Роль вермахта в период интенсификации фашистской политики ограбления и порабощения (1942-1943 гг.)

Исключительно большие усилия предпринимались оккупационными органами и по интенсификации грабежа в  области сельского хозяйства. Стремление господствующих кругов фашистской Германии преодолеть нараставший продовольственный  кризис за счет усиления грабежа сельскохозяйственных продуктов в других странах, и  особенно в оккупированных советских  районах, нашло свое отражение в  заявлении Геринга на совещании  рейхскомиссаров оккупированных областей и командующих войсками по вопросу  о продовольственном положении 6 августа 1942 г., сводившемся к тому, что если и придется голодать, то не немцам, а другим.

При этом следует принимать  во внимание не только огромное количество продуктов сельского хозяйства, необходимых для обеспечения  имперских потребностей, но и продуктов, шедших на обеспечение нужд вермахта и различных оккупационных органов, требования которых постоянно увеличивались  не только вследствие роста их численности. Но и в результате того, что имевшиеся  ранее запасы были уже израсходованы.

Значительную роль в фашистских планах в отношений сельского  хозяйства оккупированных районов  играло изменение его социально-экономической, структуры в соответствии с классовыми целями и вытекавшими из них колонизаторскими намерениями господствующих кругов Германии. Вначале оккупационные  органы в ожидании скорой победы над  СССР уделяли этому вопросу мало внимания, поскольку речь шла главным  образом о выявлении и сборе  всех имевшихся запасов сельскохозяйственных продуктов для собственного обеспечения. Некоторые их представители были даже против ликвидации коллективных хозяйств, так как считали, что  это мероприятие затруднило бы осуществление  контроля и учёта сельскохозяйственной продукции, а в [198] последующем и  образование немецкими землевладельцами крупных хозяйств. Начатое по указанию военных органов в значительных масштабах, и прежде всего в оперативном  тылу сухопутных войск, переименование колхозов в «общинные хозяйства» летом и осенью 1941 г. носило, по заявлению  главного командования сухопутных войск, в основном пропагандистский характер, так как их организационная структура  оставалась в основном без изменений{173}.

При этом, однако, необходимо подчеркнуть, что колхозы на оккупированной территории полностью потеряли характер социалистических производственных объединений, так как фашистские органы изъяли у них все важнейшие средства производства, в том числе и  землю, а вместо коллективного социалистического  труда был введен принудительный труд на оккупантов. Советские государственные  сельскохозяйственные предприятия  и организации, а также лесные хозяйства были даже юридически объявлены  «имперской собственностью».

Провал плана молниеносной войны вынудил фашистские органы власти осуществить модификацию  проводимых ими аграрно-политических мероприятий, что нашло свое отражение  во введении объявленного Розенбергом 15 февраля 1942 г. «Нового аграрного  закона»{174}. Эта обширная программа  сельскохозяйственного грабежа  стала осуществляться примерно равным образом как в рейхскомиссариатах, так и в оккупированных районах, находящихся в ведении военных  властей. Поскольку она играла значительную роль во всем комплексе фашистской оккупационной политики, на ее содержании и целях следует остановиться подробнее.

То, что в программе  было демагогически объявлено «аграрной  реформой», на самом деле легализовало лишь фактически существовавший статус общинного хозяйства, [199] с той  разницей, что советские крестьяне, обрабатывавшие землю, как и прежде, сообща, должны были сдавать весь урожай оккупационным властям. Сами же они  получали своеобразную натуроплату.

На втором этапе этих аграрных мероприятий было предусмотрено  превращение общинных хозяйств в  «товарищества по совместной обработке  земли», в которых на каждую крестьянскую семью или соответственно каждый двор полностью возлагалась ответственность  по уходу за посевами на определенном участке земли и за сбор с него урожая, а на общину целиком — за вспашку и обработку земли, посев и сдачу всех поставок и налогов. Наконец, предусматривалось введение системы единоличных крестьянских хозяйств для особо «благонадежных» и «прилежных» крестьян.

Введением «программы реформ»  господствующие круги Германии преследовали различные цели. Главная же политическая задача заключалась в полном уничтожении  социалистического сельского хозяйства. Одновременно путем ликвидации колхозов и создания перспективы введения системы единоличного хозяйства  они надеялись побудить сельское население к более интенсивной  работе. Эта цель была ясно изложена и в разработанной министерством  Розенберга инструкции о характере  пропаганды по аграрному вопросу. Главным  является, как в ней говорилось, увеличение, насколько это возможно, производства сельскохозяйственной продукции  в интересах обеспечения снабжения  Германии. Какими средствами и хозяйственными формами будет достигнута эта  цель, оккупантов не интересовало{175}.

Под влиянием поражения на Волге фашистские органы даже сделали  шаг дальше, объявив в начале июня 1943 г. о передаче в частную собственность  крестьян индивидуальных наделов земли. Этими мероприятиями они надеялись  достичь большого пропагандистского  эффекта, так как исходили из предположения, что советские крестьяне якобы  недовольны коллективной системой хозяйства. Этой точки зрения до сегодняшнего дня еще придерживаются многие представители  буржуазной историографии. [200]

Но она оказалась неправильной. За исключением районов, лишь недавно  воссоединенных с Советским Союзом, в которых в силу их классовой  структуры у сельского населения  еще сохранялось стремление к  земельной собственности ив которых  колхозы еще в начальный период оккупации были разделены по частным  хозяйствам, основная масса советского крестьянства была против реставрации  частной собственности на землю. Это положение подтверждается и  в высказываниях самих оккупационных  органов. Так, командование 213-й охранной дивизии докладывало еще 27 августа 1941 г. — как раз в тот период, когда, по мнению буржуазных историков, советские крестьяне с нетерпением  ожидали раздела земли, — что  в их районах нет даже никаких  признаков стремления к разделу  колхозов, что колхозники по-прежнему придерживаются коллективной системы  ведения хозяйства и продолжают учет трудодней за выполненную работу, как и раньше. А там, где крестьяне  не возражали против раздела живого и мертвого инвентаря колхозов, эта  «готовность» являлась зачастую попыткой его сохранения от грабежа.

Тот же факт, что в 1942-1943 гг. партизанское движение достигло громадных  масштабов, что вообще-то немыслимо  без активной поддержки как раз  сельского населения, также свидетельствует  о безуспешности фашистских мероприятий  и пропагандистских маневров. Во многих партизанских краях советские крестьяне  восстановили социалистические колхозные  порядки, причем сельскохозяйственная работа там очень часто тесно  переплеталась с вооруженной  борьбой. Так, например, в районе Брянска  уже в феврале 1942 г. действовало 16 сельских Советов и 60 колхозов, которые  обрабатывали земельную площадь  размером более 6 тыс. га{176}.

Впрочем, советские крестьяне  очень хорошо понимали, что им была уготована роль подневольных рабов [201] германских помещиков. В действительности, конечно, господствующие круги Германии не были никоим образом заинтересованы во введении частной собственности  на землю для широких слоев  крестьянского населения в колонизируемых ими восточных районах. Пропагандистские установки по земельному закону предписывали поэтому избегать употребления такого понятия, как «земельная собственность»{177}. Столь же ясно в информационном бюллетене  № 3 главного экономического управления «Юг» от 25 марта 1943 г. было дано разъяснение, что «товарищества по совместной обработке земли» являются конечной формой индивидуального землепользования и что в германские интересы не входит образование местным населением полностью самостоятельных индивидуальных хозяйств{178}. В конечном счете превращение совхозов и МТС в государственные германские предприятия и начавшееся поселение немецких и других колонистов (в особенности в Литве, Белоруссии и на Украине), а также частичная передача земли бывшим помещикам и кулакам из числа местного населения отчетливо показали истинные цели «аграрной реформы». Эти цели неоднократно публично упоминались и представителями фашистской Германии, однако их классовое содержание затушевывалось демагогической фразеологией. Так, Дарре заявил в 1942 г., что завоеванные на Востоке земли должны стать собственностью наиболее отличившихся в войне солдат и членов фашистской партии, которые в качестве новой помещичьей аристократии будут иметь своих крепостных из числа местного крестьянского населения{179}. В этом же духе высказывалась и фашистская пресса, стремясь увязать аграрно-политические грабительские и колонизаторские цели с задачами пропаганды среди солдат и в особенности малоземельного и безземельного сельского населения Германии. Говоря о роли военных органов в осуществлении этих мероприятий, необходимо подчеркнуть, что в 1943 г. При верховном главнокомандовании [202] вермахта был создан специальный отдел «Поселения», занимавшийся наряду с решением других вопросов- составлением 'планов последующего раздела сельскохозяйственных площадей на Украине между военнослужащими.

Общее количество индивидуальных хозяйств, за исключением районов, воссоединенных с Советским Союзом в 1939-1940 гг., осталось незначительным. Но и создание «товариществ по совместной обработке земли», в  которых фашистские органы усматривали  наиболее эффективную и отвечавшую их дальнейшим целям организационную  форму, осуществлялось очень медленно. Так, в рейхскомиссариате «Украина»  из 16536 колхозов к концу 1942 г. было реорганизовано в такие товарищества 10,2%, а к  маю 1943 г. всего лишь 12,1%. Несколько  выше эти цифры были, по-видимому, в районах оперативного тыла сухопутных войск (в особенности на Севере и  в Белоруссии{180}).

В связи с этим следует  упомянуть, что оккупационные органы в целях подъема производства сельскохозяйственной продукции —  с незначительным успехом — пытались наладить выпуск сельскохозяйственных машин и оборудования. Более того, они доставили в оккупированные районы сельскохозяйственный инвентарь  из других европейских стран, а некоторую  часть и из Германии. Однако этот инвентарь нашел применение лишь на землях, обрабатываемых ими самими{181}.

Определенный стимул должно было создать предложение сельскому  населению некоторых товаров  потребления в обмен на сельхозпродукты. Характерным при этом является высказывание Шлоттерера на уже упоминавшемся  совещании представителей восточных  промышленных обществ о том, что  речь идет о товарах массового  потребления самого примитивного характера, не меняющих уровня жизни местного населения{182}, значительно сниженного в результате оккупации. [203]

Практическая грабительская  деятельность оккупационных органов  даже более отчетливо, чем «планы реформ», вскрыла суть аграрно-политических целей господствующих кругов Германии. Так, уже летом — осенью 1941 г. и  в особенности в период зимних мероприятии по выколачиванию продовольствия у населений был» изъяты все имевшиеся  запасы зерна и продуктов питания  без учета его нужд. В связи  с сокращением в Германии норм на продукты питания в июне 1942 г. была проведена новая кампания по сбору зерна, в центре которой  оказались Украина и прилегавшие  к ней районы, находившиеся в сфере  действия группы армий «Юг». Цель этой кампании была изложена государственным  секретарем Рике на совещании, проводившемся  Кейтелем в конце мая с командующими войсками, на котором присутствовали начальник отдела военной экономики  и техники, а также высшие военные  чины. Она заключалась в выявлении  всех имевшихся у крестьянского  населения запасов зерна, сборе  и обмолоте не менее 1,3 млн. т и  срочном его вывозе в Германию. Одновременно были даны указания по учету  нового урожая. И хотя, по оценке штаба  экономического руководства «Восток», это вряд ли достигло бы 50% обычного урожая и, следовательно, зерна едва ли хватило бы для покрытия собственных потребностей населения, за счет его по меньшей мере планировалось полное покрытие нужд вермахта. Как военным, так и гражданским руководящим органам с самого начала было ясно, что подобные мероприятия должны натолкнуться на ожесточенное сопротивление населения. Поэтому такая кампания принудительного выявления запасов проводилась как военная акция с привлечением полицейских сил и подразделений вермахта. Общее руководство ею было возложено на Гиммлера. О характере этой акции и жестокостях оккупационных органов во время ее проведения свидетельствует то обстоятельство, что командующий войсками на Украине затребовал, например, для ее осуществления 80 рот, а начальник оперативного) тыла сухопутных войск — две охранные дивизии и 49 батальонов ополчения{183}. [204]

Требования, выдвинутые Герингом 6 августа 1942 г. на совещании начальников  военных и гражданских управлений оккупированных фашистской Германией  стран, шли еще дальше. По неполным данным, из общего количества продуктов  питания — 6,5 млн. т зерна, 1 млн. т  мяса и рыбы, 225 тыс. т жиров и  масла, более 650 тыс. т картофеля и 200 тыс. т сахара, — которые должны были поступить в 1942/43 хозяйственном  году из этих стран для обеспечения  имперских потребностей, на оккупированные советские районы приходилось 3 млн. т зерна, 120 тыс. т растительного  масла и значительное количество мяса, жиров, картофеля, сахара и т. п.

Вместе с тем вермахт  был ориентирован на полное самообеспечение  продуктами питания за счет сельскохозяйственного  производства оккупированных стран. В  конце августа 1942 г. приказом Кейтеля  на командующих войсками, а также  командующих армиями и группами армий была возложена ответственность  не только за выполнение этой задачи, но и за обеспечение продовольственного снабжения имперских областей. Генеральным  штабом сухопутных войск и штабом экономического руководства «Восток» принимались все меры к выполнению задачи по продовольственному снабжению  в первую очередь за счет оккупированных советских районов. В приказе, вступившем в силу незамедлительно, указывалось, что из Германии впредь на снабжение  войск будут поступать только те продукты питания и фураж, которые  производятся в захваченных районах  в недостаточных количествах  или же не производятся совсем.

Если учесть, что из оценочных 11 млн. т валового урожая в оккупированных советских районах на нужды вермахта в 1942/43 хозяйственном году планировалось  выделить от 2,5 до 3 млн. т зерна и, кроме того, значительное количество зерна на обеспечение различных  гражданских организаций и служб, полицейских сил и т. д., то получается, что более половины всего урожая уже заранее было предназначено  для обеспечения немецких [205] потребностей. Различные реквизиции, а также  вывоз зерна из районов Северного  Кавказа, так называемой «Трансниетрии»{184} и аннексированных, областей при  этом вообще не учитывались.

Для получения такого огромного  количества зерна крестьянское население  облагалось очень высокими, а по оценке некоторых оккупационных  служб, даже превосходящими границы  возможного нормами хлебосдачи, выполнение которых обеспечивалось применением  самых суровых мер наказания. Так, представитель группы армий  «Север» доложил на совещании  уполномоченных по военной администрации, проводившемся Розенбергом 18 декабря 1942 г., что только в Эстонии за невыполнение принудительных норм хлебосдачи вынесено 27 тыс. решений о наказаниях{185}.