Педагогика сотрудничества

сообщность. Нет  назидательной дисциплины, но  дисциплинирует  само  ощущение

собственной и  коллективной  безопасности.  Слишком  уж  фантастично  описано

будничное школьное утро? Слишком, прямо как в романах  Жюля Верна? Но  именно

потому  мы  и  называем  Селестена  Френе   революционером   (либо   великим

экспериментатором): он  превратил  утопию  в  реальность.  “После  страшного

опыта  фашизма,  –  писал  Френе,  –  система  подавления  не  должна  иметь

защитников со стороны. А если снизить исторический пафос, то получится,  что

Френе просто предложил  детям невероятно  увлекательную  игру  в  школу,  где

каждый волен сам устанавливать себе правила. (В этом он, впрочем,  близок  и

Штайнеру, и Монтессори.) Пожалуй, лишь одно условие  игры  следует  соблюсти

всем: доверие к  своему Профу, учителю. И это условие, к  сведению  учителей,

– игра не в одни ворота. Она рассчитана на полную  взаимность.  При  этом  в

ребенке  поощряется  уверенность,  “что  никто  сегодня  –  ни  учитель,  ни

директор, ни академик – не знают всего, а то, что  знают, – это не  истина  в

последней инстанции”.

      Таким образом, школа  Френе   –  школа,  общедоступная для детей,  но

элитная для учителей. Поэтому ее вполне можно назвать  современной, но  никак

не назовешь модной.

      Педагогика сотрудничества предполагает, что  дети  открыто,  доверчиво

относятся к взрослым – в  школе  и  в  семье.  Для  этого  нужны  не  единые

требования, как  принято говорить, а дружелюбные,  товарищеские  отношения  с

детьми в семье.

      Самая свободная типография

      Общеизвестно, что, поскольку   способности  детей  различны,  не  стоит

упорствовать  в  своих  заблуждениях,   считая,   что   можно   искусственно

форсировать  развитие  способностей  ребенка,  достигая  при  этом   больших

успехов, чем сама создавшая их природа.  Согласно  теории  Селестена  Френе,

следует проявить мудрость и поощрить в ребенке  одиночку. С его  собственными

желаниями! Ключом к одиночке, по мнению Френе, становятся мастерские.

      Не ошибемся, если  скажем,  что именно  мастерские  помогают  ребенку

осознать самого себя. Но будем еще  точнее,  заявив,  что  именно  благодаря

работе в мастерских ребенок, покинув  школьный  приют,  никогда  не  сделает

ошибочного шага в сторону немилой профессии. В этом тезисе  –  прозорливость

и практичность Френе-философа.

      Система мастерских Селестена  Френе  изменяется  на  протяжении  многих

лет, подстраиваясь  под каждое новое поколение школьников.  Тем  не  менее  к

середине девяностых годов школьные ателье во многом  сохранили первозданную

френевскую  классичность.  Среди  них  по-прежнему  главные   –   мастерские

столярного дела,  домоводства  и  кулинарии,  танца  и  музыки,  механики  и

печатного  дела.  При   школах,   строго   соблюдающих   традиции   истинных

френетистов,  обязательно  существует  учебная   типография,   где   ученики

самостоятельно  предаются сочинениям первых полиграфических  опусов.

      

      Типография в школе  Селестена   Френе  –  первая  ласточка,  сообщающая

семилетке-несмышленышу о том, что именно труд  превратил  жителя  зоосада  в

человека разумного. Говоря о  типографии  и  мастерских,  френетисты  просят

помнить, что этот краеугольный  камень  свободолюбивой  философии  Селестена

Френе напрямую связан с революционными идеями,  по которым именно  рабочий

класс становился гегемоном движения. Труд  воспевался.  Для  его  воспевания

требовался свободный  печатный орган.  Для  печатного  органа  необходим  был

печатный станок. Впрочем, в современной школе  Селестена Френе  примерно  так

и обстоят дела на сегодняшний день. Как бы ни менялись времена,  но  слов  о

том, что труд –  это  хорошо,  а  безделье  –  плохо,  никто  не  отменял.  И

поговорок о том, что без труда и  рыбки  из  пруда  не  выловишь,  никто  не

переписывал.  Ни  либералы,  ни  консерваторы.  Поэтому  дети   трудятся   в

мастерских, поэтому  они пишут про  свой  труд  в  так  называемых  свободных

текстах, которые  потом публикуют в свободных  журналах,  которые  печатают  в

школьной типографии, которую построил Селестен Френе!

      Поскольку способности детей  различны, не стоит  упорствовать  в  своих

заблуждениях, считая, что можно искусственно форсировать  развитие  ребенка,

достигая при  этом больших успехов, чем сама создавшая  их  природа.  Следует

проявить мудрость и поощрить в ребенке одиночку.

      Новая жизнь начинается у нас  на глазах

      Мастерская “Новая  жизнь”  –   примета  времени.  Нашего  времени,  про

которое не всегда удается сказать  доброе  слово.  Времени,  в  сравнении  с

которым  и  бурная  эпоха  современников  Френе   иногда   выглядит   армией

пластмассовых солдатиков. 30 процентов из  балующихся  наркотиками  –  нынче

подростки от 14 лет (Украина, к слову сказать, здесь  впереди  –  у  нас  от

12). В семь лет  ребенок вполне в курсе, что  такое ЛСД, а что такое кокаин.

Все они смотрят  ТВ!

      С самого утра  в  “Новой  жизни”  20  головок  корпят  над  записью  в

тетрадях. “Героин  – самый сильный наркотик, –  пишет Элиза.  –  Я  видела  по

телевизору,  как  показывали  студента,  которому   специально   не   давали

наркотик. Мне показалось, что у него руки и ноги,  как  на  веревочках.  Они

все время дергаются”.

      Рано им объяснять про ломку,  резонно заявят взрослые. Рано  – и  у  нас

от всего этого  – мороз по коже. И имеем ли  мы  право  забивать  мозги  этим

самым семилетним всей своей взрослой ересью? Спросим  у них самих.

      “Мы все время говорим о  свободе, – рассуждает Поль, –  а  раз  так,  то

разве можно какому-то герои... героину свободу отнимать”.

      Развести руками?  Поставить   многоточие?  Оставить  без  комментариев?

Выбор за нами, взрослыми.

      Свобода, свобода, свобода –  семилетки  из  лионской  школы   постоянно,

каждый день, каждый урок под тем или иным соусом слышат это слово,  постигая

и нащупывая малейшие его оттенки, смыслы, нюансы.

      Только свободный человек, и  это им предстоит зарубить  на  носу,  может

идти вперед. Не ново. Но сколько нас, знающих про  это назубок,  топчется  на

месте? А все  почему? Не потому ли, что предмет  “свобода”  тоже  нуждается  в

практических занятиях? Мастерская “Новая жизнь” – это свобода не на словах.

      В воскресные дни девочек из  мастерской “Новая жизнь” ведут   в  частную

клинику “Клиши”  смотреть  на  не  родившихся  еще  детей.  Их  на  цыпочках

запускают в кабинет  ультразвуковой диагностики. Разговоры строго  запрещены,

никто  не  имеет  права  беспокоить  существо,  которое  прямо   на   глазах

набирается жизни.  Монитор  ультразвука  направлен  на  оробевших  девчонок,

которые не так  давно сами пребывали в этой  загадочной  стихии  околоплодных

вод. За ширмой от их  широко  раскрытых  глаз  скрыта  будущая  мать,  тайна

внутреннего мира которой благодаря стараниям  научно-технического  прогресса

становится достоянием мира внешнего.

      Сначала девочкам ничего не  видно. Какая-то серая, неприятная  муть. Как

в капле  нечистой  дождевой  воды.  Потом,  когда  глаза  привыкают  к  ней,

становится очевидно, что там происходит некое движение – то есть  собственно

жизнь. И вдруг  появляется пятипалая ладошка, потом  локоток. “А вот плечо,  а

вот нога. Второе плечо”,  –  неторопливо  рассказывает  врач.  Как  это  так

выходит: из серого небытия, из неказистого рассвета, из  ничего,  постепенно

обретая знакомые собственные контуры, возникает  живое существо. Такое же,  в

сущности, как и  ты, но более волшебное.

      “Я думаю, – пишет Вик в  своем свободном тексте, – жаль, что так поздно

изобрели ультразвук. Иначе  не  было  бы  так  много  абортов.  И  моя  мама

оставила бы своего первого ребенка”.

      Лелеять детские фантазии –   один  из  неоговоренных,  но  обязательных

смыслов,  вкладываемых  в  заповедь-призыв  Селестена   Френе:   “Дайте   им

свободу”.

      То есть не мешайте им понять, что они терпеть не могут на самом деле.

      Мастерская, где главный материал  – фантазия

      Восьмилетний Жан из маленькой  лионской школы никогда не  возьмет в руки

молоток. Он напишет  в школьном журнале: “Я терпеть не могу это  чудище:  это

железная голова на деревянной палке. От него пахнет  смертью”.  Допустим  он

утрирует: и его  одноклассник Поль пожимает плечами  –  они  вместе  пришли  в

ремонтную мастерскую. Обоим невероятно нравился запах  и вид  стружки,  обоим

слепили глаза новенькие, никелированные гаечки. А когда  месье  Леон  сказал

им, что они через  год смогут делать стулья для класса, то есть  столярничать

напропалую, Жан  и Поль просто-таки потеряли дар  речи. Через месяц Жан  сник.

Шум столярной  мастерской начал вселять  в  него  суеверный  ужас,  по  ночам

ребенку снились  чудища с железной головой.

      – Ничего страшного, –  рассуждает  классная  дама,  двадцатидвухлетняя

мадемуазель  Лена,  –  просто  слишком  впечатлительный   ребенок.   Слишком

фантазер. Молотком многие умеют махать, а вот что касается фантазий...

      Их следует лелеять.

      Лелеять детские фантазии –   один  из  неоговоренных,  но  обязательных

смыслов,  вкладываемых  в  заповедь-призыв  Селестена   Френе:   “Дайте   им

свободу”. То есть не мешайте им понять, что они терпеть не  могут  на  самом

деле.

      И помогите им понять, чего  бы они хотели.  Во  всем  остальном  можете

ограничивать их свободу. Меньше ее уже не станет.

      Жан, распрощавшись с молотком, ушел в школьные редакторы. И оказалось,

что это занятие  как раз для него. Во-первых, он грамотнее,  чем  сверстники.

Во-вторых,  умеет  править,  то  есть  точнее  формулировать  чужую   мысль,

придавая ей законченность, но при этом не меняя смысла. Ценное качество  для

будущего  газетчика,  не  правда  ли?  Его,  впрочем,  пока  не   привлекает