Крупными  представителями социально-философской мысли XVI в., обосновывавшими необходимость создания сильного централизованного государства, были во Франции Жан Боден (1530—1596), написавший «Шесть книг о республике», в Польше — Анджей Моджевский (1503—1572). выдвинувший в трактате «Об исправлении государства» программу общественного переустройства.

      Социально-философская  мысль эпохи Возрождения была также связана с именами Томаса Мюнцера ( 1490— 1525) — немецкого революционера, вождя крестьянских масс в Реформации и крестьянской войне 1524—1526 гг. в Германии; английского гуманиста Томаса Мора (1478—1535) — автора книги «Утопия», которая сделала его первым представителем утопического социализма; итальянского философа Томмазо Кампанеллы (1568—1639), написавшего знаменитое сочинение «Город Солнца».

2. Основные идеи философии Н. Кузанского.

      Николай Кузанский (1401 - 1464), собственное имя которого было Николай Кребс, родился в местечке Куза в Южной Германии, учился в  Падуе. В 1426 г. он стал священником, в 1448 г. - кардиналом. Похоронен в Риме в церкви св. Петра в оковах. Ему принадлежат трактаты "Об ученом незнании", "Об уме", "О предположениях", "Простец", "О видении Бога", "Компендий" и другие. 
 
Диалог "Об уме", как это показали исследования B.C. Библера, - ключевой для понимания возрожденческого мышления, поскольку в нем даются определения интеллекта, или разума, рассудка чума. Интеллект есть интегральное, бесконечное основание всей познавательной деятельности человека. В нем возникают "первообразы" вещей, исходные идеи, не сводимые ни к первоначальным ощущениям, ни к их рассудочной сумме. Рассудок - способность умозаключения. Он не выходит за пределы ощущений, по содержанию все рассудочное сводится к эмпирическому, чувственному. Форма же этого обобщения зависит от интеллекта (ума и способности суждения). Рассудок предельно несамостоятелен, его зависимость от интеллекта обусловила его двуосмысленность: а) он обладает способностью индукции относительно чувственных данных; б) способностью дедукции внутри рассудочных понятий. С одной стороны, он - ничто без ощущений, а с другой - ничто вне слова, имени или термина. 
 
Ум - основное понятие в логике именно Николая Кузанского. Это определение интеллекта в момент его превращения в иную логику, конкретно историческое, особенное определение всеобщего разума. Слово "Ум" (mens) Николай Кузанский производит от лат. mensurare (определять), что важно для понимания его методологической идеи. Ум есть измеритель вещей. Такое определение меры, внутренней границы предмета надо понимать не в смысле количественного измерения с помощью циркуля или линейки, а в смысле фиксации величины вещей или напряженности процессов, уже имеющих свою меру бесконечного. Очередь линейки и циркуля наступает тогда, когда ум установил меру вещам, т.е. когда он сворачивает бесконечное в конечное и тем самым делает бесконечное познаваемым, а конечное - образом вечности как мира бесконечного линейного следования. Средневековая идея творящего субъекта требовала довести содержательность субъекта до идеальной точечности, где осуществляется то, что Николай Кузанский назвал "совпадением противоположностей", но где не просто совпадают максимум и минимум. В точке (в силу того, что она точка) субъект не может быть понят как сотворенный - он может быть понят как ничто, абсолютно неиное. Такой субъект не может охватывать ни одного предмета, ни одной мысли, ни одного чувства, поскольку в противном случае в его определение входило бы нечто пространственное. Но как только все предметы мыслятся сосредоточенными в точку начала бытия, они оказываются тождественными друг другу. Круг, сжатый в точку, тождествен треугольнику, треугольник, сжатый в точку, тождествен шару, линия - кругу. В диалоге "Об ученом незнании" образ точки есть логический образ бесконечного, всеохватывающего субъекта. Парадоксальность такого образа заключается в том, что эта всеохватывающая точка все имеет вне себя. В "охвате точкой" объект понят как сотворенный. Но в то же время оказывается, что он не нуждается в сотворении, поскольку логически обнаружен как нечто, несводимое к субъекту. Свертывался в точку мир Августина - Фомы Аквинского, добытийного творящего Субъекта. Но при разворачивании точки обнаружился мерный мир бесконечного линейного следования, мир нового времени. 
 
Превращая логику субъекта в логику бесконечного объектного движения, ум перестраивает другие способности интеллекта, наделяя их исторически неповторимым содержанием. Когда ум соотносит слово рассудка с определенным образом, дедукция оказывается не абстрактной формой любого рассуждения, а логической расшифровкой движения математической точки по бесконечно большой окружности. При соотнесении рассудка с идеями разума доказательство получает внутренний критерий своей истинности. Собственно логикой Николай Кузанский называет рассудочное движение, хотя подчеркивает, что предмет, воспроизводясь в уме, не сводится к слову и требует от философа всматривания в вещи "по ту сторону значения слов". Этим он освобождает силу ума, способствующую логическим превращениям. 
 
Значение логики Николая Кузанского и для философии Возрождения и для будущей философии нового времени состоит в том, что он показал мышление не в действии на нечто другое, видимое через результаты, а в готовности к действию, в его замкнутости на себя. Результатом действия субъекта творчества - развитие не теории, а предопределений теорий как логических возможностей творящего субъекта. 
 
Итак, способности творческого интеллекта в XV в. эмпирически были обнаружены в мышлении индивида, но по происхождению они были проекциями в индивидуальный разум аристотелевских форм единичного предмета, платоновских форм-идей, образующих идеальный мир, идеализаций движения, не сводимых ни к качеству, ни к идее, ни к форме, неподвижного двигателя ("формы форм"), идея которого исключала вопрос о том, почему он движется. 
 
Эти абсолютно автономные предметы познания замыкались каждый на себя, формировали непересекающиеся миры, в которых в разных планах и разных смыслах реально существовал земной человек. Абсолютная гетерогенность этих миров при абсолютной моногенности методологического замысла - это характерная трудность мышления в эпоху Возрождения, оказавшаяся предпосылкой для формирования нововременной логики. Возрождение, с одной стороны, расщепило единый мир Аристотеля - Платона и довело противоречивые идеализации античности до такой точки, в которой они развились "в формах противоположности", став логическими абсолютами, с другой - оно расщепило монотонный мир средневековья, придав абсолютный характер не только Богу, но и конечному, земному человеку. Все эти независимые миры Возрождение столкнуло в одном логическом пространстве, приняло их как одинаково допустимые и необходимые для мышления.

3. Гелиоцентрическая  система Николая  Коперника

      Возникновению первой научной картины мира предшествовала борьба двух концепций – геоцентрической  и гелиоцентрической, – приведшая к торжеству гелиоцентризма, согласно которому Земля, вращающаяся вокруг собственной оси, является одной из планет и вместе с ними обращается вокруг Солнца.

      Эпоху Возрождения по праву именуют  эпохой "великих открытий". Кругосветные путешествия, открытие Нового света, когда впервые представилась возможность выйти за пределы "мира", известного античной и средневековой географии, предшествовали многочисленным важным открытиям в самых различных областях естествознания. Однако ни одно из поистине выдающихся научных наблюдений и открытий не имело такого исключительно важного значения, как создание великим польским астрономом Николаем Коперником (1473-1543) гелиоцентрической системы мира.

      Опубликованная  в 1543 г. книга Николая Коперника "О вращениях небесных сфер" не только определила характер научной революции XVI в., но сыграла решающую роль в радикальном пересмотре философских представлений о мире. Ее значение далеко выходит за рамки собственно истории астрономии. Сам Коперник называл созданное им учение "философией", а себя считал не только астрономом и математиком, но и философом, и как возникновение, так и последующее воздействие его труда на развитие европейской мысли связано с коренными проблемами философии Возрождения [3, c.114-115].

      Коперниканская  революция не сводилась к простой  перестановке предполагаемого центра мира, к замене центрального положения  Земли центральным положением Солнца. Разумеется, гелиоцентризм давал  иную картину движений небесных светил; он позволял значительно упростить схему небесных движений, привести ее в большее соответствие с расчетами, дать, наконец, такое описание движений, которое наилучшим образом согласовывалось бы с данными астрономических наблюдений. Но главное при этом заключалось в создании объективно истинной картины движений планет, что и явилось камнем преткновения для признания коперниканства со стороны теологии. Последняя была готова согласиться с теорией Коперника как математической фикцией, облегчающей расчеты, но ни в коем случае не претендующей на истинность новой картины мира [3, c.116].

      В число тех небесных тел, которым  свойственно "круговое движение", оказалась включенной Земля. Тем  самым возникала необходимость  пересмотра некоторых из существенных положений схоластической философии. Ставилось под сомнение, прежде всего, деление мира на "тленную" земную субстанцию, состоящую из четырех "элементов" стихий, и противостоящую ей небесную, нетленную, не знающую изменений, вечную "пятую сущность", из которой состоят небесные сферы и тела. Упразднялось физическое, а, следовательно, и теологическое противопоставление "земли" и "неба": Земля рассматривалась в качестве одного из небесных тел, законы движения оказывались едиными для Земли и иных планет. Земля не противостоит в системе мироздания Коперника планетам и звездам, а образует с ними единую Вселенную [4, c. 99-100].

      Новым оказалось и отношение к движению. Если по своей физической природе  Земля в старой системе мира являла "низшую" ступень, то своей неподвижностью она обеспечила за собой значение центра мира. При этом покой почитался высшим состоянием по сравнению с движением: средневековая картина мира принципиально статична. Сделав движение уделом Земли, Коперник не только "поднял" ее до небес, но и показал, что именно движение является нормальным состоянием всех планет.

      Коренному пересмотру подвергался и вопрос о причине и характере движения небесных тел. Коперник объясняет движение небесных тел их сферической, шарообразной формой, т.е. их природой. Благодаря этому отпадает надобность во внешних двигателях ("интеллигенциях" схоластической философии, "ангелах" схоластической теологии), и бог оказывается творцом и создателем "мирового механизма", не вмешивающимся в его дальнейшее функционирование. Тем самым не только в космологию, но и в философскую картину мира вводился принцип самодвижения тел.

      Гелиоцентрический космос Коперника конечен, ограничен  сферой фиксированных звезд, но он оказывается  неизмеримо большим – в две  тысячи раз большим, чем предполагали прежние астрономы, и не случайно в книге "О вращении небесных сфер" встречается уподобление мира бесконечности: "Небо неизмеримо велико по сравнению с Землей, и представляет бесконечно большую величину; по оценке наших чувств Земля по отношению к небу, как точка к телу, а по величине как конечное к бесконечному". Оставляя вопрос о бесконечности Вселенной открытым, великий польский астроном показал, что в рамках новой структуры мироздания нет нужды в ограничивающей мир сфере фиксированных звезд [3, c.120].

      Разрушение  иерархической системы мироздания явилось главнейшим мировоззренческим результатом коперниканства. Именно вокруг новой космологии будут идти главные идеологические битвы XVI – начала XVII в. Подлинный смысл революции – не только в естествознании, но и в философии, которую произвела книга Николая Коперника, раскроет в своем творчестве Джордано Бруно.

4. Натурфилософия и  идеи космологии  Джордано Бруно

      В творчестве итальянского философа, ученого  и поэта Джордано Бруно (1548-1600) впечатляющие и глубокие результаты получила натурфилософия эпохи Возрождения.

      Основным  источником натурфилософской доктрины Джордано Бруно стала гелиоцентрическая  астрономия Николая Коперника. Её он прежде всего и защищал – как  подлинную реальность – в своих  многочисленных диспутах и спорах со сторонниками традиционной системы мира. Космологическая доктрина – одна из главных компонент натурфилософии Бруно [5, c. 73].

      Бруно утверждает, что "природа есть Бог  в вещах" (Deus in rebus, Dio nelle cose), божественная сила, скрытая в них же. Природа в понимании Бруно фактически приобретает полную самостоятельность, а Бог мыслится как синоним ее единства. Соответственно вещи и явления природы – не символы "сокрытого Бога", из которого соткано покрывало таинственности, окутывающее ее, несмотря на все успехи познающего человека, а самостоятельные и полноценные реальности, в мире которых он живет и действует. Максимальное приближение Бога к миру природы и человека толкало Бруно к их отождествлению во множестве конкретных случаев. Именно многочисленность таких отождествлений Бога то с природой, то с ее различными вещами и процессами, а иногда прямо с материей делает пантеизм Бруно не только натуралистическим, но и материалистическим. Особенно показательны в этом плане заключительные главы его поэмы "О безмерном и неисчислимых" [3, c.286].

      Материя, рассматриваемая в ее единстве с  формой, отождествляется с природой. Бруно постоянно развивает ренессансное понимание ее как многокачественной, живой, непрерывно изменяющейся – воззрение, в общем преобладавшее и в античности. Подобно другим ренессансным (как и античным) натурфилософам он исходит из идеи тождества микро- и макрокосмоса, человека и универсума, вселенной. "Все вещи находятся во вселенной и вселенная во всех вещах: мы – в ней, она – в нас", – пишет Бруно [3, c. 272].

      Трактовка природы в произведениях Бруно  почти всегда органистическая –  чувственные и интеллектуальные свойства микрокосмоса переносятся  на всю природу. "Мир одушевлен  вместе со всеми его членами", а душа – "ближайшая формирующая  причина, внутренняя сила, свойственная всякой вещи". Вместе с тем она выступает и в качестве всеобъемлющей духовной субстанции – мировой души, к понятию которой многократно обращались многие средневековые философы. В произведении Бруно "О причине, начале и едином" понятие мировой души фактически подменяет понятие самого Бога.

      Гармония  и красота природы могут быть объяснены, согласно Бруно, лишь тем, что  всеобщий ум выступает как "художественный интеллект", что природа полна  бессознательного творчества, а человеческое – только уподобление ей.

      Материалистическая  суть учения Бруно становится особенно очевидной, если с онтологического  уровня спуститься на уровень собственно натурфилософский, непосредственно  связанный с истолкованием природы. Таково, например, его положение, согласно которому материальный субстрат в принципе остается неизменным, сколько бы изменений и переходов ни осуществлялось в конкретных природных изменениях и превращениях. Натурфилософский материализм заключен в традиционных воззрениях, шедших с глубокой древности, относительно главных стихий, или элементов, образующих, так сказать, тело природы. Это качественное воззрение античной физики было воспринято как схоластическими трактовками природы, так и ренессансной натурфилософией. У Джордано Бруно оно стало первостепенным элементом его космологических воззрений [5, c. 83].

      Бруно сделал радикальные выводы из гелиоцентризма, включив его в свою общефилософскую  систему натуралистического пантеизма. Открытие Коперника послужило для  него отправной точкой для разработки космологии бесконечной Вселенной.

      На  довод схоластов относительно неправдоподобности движения Земли, "раз она середина и центр Вселенной, в которой  занимает место фиксированной постоянной основы всякого движения", Бруно  отвечает, что фиксированному центру нет места в бесконечной Вселенной, где пространство бесконечно, а движение относительно.

      Земля может обладать собственным движением, подобным движению иных небесных тел, потому что существует физическая однородность Вселенной, нет деления на тленный – "элементарный", подлунный мир и квинтэссенцию нетленной, высшей, небесной материи. Все небесные тела, к которым относится Солнце, и наша Земля, и планеты, и звезды, "состоят из одних и тех же элементов, имеют ту же форму, тот же вид движения и изменения, место и расположение".

      Признание естественного характера движения и Земли, и других небесных тел  означало отказ от внешних по отношению  к движущемуся телу двигателей. "Миры движутся вследствие внутреннего начала, которое есть их собственная душа…  и вследствие этого напрасно разыскивать их внешний двигатель". Бруно высказывает мысль о внутреннем источнике движения, принципе самодвижения материи. Движение от внешнего двигателя есть насильственное движение, чуждое природе. Вся суть в самодвижении, в "достаточном внутреннем начале" – мировой душе, проникающей в каждое светило, каждую планету, образующей ее внутренний деятельный принцип [3, c.282].

      Таким образом, в новой космологии, исходящей  из относительности пространства в  бесконечной Вселенной, нет места для фиксированного центра мира. Таким центром не может быть ни Земля, ни Солнце: "Нет никакого основания, чтобы бесцельно и без крайней причины неисчислимые звезды, являющиеся многочисленными мирами, даже большими, чем наш, имели бы столь незначительную связь единственно с нашим миром".

      Говоря  о строении солнечной системы, Джордано Бруно высказал оправдавшуюся впоследствии гипотезу о существовании в ней  планет, не известных тогдашним астрономам: "Не противоречит разуму также, чтобы  вокруг этого Солнца кружились еще другие земли, которые незаметны для нас": их недоступность земному наблюдению Бруно объяснял их большой отдаленностью, сравнительно небольшой величиной, отсутствием водных поверхностей, отражающих свет, и несовпадением во времени их обращенности к Земле и освещенности Солнцем.