Специфические признаки метафорической художественной картины мира А. и Б. Стругацких на материале романа «Трудно быть богом»

В творчестве братьев Стругацких и выделить две подтемы, актуальные для романа «Трудно быть богом», а значит, и для нашего исследования. В одном из интервью Аркадий Стругацкий говорит, что «главная тема Стругацких — это выбор» [Стругацкие 2001б: 365]. Эту подтему Борис Стругацкий конкретизирует так (он говорит о  повести «Жук в муравейнике», но эти слова вполне можно отнести  к «Трудно быть богом»): «Это повесть  о выборе. И выбор этот читатель должен делать вполне серьезно и вместе с героем. Мы построили текст таким образом, чтобы в каждый момент времени читатель знал ровно столько же, сколько знает герой. И вот на таком основании изволь делать выбор» [Стругацкие 2001б: 429]. Нужно заметить, что поскольку темой братьев Стругацких является человек и взаимоотношения человека и общества, то речь идет прежде всего о нравственном выборе, вообще в творчестве А. и Б. Стругацких сильна нравственная проблематика.

В другом интервью Аркадий  Стругацкий пишет говорит: «…уже  в „Стажерах“ мы поставили вопросы, которые и впоследствии нас интересовали, и до сих пор интересуют. Мещанство. Мещанство и социализм. Мещанство  и коммунизм. Мещанство и человечество. Роль мещанства. Можно ли ужиться  с ним…» [Стругацкие 2001б: 458]. Среди  тех, кто сразу откликнулся на написание романа, можно выделить позицию Кирилла Андреева, который  писал, что в «Трудно быть богом» Стругацкие создали «свое собственное  средневековье, сотканное из всего  жестокого и отвратительного, что  породило прошлое. Ведь это <…> яростный памфлет. И авторы в нем пристрастны, как должен быть пристрастен суд, который судит отвратительное родимое  пятно, оставшееся нам в наследство от капитализма, — живучее мещанство» (Литературная газета, 27 мая 1965 г.). Здесь мещанство — это мировоззрение, которое может быть свойственно современным людям, независимо от места их рождения и проживания и места в общественной структуре; мировоззрение, характеризующееся необязательно и не только конформизмом и тупостью, но также и жестокостью, фанатизмом, склонностью к деспотизму, отсутствием уважения к знанию и его носителям и т. д.

Обратимся теперь к роману «Трудно быть богом». Здесь мы также  рассмотрим высказывания авторов. Обращение  к слову А. и Б. Стругацких (интервью и публицистика) дает возможность  соотнести замысел автора, языковое воплощение и читательскую реакцию.

В одном из интервью Борис  Стругацкий так отзывается о романе (позволим себе привести такую большую  цитату из-за ее важности): «Переломом для нас стала повесть „Трудно  быть богом“. Она задумана давно, в  спокойные для нас времена, как  повесть о том, как высокоразвитое общество пытается вмешаться в историю  низкоразвитого. Мы хотели решить для  себя этический <разрядка автора> вопрос: можно это, нельзя? Вредно или полезно  для изменяемого общества и так  далее. Но в 1963 году, как вы помните, произошла историческая встреча  Никиты Сергеевича с художниками  в Манеже. И это событие потрясло нас. Шок. Достаточно было прочитать  газеты, чтобы понять — а мы были лояльными ребятами, — что во главе нашего государства стоят люди, называющие себя коммунистами, и на виду у всего мира топчут искусство, культуру, интеллигенцию и лгут беззастенчивым образом. Этот шок перевернул наши представления о коммунизме, как к нему идти и почему он так далек. Мы не там искали врагов! Начиная с „Трудно быть богом“ мы всеми силами, где только можем, боремся против лжи пропаганды. И защищаем интеллигенцию. Мы объявили ее для себя привилегированным классом, единственным спасителем нации, единственным гарантом будущего — идеализировали, конечно. И „Трудно быть богом“ возникла как повесть, воспевающая интеллигенцию» [Стругацкие 2001б: 449].

О трагедии главного героя  — Антона-Руматы Эсторского Аркадий  Стругацкий говорит так: «Антон мучительно решает сложнейшую проблему выбора. По сравнению с арканарцами он — бог. Он может практически все. Но совершить это „все“ — значит, предать дело, ради которого ты сюда послан. А оставаться в бездействии не менее мучительно. Ведь ты — человек (курсив наш — В. Р.), живой человек из плоти и крови, который страдает, любит и ненавидит. И Румата делает выбор — страшный, кровавый, но… неизбежный выбор. И хотя мы не говорим, что это было правильно, мы и не осуждаем его, а показываем путь, мучительный и трудный путь мысли…» [Стругацкие 2001б: 336].

Еще одна важная пресуппозиция  — эпиграфы. Тексту А. и Б. Стругацких предстоят два эпиграфа, которые  в известном смысле задают прочтение  текста и выстраивание его смысла. Первый эпиграф взят из сочинений  Пьера Абеляра: «То были дни, когда  я познал, что значит: страдать; что  значит: стыдиться; что значит: отчаяться». Этот эпиграф, во-первых, задает, так  сказать, средневековый антураж текста, ведь Абеляр — средневековый философ и теолог (ср. важную роль концепта «Бог» в тексте), во-вторых, задает содержательный и эмоциональный тон произведения. Второй эпиграф взят из Эрнеста Хемингуэя: «Должен вас предупредить вот о чем. Выполняя задание, вы будете при оружии для поднятия авторитета. Но пускать его в ход вам не разрешается ни при каких обстоятельствах. Ни при каких обстоятельствах. Вы меня поняли?». Этот эпиграф задает две позиции главного героя: наблюдение, т. е. бездействие, и связанное с этим бессилие при наличии явного преимущества — «оружия».

Нужно сказать, что литературоведческих  работ, посвященных Стругацким, немного. Связано это с тем, что советская  власть считала Стругацких по меньшей  мере неблагонадежными. Хотя к диссидентскому движению писатели никогда не принадлежали, сама постановка проблем в их произведениях  и способ их решения не позволяли  в то время рассматривать их в  общепринятых рамках соцреализма. Современное  литературоведение только начинает открывать для себя Стругацких как  явление серьезной, а не только развлекательной  литературы. Среди серьезных литературоведческих  работ, рассматривающих роман «Трудно  быть богом», можно выделить работы польского исследователя Войцеха  Кайтоха и советских литературоведов  А. Ф. Бритикова и Е. М. Неёлова [Кайтох 2003, Бритиков 1970, Неёлов 1986].

Современные литературоведческие  тенденции не затронули произведения А. и Б. Стругацких. В литературоведении  сложилась определенная традиция рассмотрения прозы писателей. Произведения Стругацких рассматриваются с точки зрения идейного, нравственного содержания. В фокусе внимания литературоведов  оказывается поступок Руматы в финале, Румата мстит за смерть любимой, прокладывая  мечом путь во дворец и убивает  Рэбу. Не рассматривается в критических  работах роль бога и противоречие этой роли положению и природе  человека. Многочисленные текстовые  оппозиции также не рассматриваются. Критики верно прочитывают одну из главных тем произведения —  противостояние мещанства и интеллигенции, а также попытку предостережения  отката к сталинским временам, изображение  тоталитарного государства.

Как показывает анализ интервью и статей Аркадия и Бориса Стругацких, на протяжении четырех десятков лет (60-90-е гг. прошлого века) способы  метафорического миромоделирования  оказываются теми же. Сопоставление  разных произведений и публицистики позволяет выявить сквозные метафоры. Проиллюстрируем это. Так, можно  видеть употребление А. и Б. Стругацкими  лексемы серый вне текста анализируемого романа. Например: И вот тогда писатель, потный от злости, хватает неуклюжую критическую рапиру и начинает неумело тыкать ею в СЕРУЮ критическую МАССУ

^[2] (1962) (актуализируется смысл «большое скопление кого- или чего-либо способствует потере индивидуальных черт», неодобр, отношение), И они абсолютно не публикуются, а если вдруг что-нибудь пробивается, то самое НЕУДАЧНОЕ, СЕРОЕ! (1987) (неодобр, отношение, АС «посредственное»), Мы потеряли будущее. Оно у нас было: СЕРОЕ, ОБЫДЕННОЕ, СУКОННОЕ, очень СКУЧНОЕ, ШЕРШАВОЕ и НЕПРИЯТНОЕ, но совершенно определенное будущее (1991) («скука, обыденность, неодобр. отношение»). Важно здесь не столько количество, сколько то, что лексема употребляется на протяжении означенных четырех десятилетий, входя в лексикон авторов.

Творчество в публицистике и анализируемом романе одинаково  категоризуется через модель «роды  — творческий процесс, ребенок —  результат творческого процесса». Сравним следующие контексты: «Но когда мучения кончились, когда РОДЫ произошли, когда эта боль, нечистота, отчаяние — все это позади, а на руках у тебя МЛАДЕНЕЦ — крепкий, здоровенький, красавец… Это счастье…», — говорит Борис Стругацкий о творческом процессе и его результате [Стругацкие 2001б: 518]. «Вам приходилось когда-нибудь жечь собственных ДЕТЕЙ?», — говорит Гур-сочинитель о сожжении своих книг в романе.

В своих произведениях («Трудно  быть богом», «Обитаемый остров») людей  с негативными качествами, низких, безнравственных А. и Б. Стругацкие представляют через сферу «животного мира», используя такие слова, как лапа, морда, пасть, наименования животных — спрут, паук и т. д.

Еще несколько примеров, которые коррелируют с концептуальным признаком «развитие болезни» в  текстовом концепте «Серость», даже метафора та же — гнойник, эти контексты важны для нас тем, что показывают: через «болезнь» А. и Б. Стругацкие создают образ социальной действительности, точнее ненормальное ее состояние. Нужно отметить, что «болезнь» — одна из основных метафорических тем современной публицистики и современного политического дискурса [Чудинов 2001]. «А вот то, что происходит между Арменией и Азербайджаном, видимо все-таки процесс межнациональный. Прорвались застарелые ГНОЙНИКИ, которые НАРЫВАЛИ на протяжении многих и многих десятилетий» [Стругацкие 2001б: 513]. В «Комментариях к пройденному», где описывается история создания «Трудно быть богом» эта метафора становится текстообразующей: «Словно застарелый НАРЫВ ЛОПНУЛ. ГНОЙ И ДУРНАЯ КРОВЬ заливали газетные страницы… Во благовременье ГНОЙНАЯ ВОЛНА докатилась и до нашей околицы, до тихого нашего цеха фантастов… Никого даже не исключили из союза писателей. Более того, посреди ГНОЙНОГО ПОТОКА разрешили даже построить две или три статьи с осторожными возражениями и изложением своей (а не партийной) точки зрения… Никто не понимал толком, чем вызван был этот стремительный возврат на ГНОИЩЕ» [Стругацкие 2001а: 690–693].

Если в предыдущих примерах используется метафора из сферы «Болезнь», то в следующем контексте —  комплекс метафор, которые можно  объединить понятием «грязь» (речь идет о неосуществленном замысле романа о Максиме Каммерере): «Внешний круг был клоакой, стоком, адом этого мира — все подонки общества стекались  туда <…> — гной, шлаки, фекалии  социума» [Стругацкие, Т. 8: 724]. С помощью  механизма метафоризации происходит уподобление «грязь» явлений  общества, одним из которых является безнравственность. Обратим внимание на то, что и в исследуемом произведении, и в приведенном контексте  связанными оказываются сферы «грязь»  и «болезнь». И в текстах, и  в ментальном лексиконе А. и Б. Стругацких метафоры из этих групп  играют очень важную роль.

Таким образом, анализ предтекстовых  пресуппозиций — имени автора, тем, актуальных для его творчества, истории создания текста, публицистики и интервью показывает, что роман  «Трудно быть богом» — один из наиболее значимых в творчестве братьев Стругацких, концептуальные модели, которые использовали авторы в анализируемом тексте, используются ими в публицистике и, возможно, в  других произведениях, что дает возможность  в перспективе говорить и о  чертах идиостиля авторов. Прежде всего, можно предположить, что метафора — одно из ведущих средств в  палитре Стругацких как художников слова. Для Стругацких актуальной оказывается  метафора болезнь общества, которая реализуется и в публицистике, и в исследуемом художественном тексте. Метафора болезнь тесно связана с метафорой грязь, которая также служит категоризации состояние общества. Творчество категоризуется через модель «творческий процесс — роды, результат творческого процесса — ребенок». Лексема серый однозначно связана с негативными явлениями, такими как скука, однообразие, обыденность, бездарность и под. Люди с негативными качествами категоризуются через отнесение их к животным как низшим в нравственном и умственном отношении по сравнению с человеком существам.

§ 2. «Серый» как ключевая метафора в организации текста

2.1 Цветовая парадигма  в «Трудно быть богом» 

В лексическом значении слова серый значение цвета первично, на его основе развиваются все остальные значения, что объясняется большим ассоциативным потенциалом семантики цвета, поэтому базовый концептуальный слой «цвет» является семантическим стержнем концепта «Серость» в языковом сознании.

Рассмотрим выстраивание лексической парадигмы цвета  в тексте А. и Б. Стругацких. Текст  состоит из трех частей: пролога, основной части и эпилога. Основная часть  описывает землянина-коммунара в  чуждом ему мире, в мире средневекового Арканара. Пролог и эпилог описывают  пребывание землянина у себя дома до и после того, как он побывал  на чужой планете. Итак, построим систему  цветовых обозначений в художественном тексте.

На десяти страницах текста пролога содержатся следующие цветовые обозначения: «Ложа Анкиного арбалета была выточена из черной пластмассы…», «…боевое устройство, окованное черной медью…», «…из желтого песчаного обрыва…», «Солнце уже поднялось над лесом, и все было голубое, зеленое и желтое — голубой туман над озером, темно-зеленые сосны и желтый берег на той стороне. И небо над всем этим было ясное, белесовато-синее», «…красную повязку на голове…», «…глаза у нее стали, как черные щелки…», «…синее озеро с желтоватыми проплешинами отмелей…», «…с серыми ящерицами…», «…земля была вся в золотых пятнах…», «…кровавыми (!), будто лакированными ягодами земляники…», «вспыхивала на солнце его красная повязка…», «…большие серые глаза с черными ресницами…», «…глаза были как черные щелочки…», «…покрыты мхом и белой пеной лишайников…», «…в сумеречной зеленой каше…», «…вымазаны в земле и зелени…», «…красный кулек…», «…сырой коридор между высоких зеленых стен…», «между веселыми зелеными глазами», «…серо-рыжих растрескавшихся плит…», «…желтый прямоугольник на красном фоне…», «…черную полосу от протекторов…», «…мелькало синее небо…», «…над черным лесом поднималась красная луна…».

Насколько в прологе разнообразна цветовая палитра (мир Земли многоцветен  и ярок), настолько в основной части можно констатировать преобладание серого и черного цветов. Действие основной части, которое происходит в Арканаре, начинается в сумерках, с первых и практически до последних  страниц ведущее место занимает серый цвет.

Значительную часть составляют контексты с лексемой серый в номинативном значении. Это прежде всего цвет формы у офицеров и солдат-штурмовиков — 47 зафиксированных контекстов, включая контексты типа серое руководство, серые офицеры, серый патруль. Кроме того, это преимущественное употребление лексем, обозначающих серый цвет, и лексем, в составе которых есть сема «серый, серость», по отношению к лексемам, которые могут характеризоваться и другими цветами — серые глаза (у Киры), серая бородка (в частности у дона Рэбы и книгочея Будаха), в связи с этим можно предположить, что серый цвет — это знак принадлежности к миру Арканара, поскольку в отношении землян этот цвет не употребляется. Кроме употребления лексемы сер(ый), употребляются лексемы (и номинативные, и метафорические), в значении которых содержится компонент «серый цвет»: туча, тень, туман, пыль, сумрак, темнота. Их употребление создает фон, на котором развиваются смыслы, связанные с семантикой серости. Создание этого фона начинается с первых же страниц. Ср.: Страна, накрытая ОДЕЯЛОМ комариных ТУЧ, РАЗДИРАЕМАЯ оврагами, затопляемая болотами, пораженная лихорадками, морами и зловонным насморком. Употребление слов в переносном значении — одеяло «ПЛОТНЫЙ, НЕПРОНИЦАЕМЫЙ ПОКРОВ», туча «множество, скопление, густая, СЕРАЯ движущаяся масса», раздираемый «причиняющий боль, страдание» в одном контексте ассоциативно создает смыслы «духота, ОТСУТСТВИЕ СВЕТА, страх, боль, разрушение». Другой контекст Один я вижу НАПОЛЗАЮЩУЮ на страну ТЕНЬ передает смыслы «угроза», «опасность», «страх», «ТЕМНОТА».