Лекции по "Деловой игре в психологии"

Столь же ярок пример взаимоотношений между подростками  разных полов. Имея стереотип, перешедший отчасти из младшего возроста, отчасти  из социальной среды, проводящий сложно преодолимую границу между полами, подростки стоят перед необходимостью построения качественно новых отношений, и ,не имея для этого никакого личного опыта (а чужой опыт малопригоден в данной ситуации), они зачастую выбирают путь наименьшего сопротивления, т.е. стереотипное поведение, которое отнюдь не соответствует представлениям о возвышенных чувствах. Но это не означает, что этих чувств (или, по крайней мере, стремления к ним) у подростка и не было. Просто он не может довериться им, не может допустить их неприятия, осмеяния, и эти едва зародившиеся чувства гибнут, не получив возможности дальнейшего развития.

Так в чем  же выход, где то средство, которое  поможет выйти из создавшегося положения? Да, в большинстве случаев конфликт между потребностью и способом действия приходит к благополучному завершению, т.е. не вызывает явно выраженной паталогии, но его побочные эффекты иногда  дают  знать  о  себе  на  протяжении  всей  оставшейся  жизни . Но  почему  бы  и  в  этом  случае  субъекту  не  воспользоваться  тем  средством, которое так помогло дошкольнику в решении его проблемы, почему вновь не обратиться к игре? Весьма распространено мнение, что игровая мотивация уже в младшем школьном возрасте пропадает, уступая место учебной.

Но что такое мотивация? Что состаляет ее по отношению к игре?  Рассмотрим эти вопросы более подробно.

 

Мотивация ролевой игры.

 

Обращаясь к  литературе, мы находим следующее  определение мотивации: “Проблема  мотивации в том широком смысле, как она стоит в психологической науке в целом, предполагает выяснение всех факторов и детерминант, побуждающих, направляющих и поддерживающих поведение живого существа.” Не ставя перед собой задачу выделения и рассмотрения всех детерминант игрового поведения, мы попытаемся заострить внимание на ключевых моментах, какими нам представляются возрастное изменение мотивов, побуждающих игру, динамика мотивов в ходе одной игры и в ходе серии игр, а также двойственный характер игровой мотивации.

Как известно, с  возрастом изменяются потребности ребенка, а в соответствии с этим изменяются и мотивы его поведения, в том числе и игрового. Так первоначально мотивом игры ребенка является привлекательный предмет, затем он играет со значением предметов, переходит к ролевой игре в которой открывает для себя мир социальных значений и отношений. Мир предстает перед ребенком во все более разнообразных формах и явлениях и равноправное участие в нем становится мотивом деятельности. Ребенок идет в школу для того, чтобы его научили действовать с этим миром, но вместо этого его сажают за парту и дают учебник. Мало того, лишают даже надежды на ближайшее будущее (т.е. напериод обучения в школе). Но ребенок не смиряется с таким положением вещей, он обращается к испытанному средству - к игре. Почему же игра не получает дальнейшего развития в старшем возрасте? На этот вопрос мы попытаемся найти ответ чуть позже, а сейчас отметим, что не пропажа мотивации становится причиной угасания ролевой игры.

Хотя, более правомерно было бы поставить вопрос по другому: почему ребенок перестает использовать игру для реализации депривированных потребностей? Леонтьев говорит: “Удовлетворение витальных потребностей ребенка фактически еще отстранено от результатов его деятельности... Поэтому ему свойствен широкий круг деятельности, отвечающий потребности, которая является безотносительной к ее предметному результату” т.е. ребенок имеет возможность играть. Может, эта возможность пропадает уже в школьном возрасте? Но можно ли считать это нормальным явлением? Ведь не находящие реализации потребности все равно остаются.

Но мотивы изменяются не только с возрастом, но и в ходе самой игры. Так, даже взрослый человек  начиная играть, например, в карты  ради выйгрыша, в процессе игры входит в азарт и играет уже ради самого процесса игры. При этом включаясь в игру в следующий раз, он руководствуется уже не только желанием выйграть, но воспоминанием о приятно проведенном за игрой времени.

Хотелось бы уточнить еще один момент. Часто  ссылаясь на то, что игра не должна преследовать достижение каких-либо утилитарных целей, делают обратное заключение: если деятельность приносит продуктивный результат она не является игровой. На этом основании из области истинных игр исключают все игры, которые организуются специально для достижения определенных целей (дидактические, терапевтические и т.д.). Но даже при поверхностном анализе нетрудно заметить, что практически любая игра ребенка способствует его развитию, обогащает опыт. Мало того, сам ребенок отнюдь не считает, что он занимается бесполезной деятельностью. Правда, пользу своей игры он видит не в том, в чем ее замечают взрослые, да и сформулировать свою игровую цель ребенку достаточно сложно, но, скорее, не из-за ее отсутствия, а по причине неразвитости способности к рефлексии.

Эльконин приводит слова Плеханова: “Человек смотрит на предметы с точки зрения утилитарной, и только впоследствии становится в своем отношении к ним на эстэтическую точку зрения”. Это и есть основа истинной игры. Но почему же уровень, достигаемый в процессе длительного развития (т.е. эстетическая точка зрения) приписывается ребенку как изначальный? Считая игру непроизводительной деятельностью детей, мы снова повторяем старую ошибку - приписываем ребенку наше, взрослое, восприятие. Ребенок видит и знает пользу от своей игровой деятельности, это для нас она выглядит как бессмысленная активность. И только при дальнейшем развитии игры, при развитии осознания условности, игра, как деятельность связанная с введением новых символов и оперированием ими, с действием в плане образа, становится игрой в полном смысле этого слова, т.е. в том значении, в котором мы рассматриваем игру как психологический феномен. Из приведенного рассуждения можно заключить, что высшее развитие игровой деятельности возможно только после развития у ребенка понятийного мышления. Напротив, в соответствии с общепринятым мнением, к этому времени игра практически исчезает из жизни ребенка,сохраняясь лишь в своих рудиментарных формах, которые лишь условно можно назвать игрой.

Да, это соответствует  социальной действительности, но соответствует ли это действительности психологической? Неужели игра оставляет свои позиции без всякого сопротивления, не оставляя никаких следов? Нет, сопротивление есть, о чем свидетельствуют заявления многих педагогов и психологов, которые, при условии сохранения научной объективности, не могут игнорировать наличие феномена игры в старшем возрасте. Только вот отношение к этому у них различное. Большинство относится к этому как к проявлению инфантильности, а иногда и более резко - как к социально нежелательному и даже опасному проявлению активности. Но есть и такие педагоги, которые предпочитают борьбе использование этого “рудимента” в своих целях. И, удивительно, но он начинает успешно функционировать, развиваться и вносить существенный вклад в резвитие школьников, подростков, студентов. Почему же, не смотря на положительное влияние игры на развитие, на наличие игровой мотивации, игра, как правило, все же уходит из жизни ребенка в младшем школьном возрасте?

 

Причины вытеснения ролевой игры.

 

Этот вопрос уже не раз поднимался в летературе, но ответы на него зачастую вывглядят по меньшей мере неубедительно. Создается впечатление, будто авторы оправдываят существующую ситуацию, а не анализируют ее.

 Посмотрим  как объясняет распад ролевой  игры Эльконин. “Развитие сюжетов неминуемо будет разворачивать организационную сторону игровой деятельности, занимающей все больше места и времени, вступая в противоречие с собственно разыгрыванием сюжета. Последнее из-за этого принимает все более свернутый характер и выступает в виде сокращенных и обобщенных смысловых изобразительных действий.”

Картина, представленная Элькониным, выглядит весьма правдоподобно  и логично. И в реальной жизни  мы наблюдаем процесс свертывания  действий сюжета. Но в приведенном  рассуждении остается одно неясное место: что происходит с игровой мотивацией во время этого процесса?

В качестве возможной  интерпретации можно предложить следующее рассуждение: расширение сферы знаний ребенка, развитие мышления, вхождение в более независимые  социальные группы приводит к развитию новых, ранее не имевших значения, интересов, что в свою очередь приводит к переходу к новым сюжетам игр, более шероко и глубоко представляющем действительность. Но силы и возможности ребенка при моделировании интересующей его действительности ограниченны, необходимая ему модель выходит за пределы его возможностей, что приводит к разрыву между его интересами и возможностями. Но ребенок- гибкое существо. Он оставляет попытки организации ролевой игры (она сводится к играм с правиломи и спортивным играм), свое же экспериментирование с моделями действительности он переносит в “комнатные” масштабы. Создаются армии, города, моделируются социальные отношения, целые игровые миры. Да, такое решение исключает  возможность социальных взаимодействий со сверстниками и, с одной стороны, делая ребенка полноправным правителем в его мире, с другой - снимает ограничения, накладываемые критичностью товарищей по игре. Можно приписать этому явлению положительное значение, говоря, что это способствует развитию фантазии, воображения. Но при этом не учитывается тот факт, что столкновение с критической оценкой отнюдь не вызывает отказ ребенка от заинтересовавшей его идеи, а приводит к попытком найти наиболее адекватный способ ее осуществления. Именно этот поиск и стимулирует развитие фантазии как творческого процесса (вопреки уходу в мир беспочвенных грез). Фантазия же, не встречающая никаких препятствий, едва ли может привести к творчеству в полном смысле этого слова.

В результате мы действительно приходим к выводу о сворачивании сюжетно-ролевой игры, но это происходит отнюдь не в связи с отказом ребенка от нее, а из-за отсутствия объективной возможности ее осуществления на новом уровне имеющимися у ребенка средствами, т.е. это вынужденный отказ, компромисс. При этом оставшийся в распоряжении ребенка путь вовсе не является наиболее эффективным для его дальнейшего развития. Почему же, в таком случае, не помочь ребенку организовать модель, соответствующую его новым интересам, сняв с него организационную сторону и оставив возможность свободного действия в роли? Можно предвидеть возражения по поводу отнесения такой игры к играм в принятом нами значении, как самодеятельной , возникающей по инициативи ребенка деятельности. Мы можем ответить, что инициатива ребенка есть, и это подтверждается той готовностью, с которой ребенок принимает на себя роль, но она не может быть осуществленна им самостоятельно. Он нуждается в игровой среде, которую мы и создаем. И если мы действительно сможем организовать среду, отвечающую новым интересам ребенка, он включится в нее и проявление им игровой инициативы, действий по осуществлению по осуществлению и развитию своего представления о сюжете, будет наилучшим подтверждением предположения о необоснованности вывода о неизбежности ухода со сцены психического развития ребенка ролевой игры.

Принимая существующее социальное положение игры как данность, не предполагающую иных интерппретаций, Эльконин пишет: “На основе этнографических  данных мы приходим к выводу, что  в современном обществе взрослых развернутых форм игры нет, ее вытеснили и заместили, с одной стороны, различные виды искусства, а с другой - спорт.

Игра в развернутой  ролевой форме продолжает жить в  детстве, представляя собой одну из основных сторон жизни современного ребенка.” И снова сложно не согласиться с конечным выводом. Но действительно ли игра была вытеснена спортом и искусством? А может, наоборот, с их помощью она смогла закрепиться в современных социальных условиях? Утилитарные отношения, уже с малых лет навязываемые ребенку, отучающие его от свободного, спонтанного творчества, проявляемого в игре, признают лишь деятельность, направленную на результат, успешность. Но ведь главная особенность игры и творчества заключается в том, что будучи направленными на сам процесс, принося непосредственное удовольствие, они приносят и необычайно высокие результаты, порой недостижимые даже кропотливым, сосредоточенным трудом. Можно ли научить ребенка жить в обществе, исключив из его жизни игру? Что осталось бы от культуры во всем ее объеме, если бы из истории исключить все результаты, принесенные путем творчества, направленного на процесс, а не результат? Не столько колличественный урон понесла бы тогда культура, сколько качественный, лишившись своеобразия, став дешовым приложением к “серьезной” жизни. И лишь интуитивно чувствуя необходимость сохранения свободного творчества, общество мирится с искусством и спортом, позволяющих сохранить в обществе возможность продуктивности вопреки репродуктивности, возможность проявления творческих индивидуальностей. Но и эти феномены регулярно подвергаются нападкам со стороны социума, пытающегося то рационально обьяснить их полезность, то борющегося с их иррациональныими проявлениями. Таким образом, мы видим, что человек, лишенный возможности играть, ищет лазейки в искусстве и спорте, но далеко не каждый может воспользоваться ими, т.к. и эти области все больше становятся доступнуми лишь профессионолам, попытки же других  реализовать себя воспринимаются социумом в лучшем случае как чудачества.

 

Таким образом, мы приходим к выводу, что ролевая игра не только возможна в старшем возрасте, но ее использование открывает новые возможности развития как для ребенка, так и для взрослого. Но чтобы сделать реальностью ее широкое использование, необходимо преодолеть предубеждения в отношении ролевых игр, дать людям возможность играть, снять социальный запрет на игру, попытка чего и была предпринята в данной работе.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Черепахин Геннадий, Новосибирск, "Арда", 1995

 

    В Работе  делается попытка  создать  непротиворечивую систему: аксиоматику, причинно-следственную логику Игры как процесса, единую систему понятий (язык).

    Полное построение  логически взаимосвязанной теории  позволит применять индуктивно-дедуктивный аппарат логики  как  к отдельным событиям Игры, так и к Игре в целом, даст возможность предсказать возможные последствия  отдельных  событий,  и  наоборот - строить систему событий, исходя из требований заданного результата.

Рассматривая Игру  как сущность (не процесс, задачу, иллюзию, и так далее, а именно  СУЩНОСТЬ  -  нечто автономно существующее, реагирующее и воздействующее), предлагаю определение:

 

ИГРА есть СИСТЕМА:

 

1. моделей действующих  лиц

2. моделей объектов, процессов  и явлений, лишенных самосознания

3. моделей их взаимодействий.

 

При этом будем  считать, что МОДЕЛЬ - это  приближенное ОПИСАНИЕ или ОБОЗНАЧЕНИЕ (в общем случае) сущностей реального мира, или "сконструированных" (заимствованных из литературы) миров, выраженное определенной символикой, с необходимой степенью абстракции.

    "Модель" с латинского  "modulus" - "мера" - именно МЕРА некоторых качеств  прототипа, которые отображает  модель. В модели очевидно  или  неявно заложена ЦЕЛЬ, определяющая, какие из  качеств прототипа отображает модель, абстрагируясь от других - неважных.

    Рассмотренное  -  аспект  УПРОЩЕНИЯ  при  моделировании. Другим назначением моделирования можно  считать обеспечение безопасности изучаемых (изображаемых) процессов.

    Далее: думаю,  нет необходимости  раскрывать  понятия "ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ" и  "СУЩОНСТЕЙ, ЛИШЕННЫХ САМООСОЗАНИЯ".

Отдельно рассмотрим ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ: это - основная СУЩНОСТЬ, связывающая Игру с объективной реальностью.  Имеет две взаимопереходящих  ипостаси: