Место и роль специфических активов в экономической теории

Данное утверждение созвучно тому, что специфические активы являются своеобразным механизмом нейтрализации неопределенности. Это означает, что производитель, столкнувшись с проблемой прогнозирования технологической неопределенности в рамках отношений с поставщиком, посредством еще большего укрепления этого взаимодействия будет способен сократить неопределенность или  более эффективно управлять мерами по адаптации к новым изменениям. Этому вторят и результаты исследований  Уолкера и Вебера (Walker и Weber, 1984), а также логика эффекта баланса зависимости сторон в контексте специфических инвестиций, предложенного в работах Хайде и Джона (Heide и John, 1988).    

С другой стороны, следует отметить, что колебания спроса являются весьма распространенным явлением в контрактных отношениях, а, следовательно, данные изменения не создают предпосылок для осуществления специфических инвестиций в поставщика. В этой связи, в работах Крокер и Мастен (Crocker и Masten,1996) предложено мнение, что проблема значительной доли неопределенности, присущая характеру спроса и предложения на рынке, может быть решена при помощи инструментов искусственного поддержания цен, оговоренных в контракте. Очевидно, что для производителя автомобилей подобная ситуация выгодна: риск колебаний спроса может быть частично переложен на поставщика. Каковы же в данном случае последствия для поставщика? Можно сказать, что данный вопрос отчасти касается того, кто в стратегическом альянсе получает выгоды. Весомое количество исследований говорит в пользу того, что промышленные покупатели существенно выигрывают (Noordeweir et al. 1990. Clarck 1989, Kalwani и Narayandas 1995). Но получают ли промышленные покупатели выгоду в ущерб поставщикам? Можно ли считать подобные близкие отношения игрой с нулевым выигрышем?          

Калвани и Нарайандас (Kalwani и Narayandas, 1995) в этой связи, предлагают довольно интересный ответ на данные вопросы на основе достаточно редкого проведенного ими эмпирического исследования, в котором фигурировало множество отраслей и анализировались сравнительные аспекты общих результатов деятельности поставщиков. Исследователи обнаружили, что те поставщики, которые поддерживали  долгосрочные связи (по сравнению с поставщиками, которые предпочитали обычные, диверсифицированные, краткосрочные взаимодействия), сталкивались с рядом проблем, в частности, с нормой прибыли. Однако, с другой стороны, они выигрывали по другим направлениям, таким, как сокращение затрат, связанных со складированием и хранением. В целом, поставщики, которые берут на себя определенную долю риска, вступая в длительные взаимоотношения, получают преимущества, так как благодаря долгосрочности отношений появляется возможность развивать и расширять масштабы своей деятельности и повышать отдачу от капиталовложений. В исследовании было предложено замечательное предположение о том, что поставщики, благодаря более длительным отношениям с производителем, могут усовершенствовать подходы к развитию бизнеса не только со своим ключевым, но и с другими покупателями. В своей работе Калвани и Нарайандас (Kalwani и Narayandas, 1995) отталкивались от статистической информации по американской промышленности. Однако, их результаты были давно обнаружены в Японии: поставщики, под воздействием длительных отношений с покупателем, стремятся к развитию своих компетенций, что в краткосрочном периоде приводит к некоторому снижению прибыли поставщика, но в долгосрочном периоде способствует росту эффективности и производительности. Таким образом, в целом, можно сказать, что от долгосрочного тесного сотрудничества между промышленными поставщиками и покупателями выигрывают обе стороны, – покупатель и поставщик, а выгоды получают и конечные покупатели.                 

Однако, если столь очевиден факт выгоды долгосрочных взаимоотношений, поддерживаемых специфическими инвестициями покупателя в поставщика, то почему же не растет количество примеров подобных отношений? Вероятно, причина заключается в том, что покупатели могут сомневаться в осуществлении инвестиций при отсутствии соответствующих гарантий, способных защитить покупателя от чрезмерной зависимости от поставщика, – зависимости, которая в этой ситуации может стать неизбежной. Одна из возможных гарантий, при которых покупатель (производитель автомобилей) будет продолжать осуществлять специфические инвестиции в поставщика, появляется, когда поставщик и покупатель связаны друг с другом благодаря дифференцированным направлениям совместной деятельности, то есть, когда взаимодействие происходит на основе не одного компонента, а на базе сотрудничества в самых разнообразных продуктовых сферах. Из этого можно сделать вывод, что тогда и поставщик оказывается в определенной мере зависимым от покупателя и вряд ли предпочтет оппортунистическое поведение, которое поставит под угрозу совместный бизнес.[5]

Продолжительность взаимодействия между двумя сторонами играет незначительную роль. Только лишь временной период трансакции не может в точности описать особенности каждой стороны и тем более сформировать специфические активы. Что действительно играет роль, так это характер и интенсивность обмена между двумя сторонами. Длительное, но весьма рутинное и монотонное взаимодействие, порой, приносит гораздо меньше выгоды, чем краткосрочное, но крайне интенсивное и наполненное массой важных событий, которые объединили партнеров.

Выводы, связанные с фактором степени рыночной концентрации, очевидны. Сама по себе степень рыночной концентрации на рынке поставщиков не играет существенной роли. Крайне важным является факт существования на рынке поставщиков достаточного количества фирм с необходимыми промышленному покупателю компетенциями. Степень же рыночной концентрации не может прояснить ситуацию по поводу количества таких поставщиков. Совокупность небольших фирм-поставщиков (с точки зрения их рыночной доли), в зависимости от ресурсов и компетенций, которыми они обладают, может вполне адекватно отвечать на спрос со стороны промышленных покупателей. И в том случае, если ресурсы поставщиков носят стандартизированный характер, то есть каждый отдельный поставщик имеет доступ к этим ресурсам, покупатель вряд ли будет инвестировать специфические активы в поставщиков. И напротив, редкие ресурсы и компетенции по своей материальной и нематериальной природе будут являться источником возникновения ситуации, в рамках которой будет существовать недостаточное предложение, что подтолкнет покупателя к вложению специфических инвестиций в выбранного поставщика.

В этой связи, важно подчеркнуть, что отличие между понятием редкости ресурсов и специфичности ресурсов, отмеченное в работе Уильямсона (1975), привлекло незначительное внимание исследователей в области теории трансакционных издержек. Существенная разница между этими двумя категориями основана на том, могут ли данные ресурсы быть перенесены из контекста одной трансакции в контекст другой трансакции. Многие ресурсы являются малораспространенными (редкими), но, в то же  самое время, далеко не все из них могут считаться специфичными (ориентированными на потребителя - кастомизированными), так как данные ресурсы могут быть перенесены на другую трансакцию. Так, в отрасли по производству электронных компонентов (например, в успешно развивающейся компании по производству полупроводников) персонал, отличающийся особыми компетенциями, обладает  уникальным сочетанием навыков продаж и ноу-хау в сфере технологии производства. Этот «человеческий» ресурс является редким и потому высокооплачиваемым. Но, с другой стороны, характерной особенностью данной категории персонала является ее высокая мобильность, так как знания и навыки этой группы работников могут найти широкое применение в продажах и развитии самых разнообразных брэндов и продуктов. В этой связи, так как знания и умения работника являются редким ресурсом (к слову, спрос на ценных работников в отрасли полупроводников существенно превышает предложение), производитель электронных чипов может предпочесть инвестиции в свой персонал с целью «привязать» ценных работников к своей компании.

Безусловно, существует грань, на которой редкость ресурсов может перейти в специфичность. В этой связи, важная идея, лежащая в основе нашего исследования, заключается в том, что по крайне мере некоторые наиболее редкие поставщики являются таковыми потому, что они осуществили специфические инвестиции в развитие взаимоотношений с конкурентным промышленным покупателем. Следовательно, компетенции данных какого-либо из этих поставщиков, обладающих редкими ресурсами, характеризуются ограниченным предложением именно потому, что на эти компетенции существует ограниченный спрос, – лишь один производитель автомобилей нуждается в компонентах поставщика. И тогда правомерно говорить о высокой степени концентрации на рынке покупателя. Однако, в данном случае  понятие концентрации рынка будет несколько иным, нежели аналогичная категория в традиционном, классическом представлении теории отраслевых организаций.  Здесь идет речь о рыночной концентрации с точки зрения теории трансакционных издержек. Исходя из степени взаимосвязи и пересечения понятий редкости и специфичности ресурсов (кстати, данную степень весьма сложно установить эмпирически), полученной в ходе исследования, можно утверждать о параллельном появлении и другого феномена. Данный феномен говорит о том, что промышленные покупатели инвестируют специфические активы в своих поставщиков как ответ на аналогичные инвестиции со стороны этих поставщиков. Подобные модели были продемонстрированы в контексте отраслевого среза (Anderson и Weitz 1992). Характер взаимных инвестиций работает на рост уверенности в том, что партнер заслуживает доверия. И таким образом покупатель и поставщик, на основе взаимных специфических инвестиций, объединяются в сеть. 

Теперь обратимся к совершенно неясным, и, как нам кажется, взаимосвязанным результатам исследования, которые непосредственным образом противоречат предложенным гипотезам. Мы обнаруживаем, что покупатели менее склонны осуществлять специфические инвестиции в тех поставщиков, которые обладают (1) весьма положительной деловой репутацией и (2) значительной долей рынка компонентов. В начале исследования мы предполагали, что компании с положительной деловой репутацией, а также поставщики с сильной конкурентной позицией являются для промышленного покупателя наиболее актуальными и привлекательными потенциальными партнерами, безусловно заслуживающими доверие. Однако, эти гипотезы не согласуются с полученной статистической информацией. Одним из возможных объяснений может быть тот факт, что, возможно, производителю легче установить контроль над небольшим и / или менее известным поставщиком. Другая трактовка столь странного результата может быть найдена в изначальной причине формирования стратегического альянса. Такой причиной может быть стремление производителя конечного продукта в к культивированию в деятельности поставщика необходимых для производителя специфических компетенций, что в наиболее вероятно в случае небольших компаний, занимающих определенные ниши (Richardson 1996, Stuckey и White 1993). Подобные организации, как правило, обладают способностями, которые могут быстро устаревать, но, тем не менее, позволяют завоевать временное конкурентное преимущество. Вследствие высокой динамики конкуренции в автомобильной отрасли, производители автомобилей все в большей степени интересуются небольшими инновационными компаниями-поставщиками и стремятся к установлению своеобразной монопольной власти на выпуск компонентов (ситуация, которая маловероятна в случае крупных, занимающих лидирующие позиции на рынке, поставщиков). Как отметил один из экспертов автомобильной индустрии, «невозможно найти инновационные разработки в стенах крупных фирм-поставщиков». Нишевые фирмы, которые являются источником инноваций, зачастую малоизвестны и постоянно испытывают нехватку оборотных средств, что создает проблемы на пути формирования положительной репутации и повышения рыночной доли. Автомобильные производители, находя подобные фирмы и инвестируя средства в их развитие, тем самым делают вклад в создание уникального конечного продукта.

Результаты нашего исследования также обращают внимание на вопрос, являются ли механизмы формирования положительной деловой репутации действенными.  С точки зрения теории весьма заманчивым представляется развитие теоретической концепции о том, что положительная деловая репутация играет важную роль для заключения честных сделок, что фирма будет стремиться по возможности защитить этот ценный актив и что, в целом, положительная репутация является сигналом сторонним потенциальным партнерам, что данная фирма заслуживает доверие. Если бы механизмы формирования положительной деловой репутации действительно были эффективными, то масштаб специфических инвестиций возрос бы в несколько раз, и вообще вряд ли существовала бы необходимость в гарантиях контракта. Однако, как отмечает Уильямсон (1991а) на практике действенность механизмов репутации отличается от теории. В теории, когда речь идет о действии механизмов репутации, предполагается, что оппортунизм и мошенничество сторон невозможны, что не существует альтернатив, которые бы подтолкнули стороны к обману, что поведение сторон основано на доверии, обмене информацией и что каждый новый потенциальный партнер, на основе доступной информации о другой стороне, может спрогнозировать будущее поведение данной стороны. Уильямсон утверждает, что на практике существует столь разнообразное количество ситуаций, при которых положительная репутация компании может быть обесценена, что стороны, зачастую, приходят к выводу о незначительной ценности репутации.  По нашим статистическим данными, положительная деловая репутация поставщика не оказывает влияние на привлечение большего объема специфических инвестиций.  Напротив, результаты очевидным образом показывают, что производители автомобилей предпочитают инвестировать в поставщиков, обладающих меньшей репутацией! Конечно, меньшая репутация вовсе не означает, что она негативная. Это, скорее, означает, что данный поставщик менее известен на рынке.

В ходе исследования выяснилось, что институциональный контекст, в котором развиваются отношения между сторонами, оказывает ощутимое влияние на поведение инвесторов. Интересна кажущаяся простота данного положения: концептуальность подхода сохраняется в обеих странах, однако, в Японии институциональный контекст таков, что объем специфических инвестиции там существенно ниже, чем в США. Эти выводы, с одной стороны, созвучны описаниям в ряде источников практики ведения бизнеса в Японии (Dore 1983), а также идеям встроенного контекста взаимоотношений, предложенным в некоторых исследованиях (Granovetter 1985). С другой стороны, выводы согласуются с известным представлением о культуре бизнес-отношений в США, которая характеризуется сильной зависимостью от прописанных контрактов и  ориентируется, в основном, на соблюдение буквы закона и на культивирование духа соперничества. Дайер (Dyer еt al.,1998) в своих исследованиях подтвердил тот факт, что практическая деятельность автомобильных производителей может различаться, в зависимости от культуры.

В историческом анализе отношений с поставщиками в Японии Смитка (Smitka, 1991) и Нишигучи (Nishiguchi, 1994) утверждают, что вплоть до 1950 гг. японские производители, так же, как и американские, представляли собой вертикально интегрированные структуры. Однако, когда японские производители столкнулись с проблемами активных действий со стороны профсоюзов, нехватки оборотных средств и прямого финансирования под новые производственные мощности, они перешли на путь субконтрактации. И уже к середине 1960-х гг. 11 японских автомобильных производителей сформировали сети, состоявшие из 200-300 прямых и тесных связей с поставщиками. С течением времени подобная практика развития взаимоотношений с поставщиками была встроена в институциональный контекст, причем взаимоотношения строились не на рыночных или иерархических механизмах регулирования, а на основе доверительных отношений. Результаты нашего исследования, подчеркивающие значение встроенных доверительных отношений в институциональный контекст взаимоотношений, поддерживают точку зрения Смитка и Нишигучи.

ОГРАНИЧЕНИЯ     

Данное исследование представляет собой попытку изучить факторы, которые подталкивают к осуществлению специфических инвестиций в автомобильной отрасли США и Японии, хотя мы предполагаем, что данные факторы, в равной степени, применимы и в более широком отраслевом срезе. Ограниченный характер нашего исследования заключается в том, что в работе не рассматривается динамика инвестиционных решений с течением времени, а также не уделяется внимания влиянию встречных инвестиций между поставщиком и промышленным покупателем. В этой связи, безусловно, перспективными направлениями являются проведение межотраслевого исследования и изучения специфики связей между различными поставщиками и потребителями. Большего внимания заслуживает и отношение между специфичностью активов и механизмами управления. И, несмотря на то, что требования, предъявляемые к статистическим данным по этому виду взаимоотношений кажутся, на первый взгляд, пугающими, это направление играет важную роль для объяснения сложной  и динамичной природы отношений между специфичными активами и структурой управления.