О других купеческих
сотнях мы знаем мало. В начале
XIII века на торгу построили
каменную церковь Параскевы-Пятницы
(святой, считавшейся покровительницей
торговли) "заморские купцы"
— новгородцы, торговавшие "за
морем". В пользу церкви шла
особая пошлина с приезжавших
иностранных купцов.
Немецкие купцы останавливались
в Новгороде на ганзейских
дворах, которые не имели постоянного
населения. Немцы приезжали в
Новгород два раза в год
— летом и зимой. Из всех
ганзейских контор, а они существовали
еще в Лондоне, Брюгге, Бергене
и других городах, новгородская
была самой изолированной от
города, в котором находилась.
Новгородские власти
не имели права вмешиваться
во внутренние дела ганзейских
дворов. В суде тысяцкого решались
только спорные дела между
немцами и русскими.
Характерной чертой
средневековых цехов, среди них
и купеческих корпораций, была
строжайшая регламентация деятельности
их членов. В новгородских дворах
внутренний распорядок устанавливала
"скра" — особый устав, зачитывавшийся
всем прибывавшим в Новгород
ганзейцам. И горе было тому,
кто осмеливался нарушать устав.
Виновного ожидало суровое наказание.
Особенно преследовалось в купеческой
среде воровство. Даже за сравнительно
небольшую кражу согласно уставу
преступника следовало казнить.
Во главе ганзейской
конторы стоял ольдерман, избиравшийся
сначала собранием купцов (стевеном)
из очередного каравана. Позднее
он назначался поочередно наиболее
заинтересованными в новгородской
торговле городами — Любеком
и Висбю, а в XV веке Ганзейский
союз вместо ольдермана назначал
специального приказчика конторы.
Любой средневековый цех состоял
из мастеров (хозяев), подмастерьев
и учеников. Приезжавшие в Новгород
купцы также имели приказчиков
и учеников. Купцы (хозяева) составляли
стевен, прочие в нем не участвовали.
Ганзейские дворы напоминали
крепости. Их окружал тын из
толстых бревен. Внутри дворов
имелись церковь, где собирался
стевен и решались насущные
вопросы жизни купцов, а также
хранились наиболее ценные товары,
двухэтажные дома (дорисы), в которых
жили купцы со своими приказчиками
и учениками, помещения для
торговли и хранения товаров
(клети), большая палата, приказчицкая,
мельница, пивоварня, баня и больница.
Вечером ворота дворов накрепко запирались,
а внутри спускались с цепи собаки, выставлялась
стража.
Русские имели право
входить во дворы только днем.
Немцы торговали не на торгу,
а лишь на территории своих
дворов. Устав запрещал им вести
торговлю с новгородцами один
на один. Считалась действительной
только сделка, которая заключалась
в присутствии немца-свидетеля.
Основным видом сделки был
обмен товарами. Чтобы поддерживать
высокие цены на товары, купцам
разрешалось ввозить их в ограниченном
количестве под страхом крупного
штрафа и конфискации избыточной
части товара. Категорически запрещалось
торговать в кредит, а также
брать товары, принадлежавшие новгородцу,
на немецкие суда, с тем, чтобы
новгородский купец мог ими
торговать на Западе.
Торговые отношения
немецких купцов с Новгородом
регулировались специальными договорами
(древнейший из дошедших до
нас относится к концу XII века).
Наиболее существенными были
статьи договоров о предоставлении
"чистого пути" немцам в Новгородскую
землю, а новгородцам — по
Балтике, то есть гарантии безопасности
торговли. В других статьях говорилось
об условиях проезда купцов
по чужой территории, а также
о наказаниях за причинение
вреда купцам и разрешении
тяжб, возникавших между русскими
и немцами.
Обоюдное стремление
получить, возможно, большую выгоду
от торговли приводило к острым
конфликтам. Ганзейские купцы нередко
поставляли сукна короче установленной
меры, привозили разбавленное вино
или продавали его в бочках
меньшей емкости, чем было положено.
Немцы в свою очередь жаловались,
что новгородцы продают порченые
меха, низкого качества воск, в
который иногда добавлялись смола,
сало, желуди, горох и даже камни.
Корпоративность, присущая
средневековью, приводила к тому,
что обида, нанесенная на чужбине
группе купцов или даже одному
из них, нередко становилась
причиной разрыва торговых отношений
между Новгородом и Ганзой
на несколько лет. Вражда обычно
сопровождалась репрессиями по
отношению ко всем купцам противоположной
стороны (арест, конфискация товаров).
Так, вражда, возникшая в результате
ограбления новгородских купцов
в Нарве, продолжалась семь
лет. В ответ новгородцы конфисковали
товары ганзейских купцов в
Новгороде, хотя те не имели
никакого отношения к нарвскому
преступлению. В 1392 году был заключен
мирный договор (Нибуров мир),
в результате которого стороны
пришли к соглашению и торговля
возобновилась.
В другом случае
новгородские купцы Мирон, Терентий
и Трифон были ограблены в
1420 году немецкими пиратами на
Неве и доставлены в Висмар.
Как только новгородцы об этом
узнали, одиннадцать немецких купцов
были "посажены в железо", то
есть, закованы в кандалы. Далее
последовал обоюдный запрет на
торговлю. Только в феврале 1423
года был заключен договор
между Новгородом и "73 ганзейскими городами",
которым урегулировались взаимные обиды,
и торговля была продолжена.
Изучая историю новгородско-немецкой
торговли в XIII—XV веках, вплоть
до присоединения Новгорода к
Москве, легко заметить, что даже
самые острые конфликты между
торговыми партнерами рано или
поздно заканчивались мирным
договором. Причина ясна: торговля
с Западной Европой была жизненно
необходима Новгороду. Немалые
барыши приносила она и немецким
купцам.
В XII—XV веках западное
направление новгородской торговли
было основным. Однако в X—XII веках
много товаров привозилось с
юга.
Елена Александровна
Рыбина, изучив распределение по
ярусам новгородского культурного
слоя предметов, относившихся
к южному импорту, сделала вывод
о том, что постоянная борьба
русских княжеств с половцами
в XII веке парализовала Волжский
торговый путь, а в середине XIII
века татаро-монгольское нашествие
надолго прервало торговые связи
Новгорода с югом.
С Северного Кавказа
ввозилась древесина самшита,
из которого новгородские мастера
изготавливали превосходные гребни.
До слоя середины XIII века часто
встречается скорлупа грецких
орехов, в более поздних слоях
ее находки очень редки. Широко
были известны в Новгороде
южные стеклянные изделия (бусы,
браслеты, посуда).
В домонгольский период
оживленной была торговля с
южными русскими землями. В
Киеве существовал двор с церковью
святого Михаила, принадлежавший
новгородским купцам. Через Киев
на берега Волхова поступали
пряслица из розового шифера,
изготовленные в мастерских города
Овруча на Волыни. Наряду с
прибалтийским в Новгород ввозился
приднепровский янтарь. Из Северного
Причерноморья в больших керамических
сосудах привозили вино и оливковое
масло.
В конце XI — начале
XII века богатые новгородцы пользовались
фаянсовой посудой с белой
поливой, расписанной кобальтом
(синей краской) и марганцем
(сиренево-фиолетовой), центр производства
которой находился в Иране.
С конца XIII века в Новгород
стали привозить керамику, изготовленную
в Золотой Орде.
Говоря о торговле,
нельзя не упомянуть о том,
что новгородские купцы обслуживали
самые отдаленные районы обширной
Новгородской земли. В письменных
источниках не раз упоминаются
новгородские купцы, бывавшие
на Северной Двине, в Карелии,
Обонежье, Торжке. Купцы привозили туда
продукцию новгородских ремесленников,
импортные товары, покупая продукцию местных
промыслов.
Итак, древний Новгород
вел оживленную торговлю. Наличие
большого количества сведений
о торговой деятельности новгородцев,
сохранившихся в письменных источниках,
привело многих историков XIX —
начала XX века к убеждению, что
торговля и была основой экономики
Новгорода. Однако это не так.
Из далеких стран в Новгород
привозились главным образом
предметы роскоши и отчасти
сырье для ремесленного производства.
Экспорт из Новгорода предоставлял
возможности для приобретения
привозных товаров. Современные
историки, не отрицая важности
торговли, с полной очевидностью
выяснили, что основой хозяйства
Новгородской земли было сельскохозяйственное
производство наряду с развитым
ремеслом.
4. Культура
В средние века Новгород
был одним из наиболее значительных,
а в XIII—XIV веках, по-видимому, крупнейшим
культурным центром Руси. Избежавший
разорения в лихую годину татарского
нашествия, он сохранил до наших
дней многие замечательные памятники
древнерусской письменности, архитектуры,
живописи, прикладного искусства.
XIV-XV столетия – золотая
пора, эпоха расцвета государства
"Господин Великий Новгород".
"Культурная жизнь приобрела
в нем... такую оседлость и устойчивость,
какой Москва достигла лишь
к XVI веку", - писал один из
историков древнерусского искусства.
После разорения Киевской Руси
Новгород оказался хранителем
многих традиций ее культуры.
Это время наивысшей
экономической и творческой мощи
столицы русского Севера. Любая
культура существует и развивается
на основе просвещения. В Новгороде
уже в 1030 году Ярославом Мудрым
была открыта школа. Не случайно,
что именно из Новгорода происходит
самая древняя из сохранившихся
русских книг — знаменитое
Остромирово Евангелие, ныне хранящееся
в Государственной Публичной
библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина.
Евангелие было переписано по
заказу новгородского посадника
Остромира в 1067 году. Сохранилось
также несколько книг, переписанных
для новгородского Лазарева монастыря
на рубеже XI — XII веков. Переписка
книг считалась богоугодным делом.
Вот почему больше всего книг
было переписано при дворе
новгородских владык, а также
в монастырях. В житии архиепископа
Моисея (занимал софийскую кафедру
в 1325—1329 и в 1354—1359 годах) говорится
о том, что Моисей "собра
многи писца книжные, наят их
переписывати книги святые".
Знаменитые новгородские
берестяные грамоты — в большинстве
своем памятники деловой переписки.
В их можно прочесть о денежных
операциях, земельных отношениях,
судебных исках и т. д. Однако
найдены и такие грамоты, по
которым мы можем судить o личных
переживаниях авторов, их мироощущении,
интересах. Вот текст берестяной грамоты
№ 605, найденной в 1982 году на Троицком раскопе
(Людин конец) в слое, имеющем дендрохронологическую
дату 1133—1149 годы: "Покланяние от Ефрема
ко брату моему Исухие. Не распрашав, розгневася.
Мене игумене не пустиле, а я прошалося;
но посолало со Асафомь ко посаднику меду
деля. А пришьла есве оли звонили. А чему
ся гневаши. А я вьсегда у тебе. А сором
ми, оже ми лихо молвляше: "И покланяю
ти ся, братьче мои". То си хотя молви:„Ты
еси мои, а я твои"".
В переводе на современный
русский язык грамота читается
так: "Поклон от Ефрема к
брату моему Исихию. Не расспросив,
ты разгневался. Меня игумен
не пустил, а я отпрашивался. Но
он послал меня с Асафом
к посаднику за медом. А вернулись
мы, когда звонили. Зачем же
ты гневаешься? Я ведь всегда
твой. Для меня оскорбительно,
что ты так плохо мне сказал:
"И кланяюсь тебе, братец мой!"
Ты бы хотя бы сказал: „Ты
— мой, а я — твой!""
Перед нами драгоценный
образец переписки двух образованных
новгородцев первой половины XII века.
Описана обычная жизненная коллизия.
Два друга-монаха договорились
о встрече, но Ефрем не пришел
к Исихию в назначенный час,
Исихий выразил свое неудовольствие.
В ответ Ефрем пишет берестяное
письмо с просьбой его извинить.
Он объясняет, что встреча не
состоялась не по его вине:
настоятель монастыря послал
Ефрема, вопреки его желанию, к
посаднику за Медом, а когда
тот вернулся, час встречи уже
миновал. Ефрем заверяет Исихия
в своей дружбе, находя несправедливыми
его упреки. Письмо написано правильным,
даже изысканным, русским литературным
языком. Его автор — человек,
несомненно, начитанный и привычный
к письму.
В древнем Новгороде
обучать грамоте начинали, видимо,
в шесть-семь лет. В одном
из вариантов былины о Василии
Буслаеве есть такие слова:
Стали его, Василыошку,
грамоте учить.
Грамота ему в наук
пошла.
Посадили его, Васильюшку,
пером писать,
И письмо ему в
наук пошло.
На раскопках найден
целый комплекс берестяных грамот,
представляющих собой первые "пробы
стиля" юного новгородца Онфима,
жившего в XIII веке. Тут и упражнения
в написании букв алфавита, слогов,
отдельных слов и, конечно, неумелые детские
рисунки, процарапанные на бересте.
Сначала ученики изучали
буквы и учились читать, затем
обучались письму и, наконец,
цифирной премудрости. Обучение
письму начиналось, скорее всего,
с цер, на которых писали
по воску стилем, а потом стирали
написанное плоской лопаточкой,
которой был снабжен стиль.
Позднее от цер переходили
к бересте.
Чтение — непременное
условие жизни культурного человека.
Книгочеи жили и в средневековом
Новгороде. Например, некий Яков,
автор берестяной грамоты №
271 (XIV век), просит своего "кума
и друга" Максима прислать "чтения
доброго". Эта фраза из берестяного
письма перекликается со словами
древнерусского летописца: "Велика
ведь бывает польза от учения
книжного; книгами мы мудрость
обретаем; это реки, наполняющие
вселенную; в книгах ведь неисчетная
глубина; и ими в печали утешаемся!"