Категория бытия в философии

Эта сухая констатация факта окружена в философии и в литературе множеством тре­вожных раздумий, сомнений. Как отнестись к тому, что необозримый, вечный мир приро­ды бесконечно превосходит время существо­вания, возможности познания человека? В древности, когда человек освоил сравнительно небольшую часть земного пространства, мир не выглядел столь чуждым и бездонным, как в Новое время, когда французский мыс­литель Блез Паскаль сравнил человека перед лицом необозримости и мощи природы с тро­стником, но добавлял: человек — это «трост­ник» мыслящий. Впрочем, уже в Новое вре­мя возник гордый, в чем-то самоуверенный оптимизм, наделивший человека статусом господина, покорителя природы. Не за него ли мы сегодня расплачиваемся? Но в фило­софии, в культуре в целом всегда пробивалась верная мысль о том, что человек может и дол­жен почувствовать свое родство с бесконеч­ным миром, что он способен понять: в при­роде есть своя свобода; в ней, говоря слова­ми Пушкина, есть «покой» и «язык».

Сделаем выводы. Природа объективно ре­альна и первична также и в том смысле, что без нее невозможны жизнь и деятельность человека. Без нее не могли бы даже появить­ся предметы и процессы, произведенные че­ловеком. «Вторая природа» строго зависит от первой — от природы как таковой, от ее ве­щей, процессов, закономерностей, существу­ющих до, вне и независимо от человека. По типу, форме своего бытия «вторая природа» сходна с первой, из которой она рождается, но в пределах предметно-вещественного бы­тия она обладает важными особенностями.

Бытие произведенных человеком вещей («второй природы»). Большинство окружающих нас вещей и предметно-вещественных целостностей про­изведено людьми. Они входят и в житейское и в философское понятие «окружающий мир» в качестве его важного элемента. Но в фило­софии понятие «окружающий мир» нередко остается недифференцированным, более того, он часто отождествляется с первой природой, что неправомерно.

В чем же состоит отличие «второй приро­ды» от первой? С одной стороны, воплощен­ный в ней материал первой природы есть объективная и первичная в философском смысле реальность, развивающаяся по законам, независимым от человека и человече­ства. С другой стороны, в предметах «второй природы» воплощены или, если воспользо­ваться термином Гегеля, «опредмечены» труд и знания человека.

Так, станок не просто предмет, сделанный из металла и каких-то других материалов (ко­торые, кстати, тоже часто принадлежат ко «второй природе», ибо прошли через горни­ло человеческой деятельности). В нем пред­метно, материально запечатлены знания лю­дей, воплощены труд и навыки тех, кто его изготовил. Для того чтобы использовать и в случае необходимости преобразовать далее предметные результаты человеческого труда, требуются не только знания о материалах природы, из которых предметы сделаны, нуж­но, чтобы люди, которые пускают их в дело, хотя бы частично располагали ранее вопло­щенными в них знаниями об их назначении, процессе работы, особенностях конструкции и т. д. Или, если снова применить термин Ге­геля, нужно «распредметить» эти знания. Многие философы акцентируют внимание на роли духовных, идеальных элементов в про­цессе труда, предметной деятельности чело­века и отводят существенную роль таким ком­понентам человеческой деятельности, как целеполагание, формирование проекта, пла­на действий, образа изготовляемого предме­та и т. д. Эти компоненты можно назвать иде­альными, поскольку благодаря им формиру­ется идея предмета, которая затем воплоща­ется в жизнь. И их роль действительно огромна. Однако бытие предметов и процес­сов «второй природы» состоит в том, что они представляют собой нерасторжимое единство природного материала, опредмеченного ду­ховного (идеального) знания, опредмеченной деятельности конкретных индивидов и соци­ального предназначения, функций данных предметов. Будучи созданными, в качестве такой особой единой реальности, эти пред­меты заданы, объективно предпосланы пос­ледующим актам человеческого труда, позна­ния, творчества.

Природный материал, объективные при­родные процессы составляют, таким образом, то первичное и реальное в предметах «второй природы», с чем в человеческой деятель­ности нельзя не считаться, с чем требуется жестко сообразовывать свои цели, планы, проекты, замыслы, критерии. Если, положим, из одного и того же металла можно сделать совершенно разные виды предметов (да и из­готовление каждого вида предметов в прин­ципе предполагает многовариантность ре­зультатов), то все же металл в данном случае обладает инвариантными, то есть постоянны­ми исходными свойствами. Человек может многократно менять проекты и способы из­готовления предметов из металла, но во всех случаях относительно постоянной первоос­новой будут свойства металла как объектив­но данные и все глубже раскрываемые, осва­иваемые людьми.

Однако специфика бытия предметов «вто­рой природы» и ее целостности состоит в том, что это совершенно новая по сравнению с первой природой комплексная (природно-духовно-социальная) реальность.

«Вторая природа» — мир единый и в то же время чрезвычайно многообразный. Это

—  орудия труда от самых первых, простых, созданных человеком на заре цивилизации, до сложнейших современных машин и механиз­мов, средств транспорта и коммуникаций. Это

—  промышленность и энергетика, это — строительные площадки, дороги, обрабаты­ваемые поля. Это — города и поселки. Это

—  радиостанции и телецентры, космодромы и космические корабли, школы, вузы, музеи, театры и т. д. Это предметы, окружающие нас в быту, — мебель, одежда, да и вообще мно­жество самой разнообразной утвари, приспо­соблений, приборов. Это и предметы, специ­ально приспособленные для удовлетворения потребностей человеческого духа, — книги, картины, статуи и т. д. Словом, речь идет о предметном богатстве, системах и всем «поле» человеческой цивилизации, культуры.

Отличие бытия предметно-вещного мира культуры от бытия природных вещей — это не только отличие искусственного (созданно­го, произведенного) от естественного. Глав­ное отличие в том, что бытие «второй приро­ды» по самому своему существу есть соци­ально-историческое, а именно цивилизационное бытие. Вещи «второй природы», живя природной жизнью, проживают и другую свою жизнь: они обретают особое место в бытии человеческой цивилизации.

Есть еще один принципиально важный ас­пект, связанный с относительным различием первой и «второй» природы, а одновременно — с их принадлежностью к единой форме бытия и к единству мира как целого. Долгое время люди не осознавали достаточно четко, что между первой и «второй» природой воз­можны не только отношения взаимосвязи, согласованности, но и конфликтного проти­востояния. Сегодня возник конфликт в виде экологических, энергетических и подобных им проблем. А потому требуются новые под­ходы к регулированию связи двух подвидов, в принципе относящихся к одной — вещной, предметной — форме бытия и к единому, це­лостному бытию мира.

Все сказанное можно суммировать в сле­дующих выводах. При сравнении первой и «второй» природы в целом обнаруживаются не только их единство, взаимосвязь, но и их различия. Первая природа в целом — безгра­ничное, непреходящее бытие, где существо­вание отдельного человека является преходя­щим моментом. «Вторая природа» в целом — бытие, тесно связанное с временем и про­странством человеческого существования, с бытием социального. Первая природа — бес­конечный мир, осваиваемый человеком в его очень небольшой части, — мир в принципе необозримый, неисчерпаемый. «Вторая при­рода» в целом и вещи «второй природы» — мир, где не перестают действовать законы природы, но где они причудливо, иногда кон­фликтно сплетаются с преобразующими дей­ствиями, сознанием индивидов, групп людей, человечества в целом. «Вторая природа» дана каждому отдельному человеку, поколе­ниям людей объективно, реально, она суще­ствует вне и независимо от их сознания, но в отличие от природы как таковой уже воп­лощает в себе, опредмечивает человеческие цели, идеи, а значит, не может считаться совершенно независимой от сознания челове­ка и человечества. Вещи и процессы «второй природы» преобразованы, произведены людьми, и бытие этих вещей стоит как бы на гра­нице бытия первой природы и человеческого мира. Но все же это относительно самостоя­тельное бытие, особая реальность и по отно­шению к первой природе, и по отношению к непосредственному, жизненно конкретному бытию людей. Последнее также надо рассмот­реть как особую форму бытия.

Бытие человека в мире вещей. Бытие отдельного человека и человечества в целом специфично, уникально. Однако в этом бытии есть стороны существования, об­щие и для человека, и для любой преходящей вещи природы. В этом смысле оправдан под­ход естественных наук, согласно которому человек предстает как бы вещью среди вещей — телом среди тел. Разумеется, этот подход оправдан только в случае, если сущность че­ловека не сводится к жизни и к проявлениям его тела. И тем более если он не перерастает в безнравственное, антигуманное отношение к человеку как к «вещи», «объекту», которым можно манипулировать, то есть обращаться с ним как вздумается. Но в общефилософс­ком учении о бытии важно прежде всего от­ветить на вопрос, как именно человек суще­ствует. А он ведь непосредственно существу­ет как живой, конкретный индивид, причем первичной предпосылкой его существования является жизнь его тела.

Но тело человека — тело природы. Поэто­му нельзя избежать тех предпосылок, кото­рые общи для бытия всех без исключения природных тел. Наличие тела делает челове­ка конечным, преходящим (смертным) суще­ством, и любое возможное в будущем увели­чение длительности жизни людей не отменит законов существования человеческого тела как тела природы. К бытию человеческого тела относится все то, что было сказано рань­ше о диалектике бытия — небытия, возник­новения — становления — гибели преходя­щих тел природы. Относится к телу человека и то, что оно, погибнув, не исчезает из беско­нечной и непреходящей природы, а перехо­дит в другие ее состояния.

Из того обстоятельства, что человек суще­ствует как тело в мире вещей, вытекает и ряд других следствий, которые люди в их жизни вынуждены учитывать и, как правило, учи­тывают — на бессознательно-инстинктивном и на сознательном уровне. Смертное тело че­ловека «помещено» в мир неживой и живой природы. С этим местом бытия в жизни че­ловека связано многое. Потребности челове­ческого тела в пище, защите от холода, от других сил и существ природы, в самосохра­нении, продолжении жизни можно, правда, удовлетворять минимально, но совсем не удовлетворять их нельзя, не рискуя довести его до гибели.

Значит, и в человеческом бытии, каким бы специфическим оно ни было, первична пред­посылка — существование тела (существова­ние в соответствии с законами жизни, цикла­ми развития и гибели организмов, с циклами природы и т. д.) и необходимость удовлетво­рения его необходимых (в этом смысле фун­даментальных) потребностей. Без этого во­обще невозможно человеческое существо­вание.

Отсюда вытекают важные следствия отно­сительно прав каждого отдельного человечес­кого существа. Исходное право связано как раз с сохранением жизни, самосохранением индивидов и выживанием человечества. Оно исходное потому, что без его реализации не­возможно развертывание других возможнос­тей, потребностей и прав человека. Человек должен иметь пищу, одежду, жилище — это верно в силу законов не только человеческой справедливости, но и самого человеческого существования. Здесь тот пункт, в котором должна быть признана бытийственная обус­ловленность права человека на удовлетворение его фундаментальных (природных) по­требностей. Конечно, потребности челове­ка уже в древности приняли иной характер; даже потребности тела преобразовались в особые, а не чисто природные притязания.

Из факта существования человека как жи­вого тела, природного организма вытекает его подвластность всем законам жизни, и преж­де всего законам наследственности, отменить которые или пренебречь которыми люди не в состоянии. Это лишний раз показывает, как осторожно и ответственно надо обращаться с природно-биологическим «измерением» человеческого бытия. Можно сказать, что биология человека — целый мир, относитель­но самостоятельный и целостный, специфи­ческий в его бытии и в то же время вписан­ный в целостность природы. Всякое наруше­ние экологического баланса человеческого организма влечет за собой опасные и разру­шительные для человека последствия.

Философия оправданно искала и ищет связь между телом человека и его страстями, переживаниями, психическими состояниями, мыслями, характером, волей, поступками — тем, что раньше в философии именовали его «душой», а в наше время чаще называют «психикой».

Следует учесть, что современная филосо­фия в ее многих разновидностях уделила осо­бое внимание проблеме человеческой телесно­сти, справедливо обнаружив ограниченность и старого материализма, сводившего тело че­ловека к телу природы, и идеализма, спири­туализма, презрительно относившихся к «бренному» телу. У истоков нового подхода выделяется философия Ф. Ницше: «Челове­ческое тело, в котором снова оживает и воп­лощается как самое отдаленное, так и ближай­шее прошлое всего органического развития, через которое как бы бесшумно протекает огромный поток, далеко разливаясь за его пределы, — это тело есть идея более порази­тельная, чем старая «душа».

Действительно, в существовании челове­ческого тела, в его бытии есть немало загадок, тайн, противоречий: между хрупкостью и выносливостью, зависимостью от природы и особой «мудростью», живучестью, между непосредственным «физиологизмом» и спо­собностью прилаживаться к высшим поры­вам человеческого духа и т. д.

Бытие отдельного человека — непосред­ственно данное диалектическое единство тела и духа. Функционирование тела тесно связа­но с работой мозга и нервной системы, а че­рез них — с психикой, с духовной жизнью индивида. Работа духа в известном пределе зависит от здоровья тела человека. Недаром пословица гласит: в здоровом теле — здоро­вый дух. Однако пословица верна далеко не всегда, что не требует специальных доказа­тельств. Хорошо известно и то, сколь велика бывает роль человеческого духа в поддержа­нии жизни немощного или больного тела.

Один из примеров тому — жизнь И. Кан­та. Родившийся хилым ребенком, слабый те­лом философ прожил 80 лет благодаря тому, что хорошо разобрался в особенностях свое­го организма, строго придерживался разрабо­танных для себя режима, диеты и умел воз­действовать на свою психику. На жизнь Кан­та благотворно повлияло также то обстоятель­ство, что он увлеченно трудился, был и в жизни верен проповедуемым в книгах высо­чайшим ценностям духа и нравственности.

Человек для самого себя — не только пер­вая, но и «вторая» природа. Мысли и эмоции — важнейшая сторона целостного бытия че­ловеческого индивида. В традиционной фи­лософии человека нередко определяли как «мыслящую вещь». Это имеет свои оправда­ния — и именно на уровне первых предпо­сылок анализа человеческого бытия. Непос­редственно человек, действительно, суще­ствует как отдельная вещь, которая мыслит.

Специфика человеческого бытия рассмат­ривается не только в плане объединения тела и духа. Не менее важно для философии то, что существование человека как вещи в мире природы (именно мыслящей и чувствующей вещи) было одной из первых предпосылок, побудивших людей к производству и обще­нию. Конечно, это была не единственная пред­посылка, ибо, взятая в отдельности, она еще не объясняет возникновения производства. Но между фактом существования человека как природного живого тела с естественны­ми потребностями и возникновением произ­водства и общения людей имеется диалекти­ческая взаимосвязь. А это значит, что между бытием человека в качестве природного тела и социальным бытием также существует тес­ное единство.