Гендер в истории языка

При этом проводится разграничение двух видов средств языкового выражения: люди в языке могут выступать как “деятели” и как “претерпеватели”. На взгляд А. Вежбицкой, “пассивно-экспериенциальный способ в русском языке имеет более широкую сферу распространения по сравнению с другими славянскими языками, еще более, нежели в немецком и французском, и значительно более широкую, чем в английском”( Там же). Это связано с широким распространением в русском языке безличных конструкций и наречных оборотов “категории состояния”: Ему было весело, жарко, грустно. Мне думается.

Существенную роль играет экспрессивная деривация. Именно в русском языке имеется без преувеличения огромное количество морфологических средств, в частности, суффиксов, для выражения тончайших нюансов эмоциональности. Это касается как личных имен, так и имен нарицательных и прилагательных.

В русском языке обнаружено 12 синтаксических конструкций со значением отсутствия контроля за событиями: Ни проехать ни пройти; Нам его не догнать; Сейчас бы чайку горячего   (Вежбицкая, 1996, с.60 и след). Знаменательно в этой  связи выражение контролируемого и неконтролируемого ментального акта. Языковые средства выражения  такого процесса включают (1) номинативную и (2) дативную модель:

(1)              Я хочу

(2)              Мне хочется

Высказывания типа (1) выражают волевые установки говорящего. Высказывания  типа (2) отражают спонтанное возникновения желания, не связанное с волей говорящего. Тип (2) весьма распространен в русском языке: “...русская грамматика изобилует конструкциями, в которых действительный мир предстает как противоположный человеческим желаниям и волевым устремлениям или как, по крайней мере, независимый от них. В английском языке таких единиц крайне мало, если вообще есть. Зато в английской грамматике имеется большое число конструкций, где каузация позитивно связана с человеческой волей.”( Там же, с.70-71).

Иррациональность проявляется в некоторых синтаксических конструкциях, типичных и очень продуктивных для русского языка. Как уже говорилось, синтаксис может отражать два подхода к видению мира - каузальный и феноменологический. В первом случае действительность объясняется в терминах причин и следствий. Во втором просто отмечается наличие  тех или иных явлений, для него характерно  частое употребление безличных конструкций.

Для названных безличных конструкций предлагается следующее толкование:

“Его убило молнией

что-то случилось в том месте в то время

не потому, что кто-то хотел этого

(была вспышка молнии)

нельзя было сказать почему

поэтому он был убит (умер)” (Там же, с.75)

В указанной работе показано также тяготение к категорическим моральным суждениям, как положительным, так и отрицательным.

Следует также добавить, что к числу главных  концептов  русского языка и культуры Вежбицкая относит понятия душа, тоска и судьба (Там же , с.33).

Впечатляет сопоставление результатов исследования А.Вежбицкой с данными  Д. Конуэй (1997), полученными при анализе автобиографий восьми выдающихся женщин Америки, где было установлено, что все восемь авторов для описания происходивших с ними событий (в которых решающую роль сыграли их воля и целеустремленность) прибегали в основном к безличным, пассивным синтаксическим конструкциям. Синтаксические особенности  исследованных Конуэй текстов создавали впечатление, что все происходило помимо воли авторов, благодаря случаю, счастливому стечению обстоятельств. Эта черта, отличает, по мнению Конуэй, женские тексты, а в мужских текстах четко проявляется иная тенденция - описание авторами своих действий в соответствии с героической моделью Одиссея: автор преодолевает трудности, борется с обстоятельствами, отражает удары судьбы и обретает успех, благодаря собственной активности.

Подтверждением этой идеи могут служить и результаты психолингвистических экспериментов. Такие исследования в последнее время используются для обнаружения специфики языкового сознания носителей того или иного языка. Так, сопоставительной анализ ассоциативной картины мира русских и англичан, проведенный В.Н. Уфимцевой (1996), показал, что для русских на первом месте по частоте  стоит понятие “человек”, на втором - “дом”. В первую десятку наиболее частотных реакций входят оценочные понятия “хорошо” и “плохо” и слово “друг”. Названия людей в соответствии с их полом не входят в первую десятку. “Мужчина” находится на 32-м месте, “женщина” - на 39-м. Слово “я” занимает 36-е место. В целом список из наиболее частотных слов выглядит следующим образом: человек, дом, нет, хорошо, жизнь, плохо, большой, друг, деньги, дурак (Там же, с.142). Иная картина складывается в английском языковом сознании: первое место занимает me, затем следует man, good, sex, no, money, yes, nothing, work, food. Н.В. Уфимцева трактует слово man в общечеловеческом значении. Нам же представляется, что в свете результатов гендерных исследований на материале английского языка (Lakoff, 1973, Nilsen,1996 и многие другие)  это слово не утрачивает отнесенности  в первую очередь к мужской части человечества.

По данным Н.В. Уфимцевой, понятия “муж” и “отец” как социальные ипостаси русского мужчины  “весьма слабо представлены в обыденном сознании современных русских, а реакция глава семьи вообще встретилась только один раз” (Уфимцева, 1996, с. 152-153). Далее было установлено, что ум также не является для русского мужчины облигаторным атрибутом, зато актуально слово “дурак”. Слово “умная” чаще ассоциируется с женщиной, как и слово  “красота”. Очень важным результатом  рассматриваемого исследования стал вывод о том, что “наиболее распространенная социальная роль женщины, закрепленная в обыденном сознании, - это мать.”(Там же, с. 153-154).

Проведенное нами исследование на материале русских пословиц и поговорок, полученных методом сплошной выборки  из словаря В.  Даля, подтверждает этот факт: “...противопоставления мать - мужчина или хотя бы мать - отец отсутствуют. Не выявлено также ни одной пословицы, где у матери просматривались бы стереотипные женские черты: сварливость, отсутствие интеллекта, болтливость, “неправильность” в целом (принадлежность к “левому”, то есть отклоняющемуся от нормы)” (Кирилина, 1997б, с.25). Добавим к этому часто цитируемое наблюдение Н. Бердяева о том, что в России основной категорией является именно материнство, а также тот факт, что России покровительствует Богоматерь.

5. Выводы

1. Возникновение номинаций “мужественность” и “женственность”  не случайно с точки зрения механизмов концептуализации действительности в человеческом сознании. Понятия “мужественность” и “женственность” метафоричны и в силу своей семантической двуплановости воздействуют на сознание носителей языка, заставляя их связывать абстрактные категории “женственность” и “мужественность” с мужчинами и женщинами. Процесс категоризации в человеческом сознании идет от конкретного к абстрактному, поэтому сама номинация метафизических понятий “мужественность” и “женственность” была мотивирована конкретным человеческим опытом - наличием двух типов людей с разными функциями.  Внутренняя форма метафизических категорий “женственность” и “мужественность” отсылает к людям разного пола  и заставляет приписывать им качества, свойственные этим категориям, но необязательно свойственные реальным мужчинам и женщинам, что способствует формированию гендерных стереотипов и социальных ожиданий по отношению к мужчинам и женщинам.

2. Характерологические особенности языков могут интерпретироваться  в терминах метафизической оппозиции “женственность/ мужественность”. При этом следует учитывать метафорический характер этих наименований. Особенности русского языка соотносимы с понятием женственности.

3. Выявление зависимости выраженных черт “женственности” языка и отражения в нем стереотипного представления женщин и мужчин является темой отдельного исследования. Отметим лишь следующее: в западной лингвистике принято считать, что любой естественный язык несет следы патриархата и “игнорирует” женщин и женскую деятельность. Наши данные позволяют  предположить, что - хотя андроцентричность, безусловно, присуща всем языкам -  степень андроцентричности разных языков неодинакова. Имеет смысл поэтому исследовать отражение образа женщины в языке, сосредоточив внимание не только на гендерных асимметриях, но и на том, как именно представлены женщины в разных языках.

4. Мужественность и женственность - культурные концепты, исследование которых должно проводиться в нескольких культурных кодах, в том числе и в языке, что включает анализ и описание как всего потенциального инвентаря ГС в системе языка, так и актуализацию определенных ГС в коммуникации в зависимости от исторического периода и в значительной степени от социального заказа.

5. Гендерные стереотипы могут и должны исследоваться в сопоставительном плане, что позволит обнаружить как универсальные черты, свойственные  ГС во всех или многих культурах, так и определить  их культурную специфику.

В следующей главе на примере нескольких фрагментов будет показано, как фиксируются ГС в русском языке, в чем состоит специфика манифестации фемининности и маскулинности и как это соотносится в другими языками. Разумеется, наш анализ не носит исчерпывающего характера и может быть на любом из рассматриваемых в работе объектов продолжен, детализирован и расширен. Мы видим свою цель в том, чтобы доказать, что ряд выдвинутых нами предположений подтверждается хотя бы на одном уровне языка. Если это будет доказано, значит, наши построения обладают объяснительной силой и могут быть верифицированы на материале других уровней языка.

5 Отражение гендерных стереотипов во фразеологии русского языка

Ю.Д. Апресяном предложена схема описания наивной картины человека, отраженная в языке: “Человек мыслится в русской языковой картине мира... прежде всего как динамичное, деятельное существо. Он выполняет три различных типа действий - физические, интеллектуальные и речевые. С другой стороны, ему свойственны определенные состояния - восприятие, желания, знания, мнения, эмоции и т.п. наконец, он определенным образом реагирует на внешние или внутренние воздействия” (Апресян, 1995, т.2, с.352). По Апресяну, основные системы человека могут быть сведены в следующую схему (там же, с.355-356):

1) физическое восприятие (зрение, слух и т.д.);

2) физиологические состояния (голод, жажда и т.д.);

3) физиологические реакции на внешние или внутренние воздействия (бледность, холод, жар и т.д.);

4) физические действия и деятельность (работать, идти, рисовать и.т.д.);

5) желания (хотеть, стремиться. предпочитать и т.д.);

6) мышление, интеллектуальная деятельность в целом (воображать, оценивать, представлять, помнить, догадываться и т.д.)

7) эмоции (бояться, радоваться, любить и т.д.);

8) речь (говорить, советовать, жаловаться, хвалить, ругать и т.д.).

На наш взгляд, эта схема применима  также к анализу женственности и мужественности и дает возможность проследить, какие из приведенных выше “узлов” схемы в большей степени связаны с мужественностью, а какие - с женственностью.

Рассмотрим теперь фразеологический материал с позиции схемы Ю.Д. Апресяна.

Анализ Фразеологического словаря русского языка

Базой анализа стал Фразеологический словарь русского языка под редакцией А.И. Молоткова (1986), содержащий более 4 000 словарных статей. Некоторые из анализируемых единиц остались за его рамками. Для полноты описания (хотя мы, разумеется, не претендуем на исчерпывающую полноту) привлекался также раздел монографии В.Н. Телии (1996), посвященный отражению культурного концепта женщина в русской фразеологии. Рассматривается внутренняя форма фразеологических единиц (ФЕ), то есть их образная мотивация, на важность исследования которой указывают многие авторы (Телия, 1996; Степанов, 1997; Баранов, Добровольский, 1998).

Проанализированный материал показал следующее:

1) большая часть фразеологизмов не различается по полу, она отражает не номинацию лиц, а номинацию действий (попасть под руку). Значительная их часть основана на телесной метафоре (по Лакоффу) - встать с левой ноги, попасть под руку, сложить голову и т.п. То есть их внутренняя форма приложима ко всем лицам независимо от пола. Все люди могут петь дифирамбы, чесать язык, не выйти рылом, что показывают и контекстные примеры, содержащиеся в словаре;

2) часть фразеологизмов относится только к мужчинам: шут гороховый, рыцарь без страха и упрека, разбойник с большой дороги, мышиный жеребчик.

К этой же группе относятся единицы, относящиеся к референтам-мужчинам или женщинам, но имеющие конкретные прообразы : мафусаиловы года, каинова печать - в данном случае библейские или литературные и исторические : Демьянова уха, Мамай прошел, Маланьина свадьба

3) Единицы, имеющие только женских референтов в силу внутренней формы, отсылающей к особенностям жизни женщин: отдать руку и сердце, подруга жизни, талия в рюмочку. К этой же группе относятся фразеологизмы разрешиться от бремени, на сносях, которые тем не менее могут быть применимы и к мужчинам : Ты защитился? - Нет, но уже на сносях

4) Группа, которая по внутренней форме может быть соотнесена с мужской деятельностью, но не исключает и женского референта: бряцать оружием, бросить перчатку, с открытым забралом. Характерен пример из словаря (с.188): “И это я знала перед свадьбой, я знала, что с ним я буду вольный казак” - Тургенев, Вешние воды

5) группа, где есть парные соответствия: соломенная вдова - соломенный вдовец, в костюме Адама - в костюме Евы или В костюме Адама и Евы.

6) группа, где внутренняя форма отсылает к женскому референту, но само выражение применимо ко всем лицам: базарная баба, кисейная барышня, бабушкины сказки, но: христова невеста