Автор работы: Пользователь скрыл имя, 21 Февраля 2013 в 12:33, научная работа
В исследовании изложены результаты историографического анализа основных подходов в изучении проблемы массовых репрессий в конце 1920-х – начале 1940-х гг., выявлены позиции ведущих исследователей, достижения и противоречия.
Если подсчитать, то в сумме получится 1005 тыс. чел. В данном случае источник, которым пользовался автор неизвестен, но цифры выглядят явно завышенными.
Исследования третьей группы авторов, выделенной по методу, в вопросе масштабов репрессий 1937-1938 гг. лучше других могут представить работы В.З. Роговина. В его очерке «Статистика жертв массовых репрессий»278 целый раздел посвящен численности репрессированных в годы «великой чистки»279. Автор не проводит аналитической обработки данных, а сводит все к простому перечислению имеющегося статистического материала, являющегося, по его мнению, достоверным и объективно отражающим реальные масштабы репрессий. Кроме этого он, основываясь на данных других исследователей, фиксирует первое упоминание количества репрессированных в период «большого террора»:
«Впервые данные о числе жертв великой чистки были приведены на июньском пленуме ЦК 1957 года, где сообщалось, что в 1937-1938 годах было арестовано свыше полутора миллионов человек, из которых 681692 чел. были расстрелянных. Более точные данные о числе арестованных (1372329 человек) содержались в справке председателя Комиссии Президиума ЦК Шверника, составленной в начале 1963 года (Источник. 1995. № 1. С. 120.280).
Таким образом, около трети актов политических репрессий, осуществленных за все годы Советской власти, приходится на эти два страшных года»281.
Далее автор прослеживает динамику приговоренных к высшей мере наказания с 1922 по 1938 гг. По 1936-1938 гг. он приводит известную нам по работе Г.А. Куманева статистику:
«В 1936 году по политическим обвинениям было расстреляно 1118 человек. В 1937 году число расстрелянных увеличилось по сравнению с предшествующим годом в 315 раз (!), составив 353074 чел. Почти такое же количество расстрелянных (328618 чел.) пришлось на 1938 год, вслед за чем этот показатель резко упал, составив 4201 чел. за 1939-1940 годы (Отечественные архивы. 1992. № 2 С. 28.)»282.
В целом очерк В.З. Роговина, по своему назначению призванный выполнять историографическую функцию, не справляется с этой задачей. Никакой новой информации в нем не содержится, а приводимые данные подобраны односторонне и не отражают даже малой части существующего спектра мнений по вопросу о масштабах репрессий 1937-1938 гг.
Таким образом, рассмотрев существующие в современной отечественной исторической литературе подходы к определению количества репрессированных в 1937-1938 гг., можно сделать следующие выводы: 1) несмотря на большие различия в оценках масштабов репрессий в рассматриваемый период, проблему в ее современной постановке можно считать в целом решенной. Главная заслуга в этом принадлежит В.Н. Земскову – исследователю второй группы, работы которого не имеют в настоящее время сколько-нибудь серьезной критики и являются базовыми для большинства исследователей; 2) работы авторов первой группы, выделенной по методу, по рассматриваемому аспекту наполнены завышенными данными и в этом плане не выдерживают никакой критики; 3) работы исследователей третьей группы, призванные выполнять аналитическую и историографическую функции, представлены слабо и с данными задачами не справляются, нося компилятивный характер.
Вопрос о масштабах репрессий среди военнослужащих РККА накануне Великой Отечественной войны в последнее время приобрел дополнительную актуальность. Это связано со всевозрастающим интересом исторической науки и широкой аудитории к проблеме подготовки СССР к войне и событиям ее начала283. Огромными масштабами репрессий среди офицерского корпуса склонны объяснять поражения в начальный период войны некоторые авторы. В решении этих проблем должен помочь анализ существующих в настоящее время подходов к решению вопроса о количестве репрессированных в рядах РККА накануне войны.
Первая группа, выделенная по методу исследования, никаких материалов по данной проблеме не представила.
Из второй группы авторов вопросом количества репрессированных в армии занимались Д.А. Волкогонов, В.М. Курицын, Г.А. Куманев, Н.П. Павленко, А.Н. Яковлев.
В собственных подсчетах Д.А.
«По имеющимся данным и проведенным подсчетам, можно заключить, что в 1937 – 1938 годах погибло до 45 % командного и политического состава армии и флота от командира бригады и выше»284.
По мнению Д.А. Волкогонова, следует признать соответствующей действительности официально приведенное количество подвергшихся чистке в 1937-1938 гг.:
«В конце ноября 1938 года состоялся Военный Совет при наркоме обороны. В своем докладе Ворошилов привел страшные цифры. Повторяю их еще раз: «В 1937 – 1938 годах мы «вычистили» из Красной Армии более четырех десятков тысяч человек. Только в 1938 году выдвинуто и перемещено в должностях более 100 тысяч человек !..»285.
Автор подтверждает эти данные другим документом, говорящим о количестве осужденных военной коллегией Верховного суда СССР за 1936-1937 гг.:
«Комиссару Государственной
За время с 1-го октября 1936 года по 30-е сентября 1938 года военной коллегией Верховного суда СССР и выездными сессиями коллегий в 60 городах осуждено:
к расстрелу 30 514 человек
к тюрем. закл. 5643 человека
Всего 36 157
15 октября 1938 года
В. Ульрих»286.
Однако автор ничего не говорит
о происхождении этого
В статье В.М. Курицына «1937 год: истоки и практика культа (Вместо введения)» впервые в современной литературе встречается ссылка на подсчеты генерала Тодоровского количества репрессированных офицеров высшего командного состава Красной Армии в связи с процессом о военно-фашистском заговоре и приводятся эти подсчеты:
«...По подсчетам генерала Тодорского (который сам был репрессирован, но чудом выжил и был затем реабилитирован) было репрессировано из 5 маршалов – 3; из 2 армейских комиссаров 1 ранга – 2; из 4 командармов 1 ранга – 2; из 12 командармов 2 ранга – 12; из 2 флагманов флота 1 ранга – 2; из 15 армейских комиссаров 2 ранга – 15; из 67 комкоров – 60; из 28 корпусных комиссаров – 25; из 199 комдивов – 136; 397 комбригов – 221; из 36 бригадных комиссаров – 34. Эти цифры даны по всей вероятности по состоянию на 1938 год, так как здесь не учтены репрессированные в 1939 году флагманы флота 2 ранга Кожанов и Смирнов-Светловский, флагманы 1 ранга Панцержанский, Душенов, Киреев, Лудри и др[угие]»287.
Далее эти цифры встречаются у многих авторов.
Затем В.М. Курицын приводит общее количество репрессированных в связи с упомянутом выше «заговором»:
«Только в 1937-1938 годах было неоправданно репрессировано около 9 тыс. (а всего свыше 40 тыс.) высших и старших командиров и политработников армии и флота. В результате к началу Отечественной войны на высоких командных должностях оказалось много людей с недостаточными знаниями и опытом, так лишь 7 % высшего комсостава имели общее или специальное высшее образование, а 37 % не имели даже среднего образования»288.
Источник данной статистики автор не приводит, однако интересной здесь является цифра репрессированных в 1937-1938 гг. – 9 тыс. чел. Д.А. Волкогонов, ссылаясь на высказывание К.Е. Ворошилова, писал о 40 тыс.
В отношении репрессий в РККА накануне войны Г.А. Куманев приводит значительно отличающиеся от других исследователей данные, которые раньше не были опубликованы:
«Что касается репрессий в отношении военных кадров, то используемая в наши дни цифра – около или свыше 40 тысяч репрессированных из числа офицерского корпуса Красной Армии – тоже не отражает действительных размеров сталинских преступлений. По архивным сведениям, только с 27 февраля 1937 г. по 12 ноября 1938 г. НКВД получил от Сталина, Молотова и Кагановича санкцию на расстрел 38 679 военнослужащих (Институт истории СССР АН СССР. Документы и материалы. Инв. № 04/467. Л. 137.). Если же к этим данным прибавить более 3 тыс. уничтоженных командиров Военно-Морского Флота и учесть, что истребление военных кадров имело место до 27 февраля 1937 г. и после 12 ноября 1938 г., то количество безвинно погибших наших военнослужащих приблизится к 50 тыс., а общие размеры репрессированных в Красной Армии и Военно-Морском Флоте, несомненно, превысят указанное число»289.
К сожалению, исследователь не указывает категорию репрессированных. Речь ведь может идти как о репрессированных офицерах и рядовых вместе взятых, так и об офицерах в отдельности. Понятия «военные кадры» и «военнослужащие» ничего в данном случае не определяют.
Следующее высказывание, где Г.А. Куманев пишет о последствиях данной репрессивной кампании, дает повод предполагать, что речь все же идет только об офицерском корпусе.:
«К 1941 г. только в сухопутных войсках не хватало по штатам 66 900 человек командных кадров. Некомплект в летно-техническом составе ВВС достиг 32,3 % (Институт истории СССР АН СССР. Документы и материалы. Инв. № 04/467. Л. 137.)»290.
Нехватка штатов, на наш взгляд, не может служить надежным показателем масштабов репрессий, так как накануне Великой Отечественной войны вооруженные силы Советского Союза значительно выросли, и система подготовки военных кадров могла просто не успевать за этим ростом.
Далее автор приводит подсчеты генерала Тодоровского без ссылки на источник291.
О репрессиях в армии как причине нехватки командного состава и масштабах этих репрессий пишет также Н.П. Павленко:
«Сталинские чистки снизили численность начальствующего состава в Вооруженных Силах в среднем на 10-15 процентов. В старших и высших звеньях командования убыль достигала 70-80 процентов. Причем погибали, как правило, наиболее профессионально подготовленные кадры. Среди уцелевших военачальников осталось не так много грамотных, способных старших и высших командиров»292.
Автор третьей группы, А.Н. Яковлев, пытаясь определить персональную ответственность некоторых руководителей советского государства за осуществление политики массовых репрессий, в отношении репрессий в армии главную вину возлагает на бывшего в этот период главкомом обороны К.Е. Ворошилова. При этом он называет количество пострадавших:
«В бытность его [Ворошилова] Наркомом обороны в Красной Армии за 1936-1940 годы было репрессировано свыше 36 тысяч человек среднего и высшего командного состава. В архиве КГБ выявлено свыше 300 санкций Ворошилова на арест видных армейских военачальников»293.
Здесь очень важна цифра
Рассмотрев существующие в современной отечественной историографии точки зрения по проблеме масштабов репрессий в армии накануне Великой Отечественной войны (1937-1941 гг.) можно сделать следующие выводы: 1) по данному вопросу не существует мнений, не основанных на каких-либо источниках (то есть не представлена первая группа авторов); 2) господствующей в исторической литературе является точка зрения, по которой количество репрессированных из состава офицерского корпуса составляет около 40 тыс. чел.; 3) не существует не только статистики и выявленных источников, говорящих о количестве репрессированных рядовых РККА, но подобный вопрос даже не ставится. Это говорит либо о том, что таких репрессий не было, либо о нежелании исследователей заниматься этой проблемой; 4) существует жесткая связь вопроса о количестве репрессированных в армии в указанный период и вопроса о последствиях этой репрессивной акции, выявившихся в начальный период Великой Отечественной войны.
Проблема количества репрессированных в ходе депортаций отдельных народов СССР в 30-е – начале 40-х гг. является одной из важнейших в блоке вопросов, связанных с определением масштабов репрессий в конце 20-х – начале 40-х гг. Историографический анализ существующих в настоящее время подходов к решению данной проблемы поможет дать ответ на вопрос, была ли репрессивная политика депортаций курсом национальной политики советского государства в рассматриваемый период.
В настоящее время данные об общем количестве депортированных в 30-е – начале 40-х гг. можно извлечь только из публикаций источников, предпринятых Н.Ф. Бугаем – автором второй группы. Основная масса работ, посвященных проблеме депортации отдельных народов СССР, затрагивает военный и послевоенный периоды и изучает историю одного или нескольких народов294. Авторы ставят перед собой задачу определить масштабы именно данной конкретной акции295.
Большинство же исследователей, вычисляя масштабы репрессий того или иного периода, автоматически включают депортированных в общее количество репрессированных без выделения соответствующей категории. Примером может служить высказывание Р.А. Медведева о количестве репрессированных в 1939-1940 гг.:
«В 1939-1940 гг. масштабы репрессий сократились. Вернее изменились их характер и география. Массовые аресты прошли в западных районах Украины и Белоруссии. Здесь «изымались» «классово чуждые» элементы. Интернировались остатки польской армии, выселялись в Сибирь польские семьи, постоянно проживавшие в городах Западной Украины и Белоруссии. В 1940 г. начались аресты в Прибалтике, Бессарабии и Северной Буковине. Общее число жертв этих репрессий, включая депортацию, можно определить примерно в 2 миллиона человек»296.
При этом надо заметить, что это редкий случай, когда автор хотя бы называет географию репрессивной политики, и из контекста можно понять, что имеется в виду в том числе и депортации народов.
Н.Ф. Бугай является ведущим публикатором источников по проблеме депортаций отдельных народов СССР. Естественно, что такой вопрос, как размеры депортаций занимает значительное место в его работе. Исследователь не выделяет период 30-х – начала 40-х гг., поэтому мы можем привести его данные только за 30-е – 50 гг. в целом:
«Теперь уже известно, что спецпоселению, принудительному выселению и т[ак] д[алее] подвергались представители более сорока народов СССР. Многие из них были переселены полностью. В 1930 – 1950-е годы покинули места своего исконного проживания около 3,5 млн. человек... Значительная часть из переселенных погибла»297.
В данном случае автор не раскрывает технологию своих подсчетов и источники, на которых эти подсчеты базируются.
По интересующему же нас периоду (конец 20-х – начало 40-х гг.) Н.Ф. Бугай дает масштабы депортации отдельных народов и категорий населения:
1. Количество поляков, депортированных в 1936 г. из Западной Украины:
«Первыми, кого затронула депортация, явились поляки пограничных районов Украинской ССР. 28 апреля 1936 г. было подписано постановление Совета Народных Комиссаров № 776-120 о переселении их в Казахстан. Как «неблагонадежный элемент» из пограничной зоны убывали 35 820 поляков, из них 35 739 человек переселены в Казахскую ССР, остальные мелкими группами по областям Российской Федерации. 1936 г. явился лишь началом мытарств поляков по бескрайним просторам России»298.