Тактика и стратегия ведения боя русскими полководцами

   Прежде  всего заметим, что в военно-исторической литературе понятие «тактика рассыпного строя и колонн» трактуется нередко  слишком обобщенно и в нее  включаются несколько различающиеся между собой и разделенные во времени явления. В действительности тактика пехоты наполеоновской армии периода империи и армий, сражавшихся с наполеоновской после разгрома Пруссии в 1806 г., отличалась от тактики французской республиканской пехоты. В то время как у французов в 1792—1800 гг. доминирующую роль на поле боя играли густые цепи («рои») рассыпанных стрелков, в войнах периода империи и во французской армии и в армиях других государств (по мере того, как они переходили к новой тактике) преобладающее значение постепенно приобретают колонны. Укажем в качестве примера на Бородинскую битву, все документальные описания и воспоминания участников сражения подчеркивают действия французской пехоты в колоннах и штыковые контратаки русских войск в таком же построении. Напротив, стрелковый бой в рассыпном строю имел при Бородине весьма ограниченное значение; он применялся главным образом на поросшем кустарником участке позиции между Семеновскими флешами и Старой Смоленской дорогой, а на других участках поля сражения лишь в отдельных эпизодах. Подтверждается данное положение и материалами, относящимися к многочисленным другим сражениям рассматриваемого периода. Жомини, опираясь на опыт наполеоновских войн, пишет: «Застрельщики (стрелки) являются в большей или меньшей степени лишь дополнением боевого порядка, так как главная обязанность их заключается в том, чтобы... прикрывать боевую линию в собственном смысле этого слова, обеспечивать движение колонн...» 

   Основной  предпосылкой такого хода развития тактики пехоты стало возрастание эффективности и роли артиллерийского огня, который получил в рассматриваемое время явное преобладание над ружейным огнем пехоты. Атака в колоннах могла быть целесообразной только при условии достаточно действенной огневой подготовки. Эту задачу, ранее лежавшую на стрелковой цепи (в рамках системы «цепь — колонна»), в ходе наполеоновских войн все в большей и большей мере принимает на себя артиллерия. 

   Два фактора—увеличение дальности картечного огня и повышение  подвижности артиллерийских систем наряду с некоторым возрастанием относительного числа стволов и организационным совершенствованием артиллерии обусловили указанный рост значения этого рода оружия. Дальность действительного картечного выстрела возросла до 600 шагов .для 3-фунтовой пушки и до 900—1000 шагов для 12-фунтовой; таким образом, она стала в среднем в 2—2,5 раза больше дальности действительного ружейного огня. Огневое состязание между пехотой и артиллерией стало безнадежным для первой. Облегчение орудий, усовершенствование лафетов и соединение лафета с передком, обеспечивавшее независимость хода этих составных частей системы (наиболее существенный момент), создали возможность перемещать орудия на поле боя на передках. Сложились предпосылки для быстрого маневра артиллерией из глубины и по фронту и сосредоточения се на узком участке фронта. Такой маневр был впервые осуществлен русской артиллерией в сражении при Прейсиш-Эйлау 27 января (8 февраля) 1807 г. Три кошю-артиллерийские роты (36 орудий) под командованием Кутайсова прискакали с правого неатакованного крыла на левое, где назревал кризис сражения, и огнем остановили наступавшего противника. 

   Не  трудно понять, что наиболее выгодным способом использования в наступлении  результатов массированного огня артиллерии была атака пехоты в колоннах: таким путем можно было создать высокую плотность построения на участке атаки и вести ее в более высоком темпе, чем позволяли линейные тактические формы. К этому следует добавить, что уровень строевой подготовки войск обеих сторон в последних кампаниях наполеоновских войн был не слишком высок. Колонны являлись наиболее удобным боевым построением, чтобы двигать такие войска в атаку. 

   Суворов в Италии не располагал артиллерией  с такими тактико-техническими свойствами и организационной структурой, какие она приобрела несколько позднее и ходе ее совершенствования. Свободное маневрирование на передках в упряжке представляло для русской артиллерии в 1799 г. еще известные трудности, а распыление значительной части легких орудий по пехотным частям в качестве полковой артиллерии препятствовало ее массированию. К тому же и местность в обоих крупнейших сражениях Итальянской кампании была неблагоприятна для массированного и эффективного использования полевой артиллерии. 

   Поэтому артиллерия Суворова не могла взять на себя целиком функции огневой подготовки атаки пехоты. Стремясь сохранить возможно большее число людей в сомкнутом строю для выполнения штыкового удара, Суворов также ограничивал и рассыпание пехоты для стрелкового боя. Отсюда вытекала необходимость применения развернутого трехшереножного строя (а не колонны), который обеспечивал возможность подготовить атаку ружейным огнем пехоты и огнем полковой артиллерий (при максимально возможном участии полевой артиллерии). 

   Тактика Суворова отвечала свойствам оружия, которым располагали его войска, и качествам этих войск. Она была целесообразна в конкретных условиях, в которых пришлось действовать полководцу, и с этой тактикой Суворов добивался побед над сильным противником. Изменение свойств оружия со временем исключило возможность того способа оптимального сочетания огня и удара, который составлял ядро тактики Суворова и который обеспечивался у него не функциональным разделением этих элементов боя по видам войска и элементам строя, но другим путем—поочередным использованием для подобных задач всей (или почти всей) пехоты. Характерно, что развернутый сомкнутый строй остался и в сражениях 1807—1815 гг. Сохранявшие линейную тактику англичане неизменно применяли эту форму построения пехоты, причем в обороне во многих случаях с успехом. Наполеон в 1805 г. перед Аустерлицким сражением предписал своим дивизиям боевой порядок, составленный из стрелковых цепей, развернутых батальонов и батальонных колонн65. Применялся развернутый трехшереножный строй в наполеоновских войсках и в дальнейшем. Австрийцы в 1809 г., по свидетельству Жомини, применяли боевое построение пехоты, составленное из развернутого строя и колонн; по-видимому, то же имело место и в кампаниях 1813—1814 гг. В русской армии в уставе 1811 г. трехшереножный развернутый строй оставался, как прежде, основным видом боевого строя, и как ни значительны были отклонения от устава при фактическом ведении боевых действий, нет сомнений, что эта форма использовалась войсками на полях сражений 1812—1814 гг. Хотя, конечно, оснований к тому оставалось несколько меньше. Но это уже совсем другая проблема. 

   3. Общая  тактика и ее развитие 

   Если  в отношении боевого строя  мы можем проследить в тактике  Суворова некоторые устойчивые формы, то в отношении общего боевого  порядка, расположения участвующих в сражении войск на поле боя и видов маневра никаких признаков применения какого-либо одного излюбленного приема не фиксируется. Только лишь стремление действовать наступательно, намерение завершить всякий маневр ударом является руководящим принципом для Суворова во всех условиях. Но проведение этого принципа в каждом бою различно; Суворов каждый раз ищет тот путь, который в данных конкретных условиях кратчайшим образом ведет к победе. 

   Собственные высказывания Суворова ясно свидетельствуют о его стремлении уклониться от шаблонов. Примером может служить положение — «порядки сражениев в благоучреждении военноначальников» — из приказа по войскам Крымского и Кубанского корпусов 1778 г. «Перемен таковых (в боевом порядке.—Леш.) множество обрести можно, чего ради здесь не описываютца, понеже основание всем есть одинаковое»,— заканчивает Суворов раздел «Ордера баталии» приказа по резервному корпусу 1774 г. 

   И в  этом отношении Суворов резко  порвал со сложившимися в его время  представлениями, следуя здесь традициям Румянцева, отбросившего тактические шаблоны еще в сражениях 1770 г. Господствовавшие в тактике на протяжении почти всего XVIII в. воззрения исходили из необходимости выработки стандартного, рассчитанного на все случаи боевого порядка. 

   Боевой  порядок у Суворова всегда отвечал  общему тактическому замыслу боя, был  согласован с задуманной формой боевого  маневра. Для того чтобы выяснить руководящие идеи Суворова в этом вопросе, нужно рассмотреть в  сущности всю его боевую деятельность, в силу чего мы вынуждены ограничиться лишь некоторыми образцами. Только при внимательном изучении конкретной обстановки данного боя становятся ясными соображения полководца, приведшие его к принятию того или другого тактического решения. 

   Обычно  у Суворова и боевой порядок, и форма маневра были очень просты. Он знал лучше, чем кто-либо в его время, что простота замысла является одним из важнейших залогов успешности его исполнения. «Хитрые маневры хороши только для реляций»,— писал он еще в начале своей полководческой деятельности. 

   Мы  уже видели, что в войнах с турками  Суворов стремится выработать некоторый  типовой боевой порядок и применяет  его в сравнительно простых условиях обстановки (Козлуджи, Фокшаны). Маневр здесь — фронтальный удар в  центр густых, но плохо организованных скоплений противника. Но за Фокшанами следует Рымник, в котором Суворов имеет тот же состав войск, что и при Фокшанах. Между тем при Рымнике замысел сражения более сложен, и боевой порядок Суворов строит совершенно необычно для своего времени: две самостоятельные, разобщенные группы войск с конной (в основном) группой в промежутке между ними. Здесь Суворов жертвует формальными требованиями во имя идеи использования преимуществ, которые давало ему разбросанное расположение противника. 

   Существенно отметить, что Суворов вовсе не считал обязательным   всегда   составлять   против   турок   боевой порядок из каре. Примером является рассмотренный выше второй поиск  на Туртукай 7 (18) июня 1773 г. В другом случае, в сражении 1(12) октября 1787 г. на Кинбурнской косе, пехота Суворова была построена в несколько линий развернутых батальонов69. Там фланги боевого порядка были уперты в море, и построение в каре являлось нецелесообразным (боковые фасы фланговых каре остались бы неиспользованными). Это очень убедительный пример конкретности тактического мышления Суворова. 

   Глубина боевого порядка в сражениях  с турками значительна, она наращивается за счет конницы, которая составляет третий или третий и четвертый  эшелоны. Здесь было необходимо не израсходовать сразу свои силы на отражение атак турецкой конницы, а сохранить их для нанесения своего удара. Но нельзя согласиться с некоторыми авторами, утверждающими, что Суворов вообще всегда стремился к глубоким построениям боевого порядка. 

   В сражениях Польской кампании 1794 г. (Крупчицы, Брест) можно видеть, что Суворов при относительно значительной численности войск ставит их целиком в одну линию, отказываясь даже от традиционного двухлинейного построения. Это вполне соответствовало характеру противника: последний, применяя сам линейную тактику, уступал войскам Суворова и в численности и в качестве. Не было никакой надобности постепенно расшатывать его рядом ударов, наоборот, было выгодно сразу ввести в бой все силы и нанести решительный удар как можно скорее, чтобы не дать ему возможности ускользнуть. 

   Совершенно  иные задачи встали перед Суворовым  в 1799 г. Для его противника был  характерен затяжной огневой бой  стрелковых цепей, поддерживаемых из глубины; решить сражение одним ударом здесь  было невозможно. Сосредоточивать большие силы в первой линии было нецелесообразно: они могли оказаться к решительному моменту измотанными в результате длительного огневого боя. 

   В этих условиях Суворов создает боевой порядок, равного которому по глубине (подразумевая глубину боевого порядка, составленного из самостоятельных частей, а не число шеренг в строю) не встречалось до тех пор в мировой военной истории. Мы имеем в виду диспозицию, составленную Суворовым ко второму дню сражения на Тидоне—Треббии, 7 (18) июня 1799 г.™ Такой вариант боевого порядка определен замыслом действий в данной фазе сражения. 

   Маневр  заключался в том, чтобы ударом по левому крылу противника отбросить  его от возможного пути отступления, прижать к р. По и таким образом  уничтожить. Для осуществления замысла Суворов назначил на свое правое (ударное) крыло 19 батальонов, 12 эскадронов, 3 казачьих полка из общего количества имевшихся у него 34 батальонов, 24 эскадронов, 4 казачьих полков71. Это крыло образовали поставленные друг за другом авангард Багратиона, дивизия Швейковского, дивизия Фрелиха— итого 6 линий. Центр и левый фланг составляли дивизии Ферстера и Отта в линейном боевом порядке. Один кавалерийский полк (6 эскадронов) был выделен, если судить по чертежу, в общий резерв. 

   Для того чтобы показать новизну этого тактического приема Суворова, заметим, что если, например, Фридрих усиливал иногда свое ударное крыло авангардной линией, составленной из гренадерских батальонов, то это имело целью не увеличить глубину боевого порядка, а просто поставить впереди слабой пехоты более стойкие части. При Лейтене прусские гусары образовали третью линию позади пехоты, которая играла роль заградительного отряда. 

   Разумеется, идея, заложенная в рассматриваемой  суворовской диспозиции, не была вообще новой; зарождение ее можно обнаружить 22 столетиями раньше у Эпаминонда. Однако заметим, что фиванский полководец увеличил глубину своего ударного крыла только за счет прибавления числа шеренг, между тем как Суворов оперировал с самостоятельными частями боевого порядка. Создание рассматриваемой диспозиции явилось одним из важнейших поворотных моментов развития тактики в новое время. Начиная с этого момента и вплоть до наших дней мы можем проследить принцип неравномерного распределения сил в той или другой форме почти в каждом сколько-либо серьезном тактическом замысле. 

   Заметим, что плотность боевого порядка  в целом у Суворова в сражениях  Итальянской кампании, в частности  и по указанной диспозиции, была очень невелика, значительно меньше, чем в сражениях Семилетней войны. В рассматриваемом случае около 27 000 человек войск Суворова были растянуты более чем на 9 км (при Кунерсдорфе 60 000 человек Салтыкова занимали позицию протяжением около 5 км). Даже на ударном крыле плотность построения по диспозиции Суворова была сравнительно небольшой (около 8000 человек на 1 км). 

   Это объясняется  характерными особенностями тактики  противника, освещенными в предшествующих главах. Французы в рассматриваемое  время не только отказались от применения изжившего себя  сплошного порядка, но находились в данном вопросе на противоположном полюсе. Они маневрировали бригадами и дивизиями, допуская разрывы между частями боевого порядка, в результате чего и образовались растянутые фронты с низкой и средней плотностью. При этом идея сосредоточения сил на направлении главного удара была им в данный период в общем чужда. 

   Вследствие  растянутого развертывания противника пришлось и Суворову увеличить длину  своего фронта. Нужно учитывать, что  Суворов, стремясь выиграть у противника его левый фланг, одновременно должен был прикрывать переправы через По (возможный путь отступления) своим левым крылом и поэтому не мог оттянуть его далеко от берега. На направлении главного удара решающий перевес был вполне обеспечен.