Тактика и стратегия ведения боя русскими полководцами

   14. Сацкий А.Г. Фёдор Федорович  Ушаков // Вопросы истории. 2002. № 3 

   15. Скаловский Р. Жизнь адмирала  Фёдора Фёдоровича Ушакова. - СПб., 1764. 

   16. Трухановский В.Г. Судьба адмирала: триумф и трагедия. - М., 1984. 

   17. Трухановский В.Г. Крупнейшие  сражения Г. Нельсона // Прометей  стр.51-78 Фаган Г. Обнаженный меч. Эпизоды их английской истории. - М., 1991. 

        Необходимо обобщить то новое, что внес великий русский полководец А. В. Суворов в развитие тактики, и на этой основе определить его место в развитии европейского военного искусства. Выдвинув на первый план удар в сочетании с использованием огня для подготовки удара, Суворов осуществил не меньший сдвиг в военном искусстве, чем республиканская армия после 1792 г. Но он сделал это целенаправленно и гораздо раньше, чем произошло первоначально стихийным путем разъединение во французской армии тех, кто стрелял, и тех, кто ходил в атаку, и найденное таким образом построение смогло как-то сбалансировать бой между его важнейшими элементами. Не трудно видеть, что в армии Суворова старая тактика оказалась преодоленной и отброшенной не посредством новой формы построения, а посредством внедрения нового характера ведения боя. Республиканская же армия Франции пошла по менее ясному пути специализации элементов боевого строя. 

   1. Тактика  родов войск у Суворова 

   Суворов шел к вопросу о боевом использовании пехоты по тому пути, который был уже намечен в русской армии Петром I, и нашел решение проблемы, оказавшейся неразрешимой для военного искусства Западной Европы его времени. Сущность его преобразований в тактике была на первый взгляд очень проста, но значение их огромно. 

   Суворов прежде всего понял более ясно, чем кто-либо из его современников, что состав русской армии и  качества русского солдата дают возможность  воспитать в войсках свойства, нужные для самой решительной формы боя, для боя холодным оружием. Суворов нашел, далее, нужные методы воспитания и обучения войск в указанном направлении. И наконец, Суворов нашел правильный способ использования в бою воспитанной и обученной в его духе пехоты, сущность которого сводилась к тому, что штыковой удар выдвигался на первый план как решающий акт боя, но ружейный огонь при этом не отрицался, а сохранялся как необходимая подготовка удара. 

   Вместо  огневого состязания с очень медленным, не доводившимся, как правило, до удара сближением, в которое выливалась атака по методам западноевропейской тактики, пехота Суворова после короткой огневой подготовки начинала безостановочное движение вперед, завершавшееся обязательно броском в штыки. Огонь должен был отчасти расстроить и деморализовать противника, дезорганизовать его огонь и снизить его действенность. Кроме того, дым от выстрелов служил своего рода маскировкой для атакующего. При атаке без огневой подготовки обороняющийся, стреляя более спокойно, имел шансы нанести наступающему тяжелые потери, а то и легко отбить атаку. Грубейшей ошибкой было бы считать, следуя иногда встречающемуся мнению, что Суворов вовсе пренебрегал огнем. Он хотел только ограничить его необходимым минимумом, стремясь в то же время сохранить по возможности его действенность за счет большой меткости. Знаменитое изречение «пуля — дура, штык — молодец» следует рассматривать лишь как один из воспитательных приемов, содержащих элемент сознательной утрировки. Но — подчеркнем еще раз — огонь пехоты у Суворова играл роль только подготовки удара. Пожалуй, наиболее ясно это высказано в приказе 1794 г.: «Шаг назад — смерть, всякая стрельба кончается штыками»'. 

   Таким образом, Суворов, не отказываясь от разумного использования всех свойств  оружия, решительно порвал с переоценкой ружейного огня, господствовавшей а то время. 

   В сказанном  заключается сущность суворовского способа ведения боя и то действительно  новое, что было внесено им в тактику  своего времени. Это основное положение  его тактической системы подчеркивается и проводится им с исключительной настойчивостью через всю его полководческую деятельность. Внедрение такого подхода явилось переворотом в представлении о сущности боя, характерном для классической линейной тактической системы. Именно отсюда, с нашей точки зрения, вытекают иные новации полководца в сфере тактики. 

   Найдя, таким образом, наиболее эффективный  способ использования пехоты в бою  и методы воспитания и обучения, обеспечивающие реализацию этого способа  на практике, Суворов получил в  лице своей пехоты могущественное средство к решению самых разнообразных и самых сложных тактических задач. Пехота Суворова атаковала или контратаковала любого противника и добивалась успеха над ним в любой обстановке и любых, иногда самых трудных, условиях местности. Она штурмом преодолевала мощные, не разрушенные артиллерией укрепления Измаила, она сбивала противника с позиции и в открытом поле, и в лесных дефиле Польши, и на перерезанных канавами, изгородями, виноградниками полях Северной Италии, и на неприступных горных перевалах или в ущельях Центральных Альп. То, что признавалось военной наукой XVIII в. неоправданным риском или вовсе невыполнимым, сделалось для Суворова обоснованной реальными предпосылками составной частью тактической системы. 

   Отсюда  вытекал и общий активный характер тактики Суворова. Суворов всегда стремился атаковать, даже и тогда, когда противник занимал выгодные естественные или искусственные позиции. Это стремление не было результатом следования какой-то отвлеченной идее — атаковать несмотря ни на что,— оно было вполне обоснованным логическим следствием желания использовать возможности своих войск. Отвергая в своих высказываниях оборону, Суворов выражал этим не какой-либо догматический взгляд, а только стремление воспитать в войсках активный наступательный дух. 

   Необходимо  коснуться еще одного вопроса  тактики пехоты Суворова, весьма характерного, поскольку он показывает самостоятельность  взглядов Суворова и противоположность  их канонам западноевропейской, прежде всего прусской, школы. Одним из таких  канонических положений этой школы является залповый неприцельный огонь. Наоборот, основным стремлением Суворова было достижение повышения меткости прицельного индивидуального огня. Происхождение этого суворовского взгляда понятно: Суворов рассчитывал на морально стойкого солдата, который в бою сохранит достаточную выдержку, чтобы прицелиться, а не на солдата, обученного механически выполнять некоторый комплекс движений с возможной быстротой. 

   Требование  Суворова относительно меткой прицельной стрельбы проходит красной нитью через все его документы по боевой подготовке войск. «... В деле ... хотя бы весьма скоро заряжать, но скоро стрелять отнюдь не надлежит, а верно целить, в лутчих стрелять, что называ-етца в утку, и пули напрасно не терять...»2—сказано в одном из приказов времен Конфедератской войны (1770 г.). «Стреляй редко, да метко»,—лаконично и выразительно требует «Наука побеждать»3. В инструкции гарнизону Кинбурна (1787 г.) Суворов разъясняет свое требование: он отмечает, что при «скорострельной пальбе» «... множество пуль пропадает напрасно, и неприятель, получая мало ран, меньше от того пугается, нежели ободряется, чего ради пехоте стрелять реже, но весьма цельно, каждому своего противника...»4.

   Существенным  моментом тактики пехоты Суворова, связанным   с   вышеуказанным   взглядом   на   повышение эффективности ружейного огня, было выделение отборных метких стрелков (иногда называемых в документах Суворова «ротными стрелками»). . Первое упоминание о них находим в приказе войскам резервного корпуса 1774 г. Здесь Суворов требует иметь в каждом капральстве шесть «выберных стрелков», которые «...должны стрелять на наездников»5. Встречается аналогичное указание в приказе войскам Крымского и Кубанского корпусов 1778 г.6, упоминаются отборные стрелки и в «Науке побеждать»7. 

   Главной ударной силой и опорой боевого  порядка у Суворова, как ясно из сказанного выше, являлась пехота. Однако большое значение придавалось им и другим родам войск. 

   Было  бы вполне естественно при общем  активном характере тактики Суворова сделать удар крупной сосредоточенной массой конницы одним из главных приемов ведения боя. 

   Нужно полагать, что Суворов и стоял  на этой точке зрения принципиально, но условия, в которых ему приходилось  действовать, в большинстве случаев  препятствовали такому применению конницы. Относительно трудностей, стоявших перед русской конницей в борьбе против турецкой, было уже сказано. В 1794 г. в Польше необходимо было считаться с лесисто-болотистой местностью. В Северной Италии в 1799 г. местность была не менее трудной для действий конницы. Возможно, что исходя из этого при формировании русских корпусов, направленных в Италию, в них включили только казачьи полки. В результате в Италии Суворов для производства сомкнутой кавалерийской атаки располагал лишь австрийской линейной конницей. А управлять австрийскими войсками было тяжело вследствие противодействия австрийских генералов приказаниям Суворова. К тому же пересеченная местность вынуждала в сражениях 1799 г. раздроблять свою конницу на сравнительно небольшие группы. 

   Тем более  заслуживает внимания тот факт, что  именно в полководческом творчестве Суворова мы находим ряд своеобразных и блестящих образцов использования конницы —- фронтальный удар казаков в рассыпном строю при Ланцкроне, беспримерная атака укреплений Крынгу-Мейлорского леса, действия в пешем строю под Кобылкой. Наконец, в деятельности Суворова имеем пример сражения, которое было проведено почти целиком конницей и доведено до полного разгрома противника: Брест, 8 (19) сентября 1794 г. При Бресте русская конница, руководимая Суворовым, доказала, что она может отлично действовать и на лесистой местности. 

   Некоторая аналогия со сказанным относительно конницы имеется и в вопросе  боевого использования артиллерии у Суворова. В русской армии зародилась в период Семилетней войны зародилась и продолжала развиваться Румянцевым в период русско-турецкой войны 1768—1774 гг. идея массированного и маневренного применения полевой артиллерии. 

   Ясно, что Суворов следовал этой линии. Подтверждением этого является использование артиллерии в сражении при Крупчицах 6 (17) сентября 1794 г. В то время как главные силы пехоты и кавалерии Суворова совершали обход левого фланга противника, полевая артиллерия русского корпуса (14 орудий), сведенная в одну батарею, действуя независимо от пехоты и кавалерии, заняла огневые позиции против левого крыла поляков и косоприцельным огнем подавила их артиллерию8. 

   Однако  дальнейшее развитие такого принципа использования артиллерии для Суворова оказалось затрудненным объективными причинами. 

   В сражениях Итальянской кампании 1799 г. Суворов располагал ограниченным числом орудий русской полевой артиллерии, а распоряжаться по своему усмотрению австрийскими резервными батареями* ен не мог; это препятствовало созданию крупной артиллерийской группировки с привлечением всей или большей части союзной полевой артиллерии. Малокалиберная артиллерия (по числу орудий наиболее многочисленная) все еще не была выведена из состава полков и массирование ее было невозможно. Кроме того, использование артиллерии при Треббии было затруднено сильно пересеченной местностью; при Нови условия местности были еще менее выгодными: противник оборонялся на господствующих высотах. 

   Добавим к сказанному, что прогресс в развитии материальной части артиллерии русской  армии в последней трети XVIII в. несколько замедлился сравнительно с предшествующим периодом (период шуваловских преобразований). Хотя в ряде вопросов данной области некоторые достижения были (например, увеличилась дальность картечного выстрела), но не было достигнуто решающего успеха в деле совершенствования способа передвижения орудий на поле боя. Способ, обеспечивавший наибольшую скорость передвижения,— в конной упряжи на передке — был внедрен как основной уже после окончания боевой деятельности Суворова, когда было разработано и практи- 

   В   австрийской  армии полевая  артиллерия именовалась  «резервчески применено  более совершенное, чем ранее, соединение передка с «хоботом» орудия. Подвижность орудий на поле боя была одним из важнейших условий для осуществления широкого и быстрого маневра крупными артиллерийскими массами. 

   2. Тактические  формы у Суворова 

   В данном разделе рассматриваются формы  строя, применявшиеся Суворовым для боя, и использование этих форм для построения боевого порядка. В подразделе о тактике в войнах с Турцией рассматривается и вопрос о боевых порядках. Под боевым строем подразумеваем фиксированное уставом или иными документами размещение военнослужащих и подразделений. Необходимо лишь учитывать, что в тактике французской республиканской армии, а иногда и в других армиях, использовался нефиксированный рассыпной строй стрелков, поэтому в таких случаях правильнее применять выражение «боевое построение». 

   Целесообразно выделить и осветить раньше, чем  другие, вопрос о тактических формах, применявшихся Суворовым в полевых  боях и сражениях с войсками одного из основных противников России в  войнах второй половины XVIII в.— турецкими  войсками. Этот вопрос стоит обособленно в связи со специфическими особенностями противника. 

   а) Боевые строи и боевые порядки, применявшиеся  Суворовым против турецких войск. 
 

   Представители и сторонники западноевропейской тактической  школы искали средство противодействия  турецким атакам только лишь в огнестрельном оружии, которое у турок было наименее удовлетворительным. Это углубляло заложенные в австрийской тактике оборонительные тенденции, и результатом было полностью пассивное ведение боя за рогатками или полевыми укреплениями. Одержать решительный успех при таком образе действий было невозможно. 

   Между тем эта тенденция находила себе место не только у австрийцев, но и в русских войсках, хотя и  не в столь явном виде. Отмечались случаи проявления ее в начале Первой русско-турецкой войны. В специальной инструкции П. И. Панин, один из способных русских генералов, совершенно определенно указывает на огонь как на главное средство борьбы с турками.  

   Заслуга в нахождении правильного пути к  одержанию решительных побед  над турецкими войсками принадлежит Румянцеву. В сражениях 1770 г. Румянцев раздроблял боевой порядок на несколько каре силой от 3000 до 11 000 человек с конницей между ними; такие каре обладали достаточной подвижностью, могли маневрировать, отбивать огнем атаки и атаковать сами, превращая поражение противника в разгром. Румянцев решительно перешел от оборонительной тактики к наступательной и порвал с предрассудком линейной тактики — стремлением сохранить единое сплошное боевое построение для всей армии.