Лев Николаевич Гумилев. Историк в истории

     Еще в 1930 году, в труднейший год своей жизни и жизни страны, он в записной книжке, которую вел на полях некоторых безобидных книг, написал: "И все-таки я буду историком!" Это был внутренний ответ, движение внутреннего сопротивления всему происходящему. Его путь был классическим в своем лаконизме ответом на тот разрыв с историческим наследием, с национальной памятью, которые он, сын двух поэтов, насыщенных историческим осознанием своей связи с Россией, ощущал всегда, восхвалял ежедневно и ради этого писал свои книги.

 Учёбу в университете приходилось прерывать неоднократно по причине исключений и арестов. В 1935 году впервые арестовывают, но чуть позже выпускают (в результате обращения к Сталину его матери А.А. Ахматовой). Через четыре года – новый арест и приговор к 5 годам заключения. От звонка до звонка находился в Норильске. Срок окончился в 1943 году, и он был оставлен там же без права выезда. В бараке жил по соседству с татарами и казахами и выучил татарский, казахский - тюркские языки. Здесь писал свою первую книгу.  На маленьких «осьмушках» бумаги, которые ухитрялся доставать и которые ему дарили друзья, рождалась история из прославивших себя народов Великой степи – «Хунну». Рукопись уцелела, дожила до освобождения и вышла в свет только в 1960 году.

     После окончания срока Лев Николаевич просился в Советскую Армию. Лишь спустя почти год ему удалось получить разрешение на это. Осенью 1944 года он на Первом Белорусском фронте в качестве рядового солдата на переднем крае. Дошел с боями до Берлина. В 1945 году по общей демобилизации вернулся в Ленинград. Восстановившись студентом в ЛГУ  в начале 1946 года экстерном сдал 10 экзаменов и окончил университет. Одновременно  сдал все кандидатские экзамены и поступил в аспирантуру Ленинградского отделения Института востоковедения АН СССР.

     И здесь новый удар: после ждановского доклада о журналах "Звезда" и "Ленинград" и постановления по этому поводу ЦК ВКП(б), где было подвергнуто большевистской критике творчество А. А. Ахматовой, Гумилева исключили из аспирантуры с выдуманной мотивировкой "в связи с несоответствием филологической подготовки избранной специальности" и уволили из аспирантуры.

     7 ноября 1949 года он снова арестован, без всякой мотивировки, осужден Особым совещанием на 10 лет. Лишь в 1956 году Гумилев Л.Н. окончательно обретает свободу. В момент освобождения ему исполнилось уже 43 (!) года. В неволе ученый провел 14 лет.

В сталинские времена, когда  был популярен тезис о том, что "сын не отвечает за отца", Л. Н. Гумилев, сперва, сидел за отца, вторично - за мать.

 А. А. Ахматова об этом писала с болью:

Муж в могиле,

Сын в тюрьме,  

Помолитесь обо мне.

     Превратности судьбы не отпускали этого незаурядного человека и после освобождения. Исторические научные круги его откровенно не признавали за своего.  В 1956 году когда Лев Николаевич вернулся в Ленинград, директор Эрмитажа М. И. Артамонов помог ему с работой, взял библиотекарем "на ставку беременных и больных". Работая здесь библиотекарем, Гумилев завершил докторскую диссертацию "Древние тюрки" и защитил ее. После защиты докторской диссертации его приглашают на  работу в Ленинградское отделение Всесоюзного географического общества. Через научные сборники этого института ему удалось выпустить в свет ряд своих работ, не допущенных в официальные периодические издания.  Все, что он писал было слишком непривычно для советской науки 60-80-х годов. Здесь он проработал по 1986 год, до выхода на пенсию – сперва, научным работником, потом - старшим научным работником, перед выходом на пенсию его перевели в ведущие научные сотрудники. Кроме работы в НИИ он вел курс лекций в Ленинградском государственном университете по "Народоведению". В отношении его работ осуществлялась неофициальная, но жестокая кампания замалчивания.  В советской научной печати 1975-1986 гг. с великими трудами пробили себе дорогу 2-3 крошечные статьи по одной - две странички. Все  это тяжело сказывалось на судьбе трудов и личной судьбе Л.Н. Гумилева. В 1974 году он все таки защитил вторую докторскую диссертацию, на этот раз по географическим наукам, которую сначала не утвердили. При чем объяснение опять звучало курьезно: "она выше докторской, поэтому и не докторская".  Этнографы и другие обществоведы на это событие должным образом не отреагировали, а в журнале «Советская этнография», например, не было даже рецензии, но между тем изложенные в ней идеи находили своих сторонников. Эта работа, известная под названием "Этногенез и биосфера Земли", спустя 15 лет, в 1989 году вышла отдельной книгой и была раскуплена в течение одного-двух дней из склада издательства ЛГУ.²¹

      Многочисленные аресты, допросы, 14-ти летнее заключение в тюрьмах, сталинских лагерях, препоны и рогатки в его научной деятельности и службе, неудобства в материальной жизни и жилище, хотя основательно подорвали здоровье ученого, но не смогли сломать его дух. В тяжелые годы сталинщины и застоя, его труды не допускались до печатного станка, то, что удавалось издавать, проходило "научную" цензуру "светил" исторических наук.

     Только с конца 80-х годов ситуация резко изменилась в пользу Гумилёва, статьи которого стали публиковаться в различных журналах; книги пошли к читателю; более того, он получил возможность рассказать о своей концепции этноса и этногенеза даже по телевидению.

    Как подчёркивал К. И. Чуковский, в России нужно жить очень долго.

 Л. Н. Гумилёв  дожил и до реабилитации своего  отца, и до выхода в свет  работы «Этногенез и биосфера  Земли» и даже до государственной  премии. 
     При этом заслуги Л. Н. Гумилева, как в области научных исследований, так и в педагогической деятельности упорно игнорировались. В этом одна из причин того, что он не был удостоен даже звания профессора.

    Не имея  возможности отказать Гумилеву  в квалификации и эрудиции, оппоненты  формировали образ писателя-публициста, который ради славы ни с того ни с сего решился оспаривать очевидные истины  о татаро-монгольском иге и социальной природе этноса, известные даже школьнику. 

     Если в  советское время его ругали  за отход от марксизма, то  в 90-е годы зазвучали обвинения в этом самом марксизме (слишком много цитировал основоположников «великого учения», хотя понятно, что в советские времена это было вынуждено).

     Л. Н. Гумилёв умер 15 июня 1992 года в Санкт-Петербурге, не дожив несколько месяцев до своего восьмидесятилетия. Похоронен на Никольском кладбище Александро-Невской Лавры.

      В августе 2005 года в Казани «в связи с днями Санкт-Петербурга и празднованием тысячелетия города Казань» Льву Гумилеву был поставлен памятник. В 1996 году в столице Астане именем Гумилева назван один из ведущих вузов страны, Евразийский Национальный университет.

     Говорят, что незадолго до смерти он сказал, что выполнил всё и что ему больше не интересно. Что ж, хорошо, что желания человека, прожившего трудную жизнь, сбылись, и что скучно ему стало только в самом конце. И задача живых – разобраться в наследии учёного.²²

Глава 4. Пассионарная теория этногенеза.

                           Изменение законов Природы вне людских возможностей      

                        хотя бы потому, что сами люди – часть Природы. Но знание    

                       законов Природы, в том числе законов этногенеза, очень   

                      полезно, ибо позволяет избежать многих бед.

                                                                                         Л.Н. Гумилев

     Высшим достижением многолетних своих работ  Гумилев считал оригинальную пассионарную теорию этногенеза, в основе которой лежит представление об этносе как о сложной системе, представляющей собой комплекс взаимоотношений народа и биосферы Земли. 

Эта теория вначале представала перед его читателями как гипотеза, затем по мере накопления фактов и наблюдений как доказанная теория и после многолетних проверок превратилась в своеобразное "учение" - в сложное историко-философское и естественнонаучное биосферное учение.

     «Время от времени на определенных участках Земли идет абсолютная ломка, когда старые этносы (народы) исчезают и появляются новые.

<…>малые племена совершают великие походы и завоевания, а могучие империи оказываются бессильными; одна культура сменяет другую, а вчерашние боги оказываются никчемными истуканами. <…> Древности принадлежат филистимляне и халдеи, македоняне и этруски. Их сейчас нет, но когда-то не было англичан и французов, шведов и испанцев. Итак, этническая история состоит из «начал» и «концов». Но откуда же и почему возникают эти новые общности, вдруг начинающие отделять себя от соседей».²³

     Основной термин созданной Гумилёвым теории – «пассионарность», не совсем понятное, новое слово. «Это слово с его внутренним и многообещающим содержанием в марте 1939 года проникло в мозг... как удар молнии, - писал Л. Н. Гумилёв. – Откуда оно взялось – неизвестно, но для чего оно, как им пользоваться и что оно может дать для исторических работ, было вполне понятно».²⁴ Изобретённый учёным термин указывает на стремление и способность человека изменять окружающий мир.    

     Пассионарность в буквальном переводе на русский язык означает «страстность» или «одержимость страстями». Очевидно, что это не то, что понимается под страстями в быту. По введённому автором понятию, сами пассионарии, носители пассионарной энергии, - это отдельные индивиды, способные аккумулировать колоссальное количество психической энергии и  передавать её своим ближним, вдохновив их либо на жертвенный подвиг (таковы Александр Невский, Жанна д'Арк), либо на великое общее дело (Ганнибал, Готфрид Бульонский и первые крестоносцы), либо на удовлетворение безмерного честолюбия (Корнелий Сулла, Наполеон), либо, наконец, на разбойничье завоевание и грабежи (викинги, испанские конквистадоры).  
     По мнению Л. Н. Гумилёва, движение этносов определяет пассионарный толчок, вызываемый редкими и кратковременными космическими воздействиями, которые приводят к генетическим  микромутациям, к повышенной абсорбции (накоплению) людьми биохимической энергии космоса.

     Гумилев считал, что к этой мысли его подтолкнули "труды великого соотечественника академика Владимира Вернадского", открывшего "биохимическую энергию живого вещества биосферы". Ее носители устремлялись в океан вслед за Колумбом и покоряли просторы Сибири; по Гумилеву, к пассионариям принадлежали Суворов и Наполеон Стремление к поискам отвлеченного идеала, к достижению далекой цели, пусть и жертвой многих жизней, формировало целые народы и меняло ход истории.

      Таким образом пассионарность (как характеристика поведения) выражается, по Гумилеву, в избытке у людей этой энергии и проявляется в их способности к сверхнапряжению и повышенной тяге к деятельности вопреки инстинкту личного и видового самосохранения. Под воздействием пассионарных личностей происходят захват и освоение новых территорий, выработка новых стереотипов поведения, что в итоге приводит к образованию новых этносов.²⁵ Нужно лишь, чтобы в этносе было достаточно представителей, готовых вдохновляться идеей. 
    Сам Гумилев прекрасно понимал, что пассионарный толчок – это такое явление, которое закрыто для научного познания (Его источник виделся ученому в Космосе, но точного происхождения не давался). Он абсолютно честно писал, что гипотеза «пока не может быть строго доказана, но зато… не встречает фактов, ей противоречащих».²⁶ Для учёного нашего времени создать научную теорию,  не поддающуюся научному обоснованному доказательству, основанную почти лишь только на авторской эрудиции и интуиции, было неслыханной дерзостью. Хотя Колумб, открывший новый континент, вообще не понял, что же он открыл. Может, Гумилёв просто гениально угадал причину этногенеза, что впоследствии найдет научное подтверждение?

    Итак, этногенез (формирование народов) обусловлен «пассионарным толчком», то есть накоплением в населении, занимающем некий ландшафт, пассионарных личностей. При этом автор теории подробно говорит о том, какие ландшафты более, а какие менее благоприятны для возникновения сильных этносов. Этнос есть неотъемлемая часть породившего ландшафта. Живя в своем ландшафте, члены этноса приспосабливаются к нему, изменяя свое поведение, усваивая какие-то специфические правила (стереотипы) поведения, которые составляют основное отличие членов одного этноса от другого. «Этнос», как пишет Л. Н. Гумилёв, - не нация, не конфессия, не класс и не государство. Это та общность, которая на уровне подсознательного самоощущения взаимной симпатии определяет противопоставление «мы - они» и деление на «своих» и «чужих».²⁷ Так же  историк считал, что навечно закрепленных за культурно-историческим народом территорий не существует, так как каждый этнос проживает определенный исторический срок. Однако в случае крупной миграции этносы выбирают условия, близкие к тем, которые они покинули.²⁸

     Этносам как компонентам биосферы присущи определенные стадии, зависящие именно от уровня пассионарности. Они, по мнению автора, у всех народов одинаковы и весь цикл занимает примерно одинаковое время: 1200-1500 лет. За этот период история любого этноса характеризуется сменой его энергетических состояний (стадий) – от становления до расцвета и угасания.      

        Первая фаза – фаза пассионарного подъема этноса. При чем новые этносы могут создаваться на базе старых, соединяясь как сложная система. Из подчас непохожих субъэтнических групп создается спаянная пассионарной энергией целостность, которая, расширяясь, подчиняет территориально близкие народы. Так, Византия – суперэтнос, возникший в результате толчка в I в. н.э. состоял из греков, египтян, сирийцев, грузин, армян, славян и просуществовал до XV в.  Стереотип поведения этой фазы определяется императивом (общим правилом) "Будь тем, кем ты должен быть", что связано с утверждением права на жизнь нового этноса среди своих соседей.

    Следующая – акматическая фаза – фаза наибольшего пассионарного подъема. В этот период стремление людей характеризуется словами «быть самими собой». Плотность пассионариев увеличивается настолько, что они начинают мешать друг другу; избыток их выплескивается за пределы ареала этноса или внутри себя. Обычно в истории эта фаза сопровождается таким внутренним соперничеством и резней, что ход этногенеза на время тормозиться. Постепенно пассионарный заряд сокращается, ибо люди физически истребляют друг друга.

     Начинается фаза надлома. "Мы устали от великих" - императив этой фазы, самой болезненной в этногенезе, начинающейся с демографического взрыва и кончающейся обычно кровопролитием. Система выбрасывает из себя излишнюю пассионарность, и в обществе восстанавливается видимое равновесие.