Тактика и стратегия ведения боя русскими полководцами

   С этими  тактическими формами Суворову пришлось выступить в 1799 г. и против нового противника, чей способ ведения боя был принципиально отличным от линейной тактики армий западноевропейских монархических государств. Этот новый способ рассмотрен в разделе 2 главы V. Здесь действия суворовской пехоты приобрели более сложный характер. 

   В первоначальном варианте французская система являлась в своей основе развитием «огневой» [тактики и была отнюдь не близкой, а вернее, даже более Ёдалекой от смысла суворовской тактики, чем старые (методы XVIII в. Только позднее, начиная с кампании 1796 г., когда французская армия дисциплинировалась и появились генералы, сумевшие твердо взять войска в руки, количество рассыпанных стрелков в бою сокращается (до 25 — 30%), а штыковые атаки колонн становятся (ощутимым фактором. Иначе говоря, сочетание огневого удара и удара холодным оружием стало ближе к оптимальному. Однако даже и в этот период (включающий и (суворовскую кампанию 1799 г.) стрелковые методы ведения боя у французов доминировали. 

   Наконец, необходимо указать, что при положительных  сторонах французская тактика имела и существенные изъяны. Отмеченное выше разделение функций между цепями и колоннами приводило к тому, что при атаке значительная часть войск оставалась неиспользованной, ибо рассыпанных в цепи стрелков было очень трудно поднять и бросить в штыки вместе с колоннами. В то же время всегда существовала опасность, что энергичным натиском противника стрелковая цепь будет опрокинута, а при своем бегстве она увлечет и колонны. Именно это и произошло в бою 20 сентября (1 октября) 1799 г. в Мутенской долине. 

   Огонь французских стрелков был грозен для медлительных, служивших прекрасной мишенью линий австрийцев или  пруссаков. Но совсем другие, отнюдь не высокие результаты давала французская  тактика при столкновениях с  войсками, воспитанными и руководимыми Суворовым. 

   Что же противопоставил великий полководец этой системе? Вопрос является наиболее сложным из всех, относящихся к  тактической стороне военного искусства  Суворова. Он стал таким еще и  потому, что трактовка его в  нашей литературе неоднозначна, она сведена к проблеме отношения Суворова к системе «цепь — колонна». Вопрос оказался существенно упрощенным, ибо главное заключалось отнюдь не в этом. 

   Если   брать   формальную   сторону,  то  в  документах Суворова по боевой подготовке и в фактах боевой деятельности его войск встречаемся с этими формами по отдельности неоднократно. 

   Суворов предусматривал и фактически использовал  возможности егерской пехоты к действиям  в рассыпном строю в условиях пересеченной, особенно лесистой, местности, что отвечало сложившейся в русской армии практике применения егерей и существовавшим инструкциям. В приказе 1794 г. Суворов указывает: «Неприятель, когда западает в лесном месте, выгонять его и там поражать пушечными выстрелами и егерями...» Примером такого применения егерской пехоты является и сражение при Рымнике, которое рассматривалось нами ранее. 

   Применение  егерской цепи в качестве первой линии боевого строя, предшествующей сомкнутым построениям линейной пехоты, не было присуще тактике Суворова. В этом отношении его взгляды совпадали с принятыми в русской армии требованиями к использованию егерей. Специально разработанное М. И. Кутузовым руководство по использованию этой пехоты вполне ясно говорит о том, что цепью егеря действуют только в «закрытых» и «трудных» местах, а «на ровном месте ... рассыпное действие было бы уже неспособно». Когда Суворов на Треббии 7 (18) и 8 (19) июня 1799 г. ставил егерские батальоны в головной эшелон правофланговой (ударной) группы войск (диспозиция Суворова к сражению) , он, очевидно, имел в виду обеспечение выдвижения основных сил группы к полю сражения и развертывания их в трудных условиях местности. О действиях егерских батальонов в рассыпном строю в ходе боя в документах Суворова не упоминается. 

   Однако  следует подчеркнуть, что при необходимости обычная, линейная пехота Суворова (мушкетерские и гренадерские части) с успехом действовала отчасти или полностью в рассыпном строю. Необходимость могла быть вызвана особо сложными условиями местности или возникновением задач, обычно возлагаемых на егерей, при их отсутствии. С такими особо сложными условиями местности пришлось встретиться суворовским войскам в Швейцарии осенью 1799 г. Само собой разумеется, что при преодолении горных склонов войска рассыпались на самые мелкие группы, действовали даже поодиночке. Действия в рассыпном строю в Швейцарском походе были предусмотрены Суворовым в предписанных им перед началом похода «Правилах ведения военных действий в горах»28. Другой случай—действия линейной пехоты в рассыпном строю из-за отсутствия егерей — имел место во время того же Швейцарского похода, в бою в Мутенской долине 20 сентября (1 октября) 1799 г. Полк Белецкого— обычный мушкетерский полк — прикрыл, действуя в рассыпном строю, развертывание в боевой порядок главных сил русского корпуса. 

   «Рассыпание»  линейной пехоты без необходимости  Суворов категорически отвергал. В русской армии такой прием  и не был распространённым явлением. Та задача, которая выполнялась цепью  либо рассыпанными стрелками, задача преимущественно  огневого характера, в тактике Суворова выполнялась отчасти выделением специальных стрелков, отчасти же тем, что огневой бой и штыковой удар у него не распределялись по соответствующим элементам боевого строя пехоты, а исполнялись всей массой пехоты. 

   Касаясь вопроса о применении Суворовым для атаки сомкнутых («густых» или «глубоких») колонн, необходимо особо оговориться в отношении штурма долговременных укреплений (Краковский замок, Измаил, Прага). Ясно, что в этом случае колонна являлась единственной формой построения штурмующих войск; такая форма была общепринятой и в России и на Западе. 

   Изучение  суворовских документов, принадлежащих  современникам описаний боев суворовских  войск, показывает, что в полевом  бою данный вид боевого строя  до второй половины 90-х годов уже  использовался Суворовым. Прежде всего это происходило в особых условиях (местность, темнота, бой в населенном пункте и т. д.). Широко использовалась колонна и для маневрирования на поле боя (с последующим развертыванием) или для атаки полевых укреплений. 

   В приказе по резервному корпусу 1774 г. Суворов требует обучать войска действиям в колоннах, имея в виду атаку полевых укреплений. При этом предусматривается вариант атаки укреплений и в линейном построении: «...надвинувши близ ретраншаментного рва прежде сей линейный фронт ... построить и оным быстро ретраншамент перелезть»2У. Далее, в ряде документов Суворов рекомендует применять «глубокие» колонны для маневрирования, преодоления дефиле и сближения с противником с последующим развертыванием в линейное построение. Подробно о таком использовании колонн Суворов пишет в приказе по боевой подготовке войск 1794 г., имея в виду главным образом действия в лесистой местности: «Дебушировать * с лесу, чрез мосты, ущелья, улицы, случилось бы линиям в разные колонны*; частями сим при депло-ядах в поле, соединяясь, строитца весьма поспешно в линию...»30 

   Сочетание колонны с рассыпным строем стрелков в боевых действиях против турецких войск было применено Суворовым  один раз — при втором поиске на Туртукай 17 (28) июня 1773 г. Приоритет русского военного искусства в данном вопросе очевиден: указанное событие произошло за 19 лет до сражения при Жемаппе. Элементы такого же построения, т. е. колонны и рассыпной строй по отдельности, встречались у русских и в Семилетнюю войну. Таким образом, та форма, которая вошла в арсенал пехоты после Французской революции, была известна в русской армии ранее этого периода. Однако широко она не использовалась, и не это было специфически российским вкладом в развитие тактики. Все дело в новом содержании боя и подчинении форм строя главной установке—достижению победы. 

   В 1796 г., когда возникла перспектива участия  России в войне против Французской  республики, Суворов начал готовить войска к борьбе против этого нового противника. Еще весной 1795 г. Суворов разработал окончательный текст «Науки побеждать». В нем он указывает с полной определенностью, что французские войска, которые «воюют на немцев и иных колоннами ... нам ... бить колоннами же». В состав «Ученья разводного» была включена сквозная атака колонной на колонну31. 

   Однако  в указаниях по тактике и боевой подготовке войск 1799 г., цитированных и  частично проанализированных выше, которые  составлены Суворовым тогда, когда  он в ходе войны с Францией возглавил  итальянскую армию союзников, нельзя найти никаких упоминаний о колоннах как о строе для атаки. Данные суворовские инструкции отличаются разработанностью, подробностью, охватом большого круга тактических вопросов. Было бы невероятно, если бы Суворов имел в виду применять в боях колонны для атаки и не дал никаких указаний относительно построения их и порядка ведения такой атаки. В недатированной инструкции времени Итальянской кампании имеется одно не вполне ясное место32, некорректное толкование которого может привести к выводу об обязательности батальонных колонн в предлагаемом Суворовым боевом построении. 

   К сказанному можно добавить, что, когда Суворов  действительно хотел применить  боевой порядок, составленный из рассыпного строя и колонн,—это было при  подготовке к Швейцарскому походу,—  он вполне четко и, кроме того, аргументированно писал об этом в инструкции от 9 (20) сентября 1799 г. («Единою только твердою и непоколебимою подпорою колонны можно придать мужества и храбрости порозно рассеянным стрелкам...» и т. д.). 

   Как это  видно из дошедших до нас документальных описаний сражений Итальянской кампании, воспоминаний очевидцев и участников (например, И. О. Попадичева), воспроизведенных в литературе архивных планах сражений , колонны для атак в этой кампании Суворовым, как правило, не применялись, кроме одного случая, впрочем, весьма характерного. Таким исключением стало крупное и важное сражение при Нови 4 (15) августа 1799 г. Союзным войскам пришлось атаковать крутые скаты занятых французами высот; подступами к их позиции являлись узкие лощины, прорезавшие склоны, и тропинки между росшими на склонах густыми виноградниками. Используя эти подступы, войска Суворова, само собой разумеется, свертывались в колонны, маневр для Суворова характерный. Вполне вероятно, что, приблизившись таким образом к противнику, войска шли в атаку, сохраняя построение в колонны. 

   Рассматриваемый вопрос об отношении Суворова к новым  тактическим формам—рассыпному  строю и колоннам— осложнен тем, что в нашей литературе сложилась  несколько упрощенная трактовка  вклада великого полководца в развитие тактики. Правильно указывая на принципиальность этого вклада, некоторые авторы видят его в том, что Суворов широко применял характерные для французской армии после 1792 г. элементы построения, и прежде всего сочетание рассыпного строя и колонн, но сделал это раньше французов. Сторонников указанного взгляда находим и среди досоветских авторов (Н. А. Орлов, В. И. Баскаков), и среди некоторых советских военных историков. Утверждение, что Суворов широко применял в полевом бою колонны и стрелковые цепи, встречаем в брошюре Г. П. Мещерякова и Л. Г. Бескровного . Последний автор в более поздних работах расширил данную концепцию, выдвигая положение, что уже в ходе русско-турецкой войны 1768—1774 гг. «наметился переход от линейной тактики к тактике колонн и рассыпного строя»37. А. Н. Боголюбов дает схему боевого порядка Суворова, составленного из рассыпного строя, линии развернутых батальонов, третьей линии из батальонных колонн и резерва также в колоннах38. Данная схема повторена в труде А. А. Строкова39. И. И. Ростунов доводит число линий, образованных батальонными колоннами, до двух40. Ни А. Н. Боголюбов, ни И. И. Ростунов не подтверждают указанные свои положения какими-либо ссылками на источники или другими аргументами. А. А. Строков, излагая в тексте построение боевого порядка Суворова (который показан на упомянутой схеме), ссылается на недатированную инструкцию Суворова 1799 г.41 Остановимся на этом источнике. 

   Во  всем тексте инструкции слово «колонны»  вообще не встречается; идет речь о  ведении наступления в обычном линейном боевом порядке. Одно лишь место инструкции допускает возникновение предположения, что здесь говорится о колоннах: «Вторая линия подвигается вперед сомкнуто и держа ружья на плече вслед за первою на дистанции 200 шагов, имея между батальонами 300 шагов интервала»42. Выражение «сомкнуто» можно понимать так, что батальоны второй линии свернуты в батальонные колонны (понимание отнюдь не обязательное, поскольку обычный трехшереножный строй был тоже сомкнутым). Если принять, что на развернутый батальон численностью 800—900 человек приходилось по фронту 300 шагов или несколько больше и что в линиях было равное число батальонов, то можно согласиться с некоторой натяжкой (при расчете нужно бы учитывать ширину фронта батальонной колонны), что батальоны второй линии, сомкнутые в колонны, размещались с интервалами в 300 шагов. Но в действительности Суворов, вероятно, имел в виду, что число батальонов во второй линии было просто вдвое меньше, чем в первой (что было типично для применяемых им в 1799 г. боевых порядков). Можно поставить еще один вопрос: если батальоны второй линии и двигались в ходе сближения с противником в колоннах, то не развертывались ли они, вливаясь в ходе боя в первую линию? 

   До  конца ясного ответа на этот вопрос нет. Однако, определенный свет на него проливает одно из указаний М. И. Кутузова по тактике, относящееся ко времени кампании 1805 г.: «Часто случаться будет надобность формировать батальонные колонны как для проходу сквозь линии, так и для лучшего наступления в трудных местах...» Указание вполне понятное: речь идет о построении в колонны батальонов второй линии и вводе их в бой в том же построении. Не исключено, что этим руководствовался и Суворов. Однако, как следует из всего анализа, предпринятого выше, колонна не была в тактике Суворова господствующей формой боевого строя. 

   Нет никакой  необходимости и не имеется никаких  оснований упрощать вопрос, делать систему «рассыпной строй —колонна»  единственным способом выхода за пределы  линейной тактики в ее классическом выражении. Суворов покончил с нею не посредством только эволюции боевого строя, хотя и эта сторона отчетливо прослеживается в его деятельности, но главным образом тем, что он нашел оптимальный в тех условиях способ сочетания огня и удара холодным оружием. Думается, что ошибочность взглядов упоминавшихся уже военных историков проистекает оттого, что весь вопрос сводится к изменениям в формах строя пехоты, в то время как иные стороны тактики здесь остаются совсем или почти совсем за пределами анализа. Между тем именно в этих иных сторонах—в положениях общей тактики и в ударном характере тактики пехоты — в наибольшей мере проявился отход Суворова от линейной системы и переход на новую ступень развития военного искусства. Неправильно сводить эту проблему, вольно или невольно, только к формам боевого построения. В использовании таких форм для удара и в построении общего боевого порядка заключалось важнейшее отличие тактики Суворова и от отживавших традиций линейной тактики, и от приемов ведения боя, выдвинутых первоначально французскими республиканскими войсками.