"Семья" Моргана

"Ежегодно повторявшееся  принесение этой жертвы уступает  место однократной повинности, гетеризм  матрон уступает место гетеризму  девушек; вместо того, чтобы практиковать  его во время брака, им занимаются  до брака; вместо того чтобы  отдаваться без разбора всякому,  отдаются только определенным  лицам" ("Материнское право", стр. XIX).

У других народов  религиозная оболочка отсутствует: у некоторых - в древности у  фракийцев, кельтов и др., в настоящее  время еще у многих коренных обитателей Индии, у малайских народов, у  тихоокеанских островитян и у  многих американских индейцев - девушки  пользуются до своего замужества полнейшей  половой свободой. Это особенно распространено почти всюду в Южной Америке, что может засвидетельствовать  каждый, кто проникал хоть немного  в глубь этого материка. Так  Агассис ("Путешествие в Бразилию", Бостон и Нью-Йорк, 1886, стр. 266) рассказывает следующее об одной богатой семье индейского происхождения. Когда он познакомился с дочерью, он спросил об ее отце, полагая, что это муж ее матери, который участвовал в это время в качестве офицера в войне с Парагваем, но мать с улыбкой ответила: nao tern pai, e filha da fortuna - у нее нет отца, она - дитя случая.

"Так всегда  говорят индейские женщины и  метиски без стыда и стеснения  о своих внебрачных детях; и  это вовсе не исключение, исключением,  по-видимому, является скорее обратное. Дети... часто знают только свою  мать, потому что все заботы  и ответственность падают на  нее; о своем отце они ничего  не знают, да и женщине, повидимому, никогда не приходит в голову, что она или ее дети могут  иметь к нему какие-либо претензии".

То, что здесь  цивилизованному человеку представляется странным, согласно материнскому праву  и в условиях группового брака  является попросту правилом.

У одних народов  друзья и родные жениха или приглашенные на свадьбу гости предъявляют  во время самой свадьбы унаследованное от древних времен право на невесту, причем жених оказывается последним  в очереди; так было в древности  на Балеарских островах и у африканских  авгилов, а у бареа в Абиссинии  имеет место и в настоящее  время. У других народов какое-нибудь должностное лицо, предводитель племени  или рода, касик, шаман, жрец, князь, или как бы он ни назывался, является представителем общины и пользуется по отношению к невесте правом первой ночи. Вопреки всем усилиям  неоромантиков смягчить этот факт, это jus primae noctis {*28} существует еще и  поныне как пережиток группового брака у большинства обитателей Аляски (Банкрофт, "Туземные племена", I, 81), у таху в Северной Мексике (там  же, стр. 584) и у других народов; и  оно существовало в течение всего  средневековья - по крайней мере в  странах, которые были первоначально  кельтскими, например, в Арагоне, и  где оно произошло непосредственно  от группового брака. В то время как  в Кастилии крестьянин никогда не был крепостным, в Арагоне царило крепостничество в самых гнусных  формах вплоть до третейского решения  Фердинанда Католика от 1486 года. В этом документе сказано:

"Мы постановляем  и объявляем, что вышеупомянутые  господа" (senyors, бароны) "...не имеют  также права, когда крестьянин  берет себе жену, спать с ней  первую ночь, или, в знак своего  владычества в свадебную ночь, когда жена ляжет в постель,  переступить через эту постель  и упомянутую женщину; вышеупомянутые  господа не имеют также права  требовать услуг от дочери  или сына крестьянина против  их воли, будь то за плату,  или без платы". (Оригинальный  текст на каталонском языке  цитируется у Зугенхейма, "Крепостное  право", Петербург, 1861, стр. 355.)

Бахофен, далее, безусловно прав, когда настойчиво утверждает, что переход от того, что он называет "гетеризмом", или "греховным  зачатием", к единобрачию совершился главным образом благодаря женщинам. Чем больше с развитием экономических  условий жизни, следовательно, с  разложением древнего коммунизма и  увеличением плотности населения  унаследованные издревле отношения  между полами утрачивали свой наивный  первобытный характер, тем больше они должны были казаться женщинам унизительными и тягостными; тем  настойчивее должны были женщины  добиваться, как избавления, права  на целомудрие, на временный или  постоянный брак лишь с одним мужчиной. От мужчин этот шаг вперед не мог  исходить помимо прочего уже потому, что им вообще никогда, даже вплоть до настоящего времени, не приходило  в голову отказываться от удобств  фактического группового брака. Только после того как женщинами был  осуществлен переход к парному  браку, мужчины смогли ввести строгую  моногамию, - разумеется, только для  женщин.

Парная семья  возникла на рубеже между дикостью и варварством, большей частью уже  на высшей ступени дикости, кое-где  лишь на низшей ступени варварства. Это - характерная форма семьи  для эпохи варварства, так же как  групповой брак - для дикости, а  моногамия - для цивилизации. Для  дальнейшего развития парной семьи  в прочную моногамию нужны  были иные причины, чем те, которые, как мы видели, действовали до сих  пор. Уже в парном сожительстве группа была сведена к своей последней  единице, своей двухатомной молекуле, - к одному мужчине и одной женщине. Естественный отбор завершил свое дело путем проводимых все дальше изъятий  из брачного общения; в этом направлении  ему уже ничего не оставалось делать. И если бы, следовательно, не начали действовать новые, общественные движущие силы, то не было бы никакого основания  для возникновения из парного  сожительства новой формы семьи. Но такие движущие силы вступили в  действие.

Мы покидаем теперь Америку, эту классическую почву  парной семьи. Нет никаких признаков, которые позволяли бы заключить, что здесь развилась более  высокая форма семьи, что здесь  до открытия и завоевания когда-либо существовала где-нибудь прочная моногамия. Иначе обстояло дело в Старом свете.

Здесь приручение домашних животных и разведение стад создали  неслыханные до того источники богатства  и породили совершенно новые общественные отношения. Вплоть до низшей ступени  варварства постоянное богатство состояло почти только из жилища, одежды, грубых украшений и орудий для добывания  и приготовления пищи: лодки, оружия, домашней утвари простейшего вида. Пищу приходилось изо дня в  день добывать вновь. Теперь же прогрессировавшие  пастушеские народы - арийцы в индийском  Пятиречье и в области Ганга, как и в еще гораздо более  богатых в ту пору водой степях бассейнов рек Оксуса и Яксарта, семиты по Евфрату и Тигру - приобрели  в стадах лошадей, верблюдов, ослов, крупного рогатого скота, овец, коз  и свиней имущество, которое требовало  только надзора и самого примитивного ухода, чтобы размножаться все в  большем и большем количестве и доставлять обильнейшую молочную и мясную пищу. Все прежние способы  добывания пищи отступили теперь на задний план; охота, бывшая раньше необходимостью, стала теперь роскошью.

Но кому принадлежало это новое богатство? Первоначально, безусловно, роду. Однако уже рано должна была развиться частная собственность  на стада. Трудно сказать, являлся ли в глазах автора так называемой Первой книги Моисея патриарх Авраам владельцем своих стад в силу собственного права  как глава семейной общины или  же в силу своего положения фактически наследственного старейшины рода. Несомненно лишь то, что мы не должны представлять его себе собственником в современном смысле этого слова. И несомненно, далее, что на пороге достоверной истории мы уже всюду находим стада как обособленную собственность {*29} глав семей совершенно так же, как и произведения искусства варварской эпохи, металлическую утварь, предметы роскоши и, наконец, людской скот - рабов.

Ибо теперь изобретено было также и рабство. Для человека низшей ступени варварства раб был  бесполезен. Поэтому американские индейцы  обращались с побежденными врагами  совсем не так, как с ними поступали  на более высокой ступени развития. Мужчин они убивали или же принимали  как братьев в племя победителей; женщин они брали в жены или  иным способом также принимали вместе с их уцелевшими детьми в состав своего племени. Рабочая сила человека на этой ступени не дает еще сколько-нибудь заметного избытка над расходами  по ее содержанию. С введением скотоводства, обработки металлов, ткачества и, наконец, полеводства положение  изменилось. С рабочей силой, в  особенности после того как стада  окончательно перешли во владение семей,{*30} произошло то же, что с женами, которых раньше добывать было так  легко и которые приобрели  теперь меновую стоимость и стали  покупаться. Семья увеличивалась  не так быстро, как скот. Для надзора  за скотом требовалось теперь больше людей; для этой цели можно было воспользоваться  взятым в плен врагом, который к  тому же мог так же легко размножаться, как и скот.

Такие богатства, поскольку  они однажды перешли в частное  владение отдельных семей {*31} и быстро возрастали, нанесли сильный удар обществу, основанному на парном браке  и на материнском роде. Парный брак ввел в семью новый элемент. Рядом  с родной матерью он поставил достоверного родного отца, который, к тому же, вероятно, был даже более достоверен, чем иные современные "отцы". Согласно существовавшему тогда разделению труда в семье, на долю мужа выпадало добывание пищи и необходимых  для этого орудий труда, следовательно, и право собственности на последние; в случае расторжения брака он забирал их с собой, а за женой  оставалась ее домашняя утварь. По обычаю тогдашнего общества муж был поэтому  также собственником нового источника  пищи - скота, а впоследствии и нового орудия труда - рабов. Но по обычаю того же общества его дети не могли его  наследовать, так как с наследованием  дело обстояло следующим образом.

Согласно материнскому праву, следовательно, до тех пор, пока происхождение считалось только по женской линии, а также в  соответствии с первоначальным порядком наследования в роде, умершему члену  рода наследовали его сородичи, Имущество  должно было оставаться внутри рода. Ввиду  того, что составлявшие его предметы были незначительны, оно на практике, вероятно, искони переходило к ближайшим  сородичам, следовательно - к кровным  родственникам со стороны матери. Но дети умершего мужчины принадлежали не к его роду, а к роду своей  матери; они наследовали матери первоначально  вместе с остальными ее кровными родственниками, позднее, возможно, - в первую очередь; но своему отцу они не могли наследовать, так как не принадлежали к его  роду, имущество же отца должно было оставаться в этом последнем. Следовательно, после смерти владельца стад его  стада должны были переходить прежде всего к его братьям и сестрам  и к детям его сестер или  же к потомкам сестер его матери. Его же собственные дети оказывались  лишенными наследства.

Таким образом, по мере того как богатства росли, они, с  одной стороны, давали мужу более  влиятельное положение в семье, чем жене, и, с другой стороны, порождали  стремление использовать это упрочившееся положение для того, чтобы изменить традиционный порядок наследования в пользу детей. Но это не могло  иметь места, пока происхождение  велось в соответствии с материнским  правом. Поэтому последнее должно было быть отменено, и оно было отменено. Это было совсем не так трудно, как  нам теперь представляется. Ведь этой революции - одной из самых радикальных, пережитых человечеством, - не было надобности затрагивать ни одного из живущих членов рода. Все они могли  оставаться и далее тем, чем были раньше. Достаточно было простого решения, что на будущее время потомство  членов рода мужчин должно оставаться внутри него, тогда как потомство  женщин должно исключаться из него и переходить в род своего отца. Этим отменялось определение происхождения  по женской и право наследования по материнской линии и вводилось  определение происхождения по мужской  и право наследования по отцовской  линии. Мы ничего не знаем о том, как  и когда эта революция произошла  у культурных народов. Она целиком  относится к доисторической эпохе. Но что такая революция произошла, более чем достаточно доказано сведениями о многочисленных следах материнского права, в особенности собранными Бахофеном; как легко она совершается, мы видим на примере целого ряда индейских племен, где она произошла  только недавно и еще происходит отчасти под влиянием растущего  богатства и изменившегося образа жизни (переселение из лесов в  прерии), отчасти под моральным  воздействием цивилизации и миссионеров. Из восьми племен бассейна Миссури  шесть ведут происхождение и  признают наследование по мужской линии, а два еще по женской линии. У племен шауни, майями и делаваров  укоренился обычай: называя детей  одним из родовых имен отцовского рода, приобщать их таким путем  к этому роду, чтобы они могли  наследовать своему отцу. "Свойственная человеку казуистика - изменять вещи, меняя  их названия, и находить лазейки  для того, чтобы в рамках традиции ломать традицию, когда непосредственный интерес служит для этого достаточным  побуждением!" (Маркс).{*32} Из-за этого  происходила безнадежная путаница, которая могла быть устранена  и отчасти действительно была устранена переходом к отцовскому праву. "Этот переход кажется вообще самым естественным" (Маркс).{*33} - О том,{*34} что могут сказать  нам юристы, пользующиеся сравнительным  методом, относительно того, как совершался этот переход у культурных народов  Старого света, - почти все это, конечно, только гипотезы, - см. М. Ковалевский, "Очерк происхождения и развития семьи и собственности", Стокгольм, 1890.

Ниспровержение  материнского права было всемирно-историческим поражением женского пола. Муж захватил бразды правления и в доме, а  жена была лишена своего почетного  положения, закабалена, превращена в  рабу его желаний, в простое орудие деторождения. Это приниженное положение  женщины, особенно неприкрыто проявившееся у греков героической и - еще более - классической эпохи, постепенно было лицемерно прикрашено, местами также облечено в более мягкую форму, но отнюдь не устранено.

Первый результат  установившегося таким образом  единовластия мужчин обнаруживается в  возникающей теперь промежуточной  форме - патриархальной семье. Ее главная  характерная черта - не многоженство, о котором речь будет ниже, а

"организация  известного числа лиц, свободных  и несвободных, в семью, подчиненную  отцовской власти главы семьи.  В семье семитского типа этот  глава семьи живет в многоженстве, несвободные имеют жену и детей,  а цель всей организации состоит  в уходе за стадами в пределах  определенной территории".

Существенными признаками такой семьи являются включение  в ее состав несвободных и отцовская  власть; поэтому законченным типом mb.) формы семьи является римская  семья. Слово familia первоначально означает не идеал современного филистера, представляющий собой сочетание сентиментальности  и домашней грызни; у римлян оно  первоначально даже не относится  к супругам и их детям, а только к рабам. Famulus значит домашний раб, a familia - это совокупность принадлежащих  одному человеку рабов. Еще во времена  Гая familia, id est patrimonium (то есть наследство), передавалось по завещанию. Выражение  это было придумано римлянами  для обозначения нового общественного  организма, глава которого был господином жены и детей и некоторого числа  рабов, обладая в силу римской  отцовской власти правом распоряжаться  жизнью и смертью всех этих подчиненных  ему лиц.

"Это выражение,  таким образом, не древнее одетой  в железную броню семейной  системы латинских племен, возникшей  после введения полеводства и  узаконения рабства и после  отделения арийских италиков  от греков".

Маркс к этому  добавляет: "Современная семья  содержит в зародыше не только рабство (servitus), но и крепостничество, так  как она с самого начала связана  с земледельческими повинностями. Она  содержит в миниатюре все те противоречия, которые позднее широко развиваются  в обществе и в его государстве".{*35}

Такая форма семьи  означает переход от парного брака  к моногамии. Чтобы обеспечить верность жены, а следовательно, и происхождение  детей от определенного отца, жена отдается под безусловную власть мужа; если он ее убивает, он только осуществляет свое право.{*36}