Сторонник «умеренного
реализма» Фома Аквинский, отвергая
онтологическое доказательство, приводит
пять тесно связанных друг
с другом доказательств существования
Бога. Первое основано на том,
что все, что движется, движимо
чем-то другим. Этим определяется
необходимость существования первого
двигателя, которым является Бог.
Другое, которое получило
название космологического, исходит
из того, что каждое явление
имеет свою причину. Поднимаясь
по «лестнице» причин, мы приходим
к мысли о необходимости существования
Бога как верховной причины
всех вещей и явлений.
Третье доказательство
вытекает из взаимоотношения
случайного и необходимого. Случайное
зависит от необходимого, первой
необходимостью является Бог.
Четвертым доказательством
служат степени качеств, которые
есть везде, потому должна существовать
наивысшая степень совершенства
и ею является Бог.
Последнее, пятое доказательство
- темологическое (от греч. teleos - цель).
Все в природе направляется
к некоей цели, имеет смысл,
полезность. Следовательно, существует
Разумное существо, которое направляет
все естественные вещи к цели,
им и является Бог.
В отличие от «реалистов»
номиналисты, исходя из своих
гносеологических посылок, опровергали
многие религиозные догматы. Так,
Росцеллин предложил тритеистическую
доктрину: если существуют три Божественные
особы, то существует не один, а три самостоятельных
Бога. Он поколебал и концепцию единства
Церкви, ибо указал, что единство Церкви
как однородного «тела» Христова является
пустым звуком. В XIV в. подъем номинализма
завершил критику философских доказательств
существования Бога, объявив, что бытие
Бога -предмет религиозной веры, а не философии,
которая должна опираться на доказательства.
Путем разума можно доказать лишь вероятное
существование Бога, естественное же знание,
опирающееся на опыт, ничего не говорит
о его существовании. Таким образом, номинализм
имел в средние века не только философское,
но политическое значение.
Лит: История философии: Учеб.
пособие для вузов/ А.Н. Волкова, B.C.
Горнев, Р.Н. Данильченко и др.Дата:
23.03.2009 Модуль: История философии
Категория: Теоцентризм Разместил:
rat
Схоластический
метод
Схоластика
Подчинение мысли авторитету
догмата — по известной формуле,
восходящей к Петру Дамиани (De divina
omnipotentia, 5,621, MPL,t 145, col 603), philosophia ancilla theologiae,
«философия служанка богословия», —
присуще ортодоксальной схоластике
наряду со всеми другими типами правоверно-церковной
религиозной мысли, специфично для
схоластики то, что сам характер
отношения между догматом и рассудком
мыслился при несомненной авторитарности
необычно рассудочным и ориентированным
на императив внутренней и внешней
системности Как Священное Писание
и Священное Предание, так и
наследие античной философии, активно
перерабатывавшейся схоластикой, выступали
в ней на правах грандиозного нормативного
сверхтекста Предполагалось, что
всякое знание имеет два уровня —
сверхъестественное знание, даваемое
в Божьем Откровении, и естественное
знание, отыскиваемое человеческим разумом,
норму первого содержат тексты Библии,
сопровождаемые авторитетными комментариями
отцов Церкви, норму второго —
тексты Платона и особенно Аристотеля,
окруженные авторитетными комментариями
позднеан-тичных и арабских философов
(характерно распространенное в зрелой
схоластике обозначение Аристотеля
как praecursor Christi in naturalibus, т е «предтечи
Христова во всем, что касается вещей
естественных") Потенциально в тех
и других текстах уже дана полнота
истины, чтобы актуализировать ее,
надо истолковать самый текст (исходный
для схоластического дискурса жанр
lectio, букв «чтение», имеется в виду
толкование выбранного места из Библии
или, реже, какого-нибудь авторитета, напр,
Аристотеля), затем вывести из текстов
всю систему их логических следствий
при помощи непрерывной цепи правильно
построенных умозаключений (ср. характерный
для схоластики жанр суммы — итогового
энциклопедического сочинения, предпосылку
для которого дает жанр сентенций) Мышление
схоластики остается верно гносеологии
античного идеализма, для которого
настоящий предмет познания есть
общее (ср платоновскую теорию идей и
тезис Аристотеля «всякое определение
и всякая наука имеют дело с
общим», Met XI, с 1, р 1059b25, пер А. В Кубицкого),
оно постоянно идет путем дедукции
и почти не знает индукции, его
основные формы — дефиниция, логическое
расчленение и, наконец, силлогизм,
выводящий частное из общего В
известном смысле вся схоластика
есть философствование в формах интерпретации
текста В этом она представляет контраст
как новоевропейской науке с ее стремлением
открытъ доселе неизвестную истину через
анализ опыта, так и мистике с ее стремлением
узреть истину в экстатическом созерцании.
Парадоксальным, но логичным дополнением
ориентации схоластики на авторитетный
текст был неожиданно свободный от конфессионально-религиозной
мотивации подбор авторитетов «естественного»
знания, наряду с античными язычниками,
как Платон, Аристотель или астроном Птолемей,
и мыслителями исламской культуры, как
Аверроэс (Ибн Рушд) в канон зрелой схоластики
входил, напр , испанский еврей Ибн Гебироль(11
в ), известный как Авицебронн (причем цитировавшие
его христианские схоласты помнили, что
он не является христианином, но забыли
за ненадобностью сведения о его национальной
и религиозной принадлежности, выясненной
лишь исследователями 19 в) В этой связи
заметим, что т н двойственной истины теория
(один и тот же тезис может быть истинным
для философии и ложным для веры), решительно
отвергаемая томизмом, но приписываемая,
напр , Сигеру Брабантскому и являющаяся
логическим пределом многих тенденций
поздней схоластики, является в определенной
мере следствием схоластического авторитаризма
Библия и отцы Церкви — авторитеты, но
разноречащие с ними Аристотель и Аверроэс
также были восприняты именно как авторитеты
Далее, схоластика не была бы творческим
периодом в истории мысли, если бы она
находила в данностях авторитетных текстов
готовые ответы, а не вопросы, не интеллектуальные
трудности, провоцирующие новую работу
ума, именно невозможность решить вопросы
при помощи одной только ссылки на авторитет,
обосновывающая самое возможность схоластики,
многократно становилась предметом тема-тизации
«Auctoritas cereum habet nasum, id est in divеrsum potest flecti sensum»
(«У авторитета нос восковой, т.е. его возможно
повернуть и туда, и сюда»), отмечал еще
поэт и схоласт Алан Лилльский ум 1202 (Alanus
de Insulis De Fide Cath 1,30, MPL, t 210, 333 А) Фома Аквинский
специально возражает про-тив установки
ума на пассивно-доксографическое отношение
к авторитетам «Философия занимается
не тем, чтобы собирать мнения различных
людей, но тем, как обстоят вещи на самом
деле» (In librum de caelo I, 22) Мыслителей схоластики
привлекало рассмотрение особенно сложных
герменевтических проблем, особым случаем
было вербальное противоречие между авторитетными
текстами, недаром акцентированное еще
в заглавии труда Абеляра «Да и нет» (Sic
etnon) Схоласт должен был уметь разобраться
в подобных казусах, оперируя категориями
семантики (многозначносг» слова), семиотики
(символические и ситуативио-контекстуальные
значения, приспособление формы теологического
дискурса к языковым привычкам слушателя
или читателя и т п), теоретически формулируется
даже вопрос аутентичности сочинения
и критики текста, хотя подобная филологическая
проблематика на службе у богословия в
целом остается нетипичной для Средних
веков и составляет характерное завоевание
новоевропейской культуры.
Влияние схоластики
на современную ей культуру
было всеобъемлющим Мы встречаем
схоластическую технику расчленения
понятий в проповедях и житиях
(очень ярко — в «Золотой
легенде» Иакова Ворагинского), схоластические
приемы работы со словом —
в латиноязычной поэзии от
гимнографии до песен вагантов
и других сугубо мирских жанров
(а через посредство латиноязычной
литературы — также и в словесности
на народных языках), схоластическая
аллегоре-за живо ощущается в
практике изобразительных искусств
Ориентация на жестко фиксированные
правила мышления, строгая формализация
античного наследия помогла схоластике
осуществить свою «школьную» задачу—пронести
сквозь этнические, религиозные и цивилизационные
перемены средневековья преемственность
завешанных античностью интеллектуальных
навыков, необходимый понятийно-терминологический
аппарат Без участия схоластики все дальнейшее
развитие европейской философии и логики
было бы невозможно, даже резко нападавшие
на схоластику мыслители раннего Нового
времени вплоть до эпохи Просвещения и
немецкого классического идеализма включительно
никак не могли обойтись без широкого
пользования схоластической лексикой
(до сих пор весьма заметной в интеллектуальном
языковом обиходе западных стран), и этот
факт — важное свидетельство в пользу
схоластики Утверждая мышление в общих
понятиях, схоластика в целом — несмотря
на ряд важных исключений — сравнительно
мало способствовала развитию вкуса к
конкретному опыту, важному для естественных
наук, зато ее структура оказалась исключительно
благоприятной для развития логической
рефлексии, достижения схоластов в этой
области предвосхищают современную постановку
многих вопросов, в частности проблем
математической логики. Гуманисты Возрождения,
теологи Реформации и особенно философы
Просвещения в исторически обусловленной
борьбе против цивилизационных парадигм
средневековья потрудились, чтобы превратить
само слово «схоластика» в бранную кличку,
синоним пустой умственной игры Однако
развитие историко-культурной рефлексии
не замедлило установить огромную зависимость
всей философии раннего Нового времени
от схоластического наследия, преемственную
связь контрастирующих эпох Достаточно
вспомнить, что выдвинутый Руссо и сыгравший
столь очевидную революционизирующую
роль концепт "общественного договора"
восходит к понятийному аппарату схоластики
Парадоксальным образом романтически-реставраторский
культ Средневековья, оспоривший негативную
оценку схоластики, во многих вопросах
стоял дальше от ее духа, чем критики схоластики
в эпоху Просвещения (напр , Ж. де Местр,
1753—1821, ярый апологет монархии и католицизма,
иронизировал по поводу присущей просвещенческому
гуманизму абстракции «человека вообще»,
вне наций и рас, одним этим движением
опрокидывая заодно с идеологией Французской
революции все здание традиционно-католической
антропологии и впадая в недопустимый
«номинализм»).
В замкнутом мире
католических учебных заведений
схоластика в течение ряда
веков сохраняла периферийное, но
не всегда непродуктивное существование
Среди проявлении запоздалой
схоластики раннего Нового времени
необходимо отметить творчество
испанского иезуита Ф. Суареса
(1548—1617), а также — ввиду цивилизационного
значения для восточнославянского
ареала — православный вариант
схоластики, насаждавшийся в Киеве
митрополитом Петром Могилой
(1597—1647) и оттуда распространявший
свое влияние на Москву.
Интерес католических
ученых к схоластике стимулировал
после разрыва традиции в пору
Просвещения, в контексте романтического
и постромантического историзма
19 в, историко-философские штудии,
публикации текстов и т п
; проект модернизирующей реставрации
схоластики в виде неосхоластики,
которая давала бы ответы на
современные вопросы, при этом
предполагался, а в 1879 был поддержан
папским авторитетом (энциклика
Льва XIII «Aeterni Patris», ориентирующая
католическую мысль на наследие
Фомы Аквинского — см Неотомизм)
Сильным стимулом для этого
проекта оказалась в 20 в ситуация
противостояния тоталитаристским
идеологиям — национал-социализму
и коммунизму, такое противостояние
создавало потребность в апелляции
к идеалу «вечной философии» (philosophia
perennis), а также в синтезе между
принципом авторитета, способным
состязаться с авторитарностью
тоталитаризма, и противопоставляемым
тоталитаризму пршшипом личности,
в примирении христианских и
гуманистическим нравственных принципов
Именно 1-я половина и середина
20 в — время, когда наследие
схоластики могло казаться для
авторитетных мыслителей (Ж. Марешалъ,
1878—1944, Ж. Маритен, Э. Жильсон и др ) сокровищницей
методов для преодоления сугубо современных
проблем (ср., напр , Maritain J Scholasticism and Politics,
1940) В «послесо-борном» католицизме (после
Второго Ватиканского собора 1962—65) неосхоластика
не исчезает как возможность, но границы
ее идентичности, как и признаки ее присутствия
в современной культуре, все очевиднее
перестают быть осязаемыми.
Лит.: Эйкен Г. История
и система средневекового миросозерцания,
пер с нем СПб , 1907, Штёкль
Л. История средневековой философии,
пер. с нем. М., 1912, Стяжкин Н.И.
Формирование математической логики
М , 1967, Попов П С, Стяжкин
Н. И. Развитие логических идей
от античности до эпохи Возрождения.
М , 1974, Соколов В В Средневековая
философия М , 1979,Аверинцев С
С Христианский аристотелизм
как внутренняя форма западной
традиции и проблемы современной
России — В кн Он же Риторика
и истоки европейской литературной
традиции М , 1996, Gilson E. H L'esprit de la philosophie
medievale P, 1932, 2 ed I—II P, 1944, Grabmann M Die Geschichte der
scholastischen Methode, I—II Freiburg, 1909—11 (переизд.
В , 1957), Он же. Die theologische Erkenntnis- und Einleitungslehre
des hi Thomas von Aquin Freiburg l Schweiz, 1947, De Wulf Histoire de
la philosophie medievale, I—III, 6 ed Louvain, 1934— 47, Landgraf
A. M. Dogmengeschicte dcr Fruhscholastik, I—IV Regensburg, 1952—56,
Он же Einfuhrung in die Geschichte der theologischen Litcratur der
Fruhscholastik Regensburg, 1956, Le Goff J Les intellectoels au moyen
age P, 1957, Chenu M D La theologie comme science au XIII siede, 3 ed
P, 1957, Он же Das Werk des hi Thomas von Aquin — Die deutsche
Thomas Ausgabe, Erganzungsband II. Hdlb — Graz-Koln, 1960, Metz J-B
Christhche Anthropozentnk Ober die Denkform des Thomas von Aquin Munch,
1962, Wilpert P (Hrsg ) Die Mctaphysik im Mittelalter В, 1963, Lang
A Die theologische Prinzjpienlehre der mittelalterhchen Scholastik Freiburg,
1964, Schillebeck E Hochscholastik und Theologie — Ofienbarung und
Theologie Mainz, 1965, S 178—204, Breidert W Das anstotehsche Kontinuum
in der Scholastik, 2 Aufl Munster, 1980, VnesJ de GrundbegniTe der Scholastik,
2 Aufl Darmstadt, 1983, PieperJ Scholastik, 2 Aufl Munch, 1986, Pesch
O H Thomas von Aquin Grenze und Grofle mittelalterhcher Theologie. Eine
Einfuhrung Mainz, 1988, 2 Aufl , 1959, Schlosser M. Cognitio et amor
Paderborn, 1990.
С. С. АверинцевДата: 23.03.2009
Модуль: История философии Категория:
Схоластика Разместил: rat
Бонавентура
(ок. 1217, Баньореджо, Тоскана—15 июля 1274,
Лион)
Философ-схоласт, богослов и
мистик, «серафический доктор» (doctor
seraphicus).
С 1235 учился в Парижском
университете, где в 1243 получил степень
магистра искусств. В 1244 вступил в
орден францисканцев. В 1254 стал магистром
теологии и до 1257 преподавал во францисканской
школе в Парижском университете.
В 1257 был избран генералом францисканского
ордена. В 1273 стал кардиналом и епископом
Альбано. Принимал участие в подготовке
и деятельности 2-го (Экуменического)
Лионского Собора, посвященного примирению
Западной и Восточной церквей (7 мая—17
июля 1274). Канонизирован Римско-католической
церковью в 1482, учитель Церкви (с 1587).
«Путь души к Богу» (Itinerarium mentis in Deum)
— одно из главных сочинений Бонавентуры.
Двигателем на этом пути, который должен
завершиться экстатическим созерцанием,
является вера, т. е. любовь и устремление
к Богу, проявляющиеся прежде всего
в покаянии, молитве, милосердии (добрых
делах). В продвижении по пути к
Богу принимает участие и разум, но он
может делать это, лишь опираясь на веру,
деятельность его не самодостаточна. Познание
человеком внешнего мира, в котором разум,
используя способность чувственного восприятия,
с помощью абстрагирования восходит к
познанию общего, принципиально не может
быть завершено его собственными силами.
Самое большее, к чему может прийти естественный
разум,—это к пониманию необходимости
существования первой причины всего сущего,
но эта Первопричина, Бог-Творец, непостижима
для естественного разума. И здесь вера
выступает наставницей разума: принимая
открытое в Св. Писании, разум удостоверяется,
что мир, сотворенный Богом, есть развернутое
свидетельство о Творце. Тогда каждый
фрагмент окружающей реальности осознается
как «след Бога», поэтому, познавая мир
как символически говорящий о своем Создателе,
мы продвигаемся к Богу «по его следам»
во внешнем мире. И не только характеристики
познаваемого, но и сам способ познания
оказывается доказательством его существования.
Таков первый шаг ума как участника в восхождении
человеческого духа к Богу.
Еще более ясным
свидетельством о Боге является
сам человеческий дух. Тройственный
состав его, неразрывная взаимосвязь
трех его способностей —памяти,
разумения и воли—указывают по
аналогии (подобно тому как образ
указывает на прообраз) на единство
трех ипостасей Троицы. Однако
самым отчетливым свидетельством
о Боге является человеческий
дух не в его обычном состоянии,
когда он может лишь констатировать
наличие своих способностей, а
сам искажен страстями, но когда
он преобразуется благодатью, являя
подобие внутрибожественной жизни.
Обращаясь к поискам
свидетельств о Боге в собственно
интеллектуальной сфере (это высшая,
непосредственно предшествующая
экстатическому единению с Богом
ступень продвижения ума к
Богу), Бонавентура предлагает вариант
онтологического доказательства
бытия Бога. Он задается вопросом^
может ли разум, просветленный
верой, иметь представление о
чистом бытии, бытии как таковом,
которое присуще только Богу?
Чистое бытие, утверждает он, и
есть собственный объект нашего
интеллекта; это первое, ближайшее,
что доступно разумению: всякое
частное бытие понимается только
потому, что нам известно бытие
как таковое. Но наш ум не
сознает этого, подобно тому
как глаз, различающий при свете
цвета, формы и т. п., самого
света видеть не может. Доктрина
творения Бонавентуры характеризуется
экземп-ляризмом—представлением, что
все сотворенное имеет в Боге
свои прообразы (exempla), идеи, существующие
во втором Лице Троицы, в Боге
Слове. Поскольку Отец рождает
Сына в вечном акте самопознания,
то Сын может быть назван
мудростью Отца, через Слово (Логос)
проявляются все творческие возможности
Бога. О Логосе как принципе
устроения мира учили и философы,
но полностью Логос открывается
в начале Евангелия от Иоанна,
где он появляется как тот,
через которого созданы все
вещи (т. е. как причина-образец)
и кто просвещает всякого человека,
приходящего в мир: «Со своего
трона на небесах Христос учит
нас изнутри» (In Hexaemeron, I, 13). Через
Христа осуществляется и возвращение
всех творений к Богу. Это возвращение
(reductio) в случае низших творений
достигается в человеке и через
человека, воздающего хвалу Богу
за творение, стоящее ниже его.
Возвращение самого человека, в
свою очередь, становится возможным
во Христе. Ибо человек возвращается
к Богу, живя праведной жизнью
(т. е. когда он находится
в правильном отношении к Богу),
что выполнимо только благодатью
Христа. Ум человека является
правильным (rectus), когда он обрел
истину, и прежде всего вечную
истину. Его воля правильна, когда
она любит то, что действительно
есть благо. Проявление его
силы правильно, когда оно является
продолжением управляющего могущества
Божия. В результате первородного
греха человек утратил эту
троякую правильность.
Его интеллект, увлеченный
пустым любопытством, запутался
в бесконечных сомнениях и
бесплодных противоречиях; его
волей правят алчность и вожделение,
в реализации своих сил он
стремится к автономии. Но хотя
человек утратил состояние изначальной
справедливости, он все-таки жаждет
ее. Это стремление к бесконечному
благу проявляется в его беспрестанных
поисках удовольствий. Посредством
веры и любви (при благодатном
содействии Христа) человек может
возвратиться к Богу. Согласно
Бонавентуре, когда мы знаем
некий внешний объект, наш ум
одновременно бывает просветлен,
так что ; он правильно судит
об этом объекте, и потому
находится в согласии с собственной
мыслью Бога об этом предмете.
Бонавентура считает, что интеллект
может обращаться и внутрь, размышляя
о душе и ее стремлениях.
Анализируя подлинную природу
объекта этих устремлений, ум
открывает Бога и себя самого
как образ Бога. Используемый
при этом процесс рассуждения
не является ни дедуктивным,
ни индуктивным; его Бонавентура
и называет «редукцией». В ходе
редукции происходит все более
глубокое усмотрение Божественного
присутствия в самом нашем
стремлении к истине и совершенному
счастью. Всякая область знания—дар
свыше, от «Отца светов», и
может быть поставлена на службу
теологии. Это тема трактата Бонавентуры
«О возвращении наук к теологии»
(De reductione artium ad theologiam).