"Семья" Моргана

II. СЕМЬЯ

Морган, проведший  большую часть своей жизни  среди ирокезов, которые и теперь еще живут в штате Нью-Йорк, и усыновленный одним из их племен (племенем сенека), обнаружил, что у  них существовала система родства, которая находилась в противоречии с их действительными семейными  отношениями. У них господствовало то легко расторжимое обеими сторонами  единобрачие, которое Морган обозначает как "парную семью". Потомство такой супружеской пары было поэтому всем известно и общепризнано: не могло быть сомнения относительно того, к кому следует применять обозначения отец, мать, сын, дочь, брат, сестра. Но фактическое употребление этих выражений противоречит этому. Ирокез называет своими сыновьями и дочерьми не только своих собственных детей, но и детей своих братьев, а они называют его отцом. Детей же своих сестер он называет своими племянниками и племянницами, а они его - дядей. Наоборот, ирокезка называет детей своих сестер, как и своих собственных детей, своими сыновьями и дочерьми, а те называют ее матерью. Детей же своих братьев она называет своими племянниками и племянницами, а сама является для них теткой. Точно так же дети братьев, как и дети сестер, называют друг друга братьями и сестрами. Напротив, дети женщины и дети ее брата называют друг друга двоюродными братьями и двоюродными сестрами. И это - не просто не имеющие значения названия, а выражения фактически существующих взглядов на близость и дальность, одинаковость и неодинаковость кровного родства, и эти взгляды служат основой вполне разработанной системы родства, которая в состоянии выразить несколько сот различных родственных отношений отдельного индивида. Более того: эта система действует в полную силу не только у всех американских индейцев (до сих пор не обнаружено ни одного исключения), но применяется также почти в неизмененном виде у древнейших обитателей Индии, дравидских племен Декана и племен гаура в Индостане. Обозначения родства у тамилов Южной Индии и у ирокезов племени сенека в штате Нью-Йорк одинаковы еще и теперь более чем для двухсот различных родственных отношений. И у этих индийских племен, так же как и у всех американских индейцев, родственные отношения, вытекающие из существующей формы семьи, также находятся в противоречии с системой родства.

Как же это объяснить? При той решающей роли, какую родство  играет в общественном строе у  всех диких и варварских народов, нельзя одними фразами сбросить со счетов значение этой так широко распространенной системы. Система, общераспространенная в Америке, существующая также в  Азии у народов совершенно другой расы, часто встречающаяся в более  или менее видоизмененных формах повсюду в Африке и Австралии, - такая система требует исторического  объяснения; от нее нельзя отделаться одними словами, как это пытался  сделать, например, Мак-Леннан. Обозначения: отец, ребенок, брат, сестра - не какие-то лишь почетные звания, они влекут за собой вполне определенные, весьма серьезные взаимные обязательства, совокупность которых составляет существенную часть общественного строя этих народов. И объяснение нашлось. На Сандвичевых (Гавайских) островах еще в первой половине настоящего века существовала форма семьи, в которой были точно  такие отцы и матери, братья и  сестры, сыновья и дочери, дяди и  тетки, племянники и племянницы, каких  требуют американская и древнеиндийская  системы родства. Но удивительно! Система  родства, действовавшая на Гавайских  островах, опять-таки не совпадала с  фактически существовавшей там формой семьи. А именно, там все без  исключения дети братьев и сестер считаются братьями и сестрами и  общими детьми не только своей матери и ее сестер или своего отца и  его братьев, а всех братьев и  сестер своих родителей без различия. Если, следовательно, американская система  родства предполагает уже не существующую в Америке более примитивную  форму семьи, которую мы действительно  еще находим на Гавайских островах, то, с другой стороны, гавайская система  родства указывает на еще более  раннюю форму семьи, существования  которой в настоящее время  мы, правда, уже нигде не можем  обнаружить, но которая должна была существовать, так как иначе не могла бы возникнуть соответствующая  система родства.

"Семья", - говорит  Морган, - "активное начало; она  никогда не остается неизменной, а переходит от низшей формы  к высшей, по мере того как  общество развивается от низшей  ступени к высшей. Напротив, системы  родства пассивны; лишь через  долгие промежутки времени они  регистрируют прогресс, проделанный  за это время семьей, и претерпевают  радикальные изменения лишь тогда,  когда семья уже радикально  изменилась".

"И точно так  же, - прибавляет Маркс, - обстоит  дело с политическими, юридическими, религиозными, философскими системами  вообще".{*9} В то время как  семья продолжает развиваться,  система родства окостеневает, и  пока последняя продолжает существовать  в силу привычки, семья перерастает  ее рамки. Но с такой же  достоверностью, с какой Кювье  по найденной около Парижа  сумчатой кости скелета животного  мог заключить, что этот скелет  принадлежал сумчатому животному  и что там когда-то жили вымершие  сумчатые животные, - с такой же  достоверностью можем мы по  исторически дошедшей до нас  системе родства заключить, что  существовала соответствующая ей  вымершая форма семьи.

Упомянутые выше системы родства и формы семьи  отличаются от господствующих ныне тем, что у каждого ребенка несколько  отцов и матерей. По американской системе родства, которой соответствует  гавайская семья, брат и сестра не могут быть отцом и матерью  одного и того же ребенка; гавайская  же система родства предполагает семью, в которой, наоборот, это было правилом. Здесь перед нами ряд  форм семьи, прямо противоречащих тем, которые до сих пор обычно считались  единственно существовавшими. Традиционное представление знает только единобрачие, наряду с ним многоженство одного мужчины, да еще, в крайнем случае, многомужество одной женщины, и  при этом, как и подобает морализирующему  филистеру, умалчивает, что практика негласно, но бесцеремонно преступает границы, предписанные официальным  обществом. Изучение первобытной истории, напротив, показывает нам состояние, при котором мужья живут в  многоженстве, а их жены одновременно - в многомужестве, и поэтому дети тех и других считаются общими детьми их всех, состояние, которое  в свою очередь, до своего окончательного перехода в единобрачие, претерпевает целый ряд изменений. Эти изменения  таковы, что круг, охватываемый общими брачными узами, первоначально очень  широкий, все более и более суживается, пока, в конце концов, не остается только отдельная пара, которая и преобладает в настоящее время.

Воссоздавая таким  образом историю семьи в обратном порядке, Морган, в согласии с большинством своих коллег, приходит к выводу, что существовало первобытное состояние, когда внутри племени господствовали неограниченные половые связи, так  что каждая женщина принадлежала каждому мужчине и равным образом  каждый мужчина - каждой женщине. О таком  первобытном состоянии говорили, еще начиная с прошлого века, но ограничивались общими фразами; лишь Бахофен, - и в этом одна из его крупных  заслуг, - отнесся серьезно к этому  вопросу и стал искать следы этого  состояния в исторических и религиозных  преданиях. Мы знаем теперь, что эти  найденные им следы возвращают нас  вовсе не к общественной ступени  неупорядоченных половых отношений, а к гораздо более поздней  форме, к групповому браку. Названная  примитивная общественная ступень, - если она действительно существовала, - относится к столь отдаленной эпохе, что едва ли можно рассчитывать найти среди социальных ископаемых, у отставших в своем развитии дикарей, прямые доказательства ее существования  в прошлом. Заслуга Бахофена в  том и заключается, что он выдвинул на первый план исследование этого  вопроса.{*10}

С недавнего времени {*11} вошло в моду отрицать эту  начальную ступень половой жизни  человека. Хотят избавить человечество от этого "позора". И при этом ссылаются не только на отсутствие какого-либо прямого доказательства, но особенно на пример прочего животного  мира; относительно последнего Летурно ("Эволюция брака и семьи", 1888) собрал множество фактов, показывающих, что совершенно неупорядоченные  половые отношения свойственны  и здесь низкой ступени развития. Однако из всех этих фактов я могу вывести  лишь то заключение, что они абсолютно  ничего не доказывают в отношении  человека и его первобытных условий  жизни. Длительное парное сожительство у позвоночных животных достаточно объясняется физиологическими причинами: например, у птиц тем, что самка  нуждается в помощи в период высиживания  птенцов; встречающиеся у птиц примеры  прочной моногамии ничего не доказывают в отношении людей, так как  люди происходят ведь не от птиц. И если строгая моногамия является вершиной всяческой добродетели, то пальма первенства по праву принадлежит ленточной  глисте, которая в каждом из своих 50 - 200 проглоттид, или члеников тела, имеет полный женский и мужской  половой аппарат и всю свою жизнь только и делает, что в  каждом из этих члеников совокупляется  сама с собой. Если же мы ограничимся  млекопитающими животными, то найдем здесь  все формы половой жизни - неупорядоченные  отношения, подобие группового брака, многоженство, единобрачие; недостает  только многомужества, до которого могли  дойти только люди. Даже у наших  ближайших родственников, четвероруких, обнаруживаются все возможные разновидности  группировок самцов и самок; если же взять еще более узкие рамки  и рассмотреть лишь четыре рода человекообразных обезьян, то тут Летурно в состоянии  только сказать, что у них встречается  то моногамия, то полигамия, между тем  как Сос-сюр, согласно Жиро-Т¬лону, утверждает, что они моногамны. Новейшие утверждения  Вестермарка ("История человеческого  брака", Лондон, 1891) о моногамии  у человекообразных обезьян также  еще далеко не могут служить доказательствами. Словом, имеющиеся данные таковы, что  добросовестный Летурно признается:

"Впрочем, у  млекопитающих животных совсем  нет строгого соответствия между  степенью умственного развития  и формой полового общения".

А Эспинас ("О  сообществах животных", 1877) прямо  говорит:

"Стадо - это  высшая социальная группа, которую  мы можем наблюдать у животных. Она составляется, по-видимому, из  семей, но уже с самого начала  семья и стадо находятся в  антагонизме, между их развитием  существует обратная зависимость".

Как уже видно  из сказанного выше, о семейных и  других совместно живущих группах  человекообразных обезьян мы почти  ничего определенного не знаем; имеющиеся  сведения прямо противоречат друг другу. Это и неудивительно. Как противоречивы  и как сильно нуждаются в критической  проверке и отсеве даже сведения, которые  мы имеем о диких человеческих племенах! А сообщества обезьян еще  гораздо труднее наблюдать, чем  сообщества людей. Пока, следовательно, мы должны отвергнуть всякие заключения, сделанные на основании таких  абсолютно ненадежных сообщений.

Напротив, приведенное  выше положение Эспинаса дает нам  более прочную точку опоры. Стадо  и семья у высших животных не дополняют  одно другое, а противоположны друг другу. Эспинас очень хорошо показывает, как ревность самцов в период течки  ослабляет сплоченность стада или  временно разрушает ее.

"Там, где семья  тесно сплочена, стадо образуется  только как редкое исключение. Напротив, там, где господствует  либо свободное половое общение,  либо полигамия, стадо образуется  почти само собой... Чтобы могло  образоваться стадо, семейные  узы должны ослабнуть и особь  должна снова стать свободной.  Поэтому мы так редко встречаем  у птиц организованные стаи... Напротив, у млекопитающих мы  находим до известной степени  организованные сообщества именно  потому, что особь здесь не  поглощается семьей... Для чувства  стадной общности не может  поэтому быть при его возникновении  большего врага, чем чувство  семейной общности. Скажем прямо:  если развилась более высокая  общественная форма, чем семья,  то это могло случиться только  благодаря тому, что она растворила  в себе семьи, претерпевшие  коренные изменения. причем не  исключается, что именно благодаря  этому те же семьи впоследствии  находили возможность снова организоваться  при бесконечно более благоприятных  условиях" (Эспинас, цит. соч.; приведено  у Жиро-Т¬лона, "Происхождение  брака и семьи". 1884, стр. 518-520).

Отсюда видно, что  хотя сообщества животных и имеют  известную ценность для ретроспективных  умозаключений относительно сообществ  людей, но эта ценность только негативная. У высших позвоночных животных известны, насколько мы знаем, лишь две формы семьи: многоженство и сожительство отдельными парами; в обоих случаях допускается лишь один взрослый самец, лишь один супруг. Ревность самца, одновременно скрепляющая и ограничивающая семью животных, приводит ее в противоречие со стадом; из-за этой ревности стадо, более высокая форма общения, в одних случаях прекращает свое существование, в других утрачивает сплоченность или распадается на время течки, а в лучшем случае задерживается в своем дальнейшем развитии. Одного этого достаточно для доказательства, что семья животных и первобытное человеческое общество - вещи несовместимые, что первобытные люди, выбиравшиеся из животного состояния, или совсем не знали семьи, или, самое большее, знали такую, какая не встречается у животных. Такое безоружное животное, как находящийся в процессе становления человек, могло бы еще выжить в небольшом числе даже в условиях изолированного существования, когда высшей формой общения является сожительство отдельными парами, как, по утверждению Вестермарка, опирающегося на рассказы охотников, живут гориллы и шимпанзе. Но для того, чтобы в процессе развития выйти из животного состояния и осуществить величайший прогресс, какой только известен в природе, требовался еще один элемент: недостаток способности отдельной особи к самозащите надо было возместить объединенной силой и коллективными действиями стада. Из тех условий, в которых в настоящее время живут человекообразные обезьяны, переход к человеческому состоянию был бы прямо необъясним; эти обезьяны производят скорее впечатление отклонившихся боковых линий, обреченных на постепенное вымирание и, во всяком случае, находящихся в состоянии упадка. Одного этого достаточно, чтобы отказаться от проведения всяких параллелей между формами семьи у них и у первобытного человека. Ведь взаимная терпимость взрослых самцов, отсутствие ревности были первым условием для образования таких более крупных и долговечных групп, в среде которых только и могло совершиться превращение животного в человека. И действительно, что находим мы в качестве древнейшей, наиболее ранней формы семьи, существование которой в истории мы можем неоспоримо доказать и которую можно и теперь еще кое-где изучать? Групповой брак, форму брака, при которой целые группы мужчин и целые группы женщин взаимно принадлежат друг другу и которая оставляет очень мало места для ревности. И далее, на более поздней ступени развития мы находим такую представляющую собой исключение форму, как многомужество, которое в еще большей степени находится в вопиющем противоречии с каким-либо чувством ревности и потому не известно животным. Но известные нам формы группового брака сопряжены со столь своеобразно запутанными условиями, что они с необходимостью указывают на более ранние, более простые формы полового общения, а вместе с тем, в конечном счете, на соответствующий переходу от животного состояния к человеческому период неупорядоченных половых отношений; поэтому ссылки на браки у животных возвращают нас к тому именно пункту, от которого они должны были нас раз навсегда увести.

Ибо что же это  значит: неупорядоченные половые  отношения? Это значит, что запретительные ограничения нашего или какого-нибудь более раннего времени не имели  тогда силы. Мы уже видели, как  отпало ограничение, обусловленное  ревностью. А то, что ревность - чувство, развившееся относительно поздно, можно  считать твердо установленным. То же самое можно сказать по поводу представления о кровосмешении. Не только брат и сестра были первоначально  мужем и женой, но и половая  связь между родителями и детьми еще в настоящее время допускается  у многих народов. Банкрофт ("Туземные племена тихоокеанских штатов Северной Америки", 1875, т. I) свидетельствует  о существовании таких отношении  у кавиаков на побережье Берингова  пролива и у жителей острова  Кадьяк близ Аляски, у тинне во внутренней части британской Северной Америки; Летурно дает сводку таких же фактов, встречающихся у индейцев-чиппевеев, у кукусов в Чили, у караибов, у каренов на Индокитайском полуострове; о рассказах древних греков и  римлян о парфянах, персах, скифах, гуннах и др. нечего и говорить. Пока не было открыто, что такое кровосмешение (а это - открытие, и притом в высшей степени ценное), половая связь  между родителями и детьми могла  вызывать не больше отвращения, чем  между другими лицами, принадлежащими к разным поколениям, а это ведь и теперь случается в самых  филистерских странах, не возбуждая  большого ужаса; даже старые "девы" в возрасте за шестьдесят лет, если они достаточно богаты, выходят иногда замуж за молодых мужчин лет тридцати. Если же от известных нам наиболее ранних форм семьи отбросить связанные  с ними представления о том, что  является кровосмешением, - представления, совершенно отличные от наших и часто  прямо противоречащие им, - то мы получим  форму половых отношений, которую  можно обозначить только как неупорядоченную. Неупорядоченную постольку, поскольку  еще не существовало ограничений, установленных  впоследствии обычаем. Но отсюда еще  отнюдь не следует неизбежность полного  беспорядка в повседневной практике этих отношений. Временное сожительство отдельными парами, как это теперь бывает в большинстве случаев  даже при групповом браке, отнюдь не исключается. И если Вестермарк, новейший из исследователей, отрицающих такое первобытное состояние, называет браком всякий случай, когда оба  пола остаются в парном сожительстве до рождения потомства, то следует сказать, что такого рода брак вполне мог  иметь место при состоянии  неупорядоченных отношений, отнюдь не противореча неупорядоченности, то есть отсутствию установленных обычаем  ограничений половых связей. Правда, Вестермарк исходит из взгляда, что