (ран
Христовых, которые появляются
у экзальтированных натур), как
это было у св. Франциска Ассизского,
о чем пишет Бонавентура, и
многих других; до самобичевания,
так, в позднее Средневековье
и Возрождение эта практика
принимала характер эпидемий: ходили
толпы людей по Европе и
сами себя хлестали бичами.
2 Т.е. фундаментальных,
лежащих в основании человеческого
существования, которых человек
не может избежать.
3 Скажем справедливости
ради, что подобный ответ присущ
не только неоплатоникам, у
которых христиане его, скорее
всего, позаимствовали, например, Августин
и Ареопагит, а за ними другие;
но такой ответ дает и Аристотель,
который зло трактует как лишенность.
теологи предлагали
дополнительные объяснения причин
существования зла, которое искали
в области психологии, этики, социальной
сфере, но никогда не мыслили
его, как присущее самому бытию.
Проблема свободы воли
также связна с антиномичностью'
христианской картины мира. Грех
как один из вариантов зла
по христианской теологии возникает
из-за свободы воли, когда человек
ею дурно распоряжается. Парадокс
в том, что, с одной стороны,
Бог благ и всеведущ, с другой,
Он попустил, чтобы человек, Его
любимое творение, Его «образ
и подобие», смог совершить столь
тяжкий проступок, что неминуемо
последовало суровое наказание
— изгнание из Эдема, райского
сада. Для христианского мирочувствования
здесь не просто интеллектуальный
ребус — это проблема, смыслоорганизующая
жизнь и строй чувств христианина:
как можно любить столь жестокого
Бога, верить Ему, служить? Данная
проблема с не меньшей остротой
будет волновать и мыслителей
Возрождения. По ней выскажется
и Лоренцо Балла; по проблеме
свободы воли напряженнейший
диалог проведут между собой
Эразм Роттердамский и Мартин
Лютер.
С далеко идущими
следствиями для западной культуры
и западного образа жизни христианские
теологи последовательно провели
различение души и духа. Понятие
души, псюхэ, было хорошо известно
Античности. Здесь душа рассматривалась
как часть тела, одушевляющая
его, то есть приводящая в движение.
Античная мысль полагала, что все движущееся
одушевлено. Раз Космос внутри себя пребывает
в движении, значит, он одушевлен. Некоторые
философы учили о Космической, или Мировой,
душе, или Мировом Уме. В орфико-пифагорейской
традиции, к которой, в частности, принадлежали
Сократ, Платон и его последователи, существовало
учение о переселении душ, метемпсихоз,
по которому странствующая по телам душа
не является принадлежностью только одного
человека, следовательно, она не служит
индикатором его индивидуальности, она
безлична. Аврелий Августин в работе «О
Граде Божьем» правильно усмотрел связь
теории метемпсихоза с циклической моделью
времени. Он страстно выступил против
обезличивания души: душа один раз вместе
с человеком рождается и вместе с ним умирает,
и вместе они должны воскреснуть.
В христианстве душа
приписывается только человеку.
Связь души с телом мыслится
неразрывной, здесь душа индивидуальна,
она помогает человеку ориентироваться
в мире, помогает выжить, служа
инстинкту самосохранения. А в
мире присутствует Дух Святой,
посланный Отцом Небесным в
утешение людям после Вознесения
Христа. Именно частицу Духа Святого
вдохнул Бог в тело человека,
сделав его тем самым своим
«образом и подобием» и выделив
из остального природного мира.
Таким образом, Дух — это
звено между. Богом и человеком,