Анна Андреевна Ахматова: жизнь и труды

    В 1910-е  годы символизма как школы уже  не существует. На смену ему приходят новые поэтические течения. Но при  этом символисты не перестали быть символистами. Ни Иванов, ни Белый, ни Блок в собственном творчестве не отрекались от символизма. Их поэзия насыщается реалистическими  деталями, но в целом - это тот  же символизм. Название поэмы Блока  «Двенадцать» - символ. Символом становятся и блоковские «Скифы». И в этом состоянии символизм пережил прочие литературные течения начала века.

Футуризм

    Из новых  поэтических течений начала века наиболее авангардным стал русских  футуризм. Заявив о себе, как и  акмеизм, 1910-е годы, он сразу же привлек  всеобщее внимание – возможно, потому, что в наиболее радикальной форме  отражал дух раскола, который  носился в воздухе времени. Футуристы  первые заговорили не о катастрофе, но самой катастрофой; не о войне  и революции, но самими войною и революцией. Они не писали об отрицании, но отрицали на деле, не предчувствовали перемен, но воплощали их в своих стихах, картинах и культурных (а порой  и антикультурных) жестах.

    Футуризм  как течение в искусстве возникло в Италии в начале XIX века. Его основатель – итальянский писатель Филиппо Томмазо Маринетти – в 1909 году выпустил «Манифест футуризма», проповедавший полный разрыв с традиционной культурой.

По мысли основателя итальянского футуризма, старая культура, и искусство в частности, обветшали. Их форма не соответствует бурно  развивающейся  европейской цивилизации. На смену классическим формам идут принципиально новые, отражающие индустриальную, урбанистическую (городскую) культуру.

    Однако  идеи итальянского футуризма не исчерпывались  только формальными поисками и экспериментами. Напротив – смена форм была следствием серьезных мировоззренческих претензий  футуризма. Прежде всего, он был враждебной реакцией на христианские ценности, на которых строилась и держалась  европейская культура. По мысли футуристов, эти ценности не отвечали духу имперской,  агрессивной европейской цивилизации, направленной на покорение природы, пространства и т.д. итальянский футуризм, несомненно, очень много заимствовал от Ф. Ницше с его антихристианской проповедью.

    Проповедь имморализма, агрессивности, пафос  войны, которая представлялась «гигиеной  мира», уничтожающей все слабое и  больное, в конце концов привели некоторых футуристов в стан фашизма. Маринетти накануне и во время ВОВ сотрудничал с вождем итальянского фашизма – Бенито Муссолини.

    На первый взгляд русский футуризм имел много  общего с итальянским. Основным принципом был также отказ от старой культуры (от «старья», по любимому выражению Маяковского). Как и итальянцы, русские футуристы в большинстве отдавали предпочтение городской культуре перед деревенской, искали новые формы выразительности: звукоподражание, «свободный синтаксис», словотворчество, приемы плаката, графический стих (знаменитая «лесенка» Маяковского) и т.д. как и в итальянском футуризме, здесь был силен элемент претензии не только на новое, но на единственное и окончательное слово в искусстве. В заявления русских футуристов также звучала агрессия, пусть и смягченная юмором и иронией.

    Но русский  футуризм как течение сложнее  итальянского. Он складывался из борьбы и взаимодействия четырех основных группировок.

Кубофутуризм

    Самой значительной  была группа «кубофутуристов», или «будетлян» под названием «Гилея». В нее входили братья Давид и Николай Бурлюки, Елена Гуро, Василий Каменский, Алексей Крученых, Бенедикт Лившиц, Владимир Маяковский, Велимир Хлебников. Некоторые из них были не только поэтами, но и художниками (Д. Бурлюк, Е. Гуро, отчасти Хлебников и Маяковский), что положило на поэзию кубофутуристов печать «новой живописи». Ранние стихи Маяковского, знаменитая «Бобэоби» Хлебникова напоминают живопись кубизма, воплощенную в слове. Давид Бурлюк и Маяковский познакомились во время учебы в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, тогда и родилась идея русского футуризма.

Эгофутуризм

    Второй  по значительности футуристической  группой, возникшей даже раньше кубофутуристов, была группа Игоря Северянина, называвшая себя «эгофутуристами» («ego» лат. – «я»). В нее входили Игорь Северянин, И. В. Игнатьев, К. К. Олимпов, Василиск Гнедов, Георгий Иванов и др. Называлось это «Ассоциацией эгофутуристов», но в действительности поэтическое значение группы исчерпывается поэзией одного Северянина (второй значительный поэт, Георгий Иванов, сказал свое слово в поэзии гораздо позже и вне всяких групп). В 1911 году Северянин издал сборник «Пролог эгофутуризма» и в соавторстве с Олимповым написал листовку «Скрижали Академии экопоэзии (вселенский футуризм)».

«Мезонин  поэзии» и «Центрифуга»

    Своеобразный  московский «филиал» эгофутуризма –  поэтическая группа при издательстве «Мезонин поэзии», в которую входили  В. Г. Шершеневич, Рюрик Ивнев и др.

Еще одна группа умеренных  футуристов, «Центрифуга», явно оказалась  в тени шумного, скандального успеха кубофутуристов и Игоря Северянина. В нее входили Б. Л. Пастернак, Н. Н. Асеев, С. П. Бобров, К. А. Большаков и др. Их «война» с кубофутуристами носила условный характер и отчасти диктовалась ревностью известности коллег. В своих воспоминаниях Борис Пастернак признается в своей ранней зависимости от Маяковского и в том, как непросто он избавлялся от нее, находя собственный путь в поэзии, уже никак не связанный с футуризмом. В паре с Маяковским обычно представляли и Николая Асеева.

    Расцвет футуризма пришелся на время мировой  войны и предреволюционные годы. И это знаменательно. Как поэтическое  течение он не представим вне исторического  времени. В нем наиболее ярко и  радикально отразилась эпоха всеобщей ломки и преобразования с ее сложной  внутренней правдой, кривляниями и бесчисленными подменами. Парадокс футуризма состоял в том, что именно будущее отвергало ее как направление а искусстве. Окончательно оформившись и закрепившись в России, революционная власть не пошла на прямой союз с футуристами и их продолжателями. Одного Маяковского – да и то посмертно! – она наградила званием «»великого поэта революции.

Акмеизм

    После символизма наиболее значительным поэтическим  течением начала века стал акмеизм.

    «Акмеизм» (от греч. «акме» - высшая степень чего-либо, цветущая сила) называли еще «адамизмом» (мужественный и твердый взгляд на жизнь).

Акмеисты – Н. С. Гумилев, О. Э. Мандельштам, А. А. Ахматова, С. М. Городецкий, М. А. Зенкевич, Г. И. Иванов, Е. Ю. Кузьмина-Караваева и др. –  заявили о себе в 1910-е годы почти  одновременно с футуристами. Важным отличаем от футуристов было то, что, отталкиваясь от символизма как исчерпавшего свой исторический срок поэтического течения  акмеисты тем не менее продолжали считать себя наследниками символизма.

Своего рода «промежуточными» фигурами между символизмом и  акмеизмом оказались И. Ф. Анненский, обозначивший своей смертью в 1909г. Начало конца символизма как поэтического течения и серьезно повлиявший на становление Гумилева и Ахматовой, а также поэт, прозаик и критик Михаил Алексеевич Кузмин. Последний в 1910г. выступил со статьей «О прекрасной ясности», в которой подверг язвительной критике главные грехи символизма: туманность образов, небрежное отношение к законам литературных жанров.

    Наиболее  авторитетными учителями для  акмеистов стали поэты, сыгравшие  когда-то заметную роль в символизме, - М. Кузмин, И. Анненский, А. Блок. При  имени Гумилёва мы ныне вспоминаем о том, что он был основателем  акмеизма. А он был, прежде всего, редчайшим  примером слитности стихов и жизни. Все его годы воплощались в  его стихах. Жизнь его – жизнь  романтического русского поэта –  воспроизводится по его творениям. Гумилёв оставил нам мужественное предугадание.

    Идея  преемственности, а не разрыва особенно ясно выражена в программной статье признанного вождя акмеистов  Николая Гумилева «Наследие символизма и акмеизм»(1913). В самом начале статьи он давал понять, что новаторство  акмеистов не имеет  ничего общего с хулиганскими выходками футуристов, предлагавших сбросить Пушкаина и Толстого с «парохода современности». По жесткому заявлению Гумилева, футуристы – это «гиены, всегда следующие за львом».

    Более радикальное мнение о проблеме «символизм - акмеизм» высказал Осип Мандельштам  в статье «Утро акмеизма»(1912). Он считал, что между акмеизмом и  символизмом существует глубокое различие. «Символисты были плохими домоседами, они любили путешествия, но им было плохо, не по себе в клетке своего организма…»

Искусственность теории акмеизма в частности проявилась в выборе фигур мировой классики, которых Гумилев считал предшественниками  акмеизма. Список оказался довольно произвольным: Шекспир, Рабле, Франсуа Вийон, Теофиль Готье.

    В то же время акмеизм был здоровой и  естественной реакцией на расплывчивость, беспредметность символистской  поэзии; недостаток, который начинали осознавать и наиболее крупные символисты (прежде всего – Блок). Заслугой акмеизма был акцент на целомудренности поэзии: это возвращало поэзию начала века от декадентских увлечений, от модернистской  «зауми» у изящной и аскетической ясности русского поэтического стиля, каким он был создан гениальными  поэтами XIX века. В сущности, акмеизм, как и символизм, оказался лишь новым витков в развитии русской поэзии по принципу спирали: делая новый поворот и возвышаясь над непосредственными предшественниками (главным образам, символистами), он в своем движении возвращал поэзию к лучшим достижениям прошлого, XVIII и XIX веков.

Имаженизм

    В первые послереволюционные годы в России возникло новое литературное и художественное течение имажинизм (от французского image – образ), опиравшееся на искания русского авангарда, в частности, футуризма.

    Поэтическая группа имажинистов была создана  в 1918 году Сергеем Александровичем  Есениным, Вадимом Габриэлевичем Шершеневичем и Анатолием Борисовичем Мариенгофом. В группу также вошли Иван Грузинов, Александр Кусиков (Кусикян) и Рюрик Ивнев (Михаил Ковалев). Организационно они объединялись вокруг издательства «Имажинисты» и небезызвестного в свое время литературного кафе «Стойло Пегаса». Имажинистами выпускался журнал «Гостиница для путешествующих в прекрасном», прекратившийся в 1924 году на четвертом номере.

    В Московском отделении Всероссийского союза  поэтов 29 января 1919 года прошел первый поэтический вечер имажинистов. Вскоре они выступили со своей  декларацией в воронежском журнале  «Сирена» и московской газете «Советская страна», в которой были провозглашены  принципы творчества «передовой линии  имажинистов».

Теория имажинизма основным принципом поэзии провозглашала  примат «образа как такового». Не слово-символ с бесконечным количеством  значений (символизм), не слово-звук (футуризм), не слово-название вещи (акмеизм), а  слово-метафора с одним определенным значением является основой имажинизма. «Единственным законом искусства, единственным и несравненным методом  является выявление жизни через  образ и ритмику образов» (Декларация имажинистов).

    Теоретическое обоснование этого принципа сводится к уподоблению поэтического творчества процессу развития языка через метафору. «Рождение слова речи и языка  из чрева образа, – говорит Мариенгоф, – предначертало раз и навсегда образное начало будущей поэзии». Если в практической речи «понятийность» слова вытесняет его «образность», то в поэзии образ исключает смысл, содержание: «поедание образом смысла – вот путь развития поэтического слова» (Шершеневич). В связи с этим происходит ломка грамматики, призыв к аграмматичности: «смысл слова заложен не только в корне слова, но и в грамматической форме. Образ слова только в корне. Ломая грамматику, мы уничтожаем потенциальную силу содержания, сохраняя прежнюю силу образа» (Шершеневич). Стихотворение, являющееся аграмматическим «каталогом образов», естественно не укладывается и в правильные метрические формы: «Свободный стих составляет неотъемлемую сущность имажинистской поэзии, отличающейся чрезвычайной резкостью образных переходов» (Мариенгоф). «Стихотворение – не организм, а толпа образов, из него может быть вынут один образ, вставлено еще десять» (Шершеневич).

Имажинисты отрицательно относились к социально-газетной тематике позднего футуризма, публицистическим стихотворениям и пропагандистским рифмованным произведениям. В программных статьях «Буян остров» (1920) Мариенгофа, «2×2=5. Листы имажиниста» (1920) Шершеневича и «Имажинизма основы» (1921) Грузинова была выдвинута идея возвращения поэзии ее образной основы, однако создание поэтических образов предполагало рациональную деятельность, конструирование, комбинирование, создание специальных каталогов.

    Творческое  содружество поэтов разных дарований  распалось после споров между  Есениным и Шершеневичем и возникших разногласий в понимании сущности и предназначении главного нерва имажинизма – художественного образа. 31 августа 1924 года Есенин и Грузинов напечатали открытое письмо в газете «Правда», где заявляли, что распускают группу. В том же году закрылось издательство «Имажинисты».

    Бесспорно, что самое яркое дарование  имаженистов – поэт С.А. Есенин. Он редко выступал на публике с речами о теории имаженизма, об основных его принципах и т.д. Он писал стихи, которые брал из своего сердца. То сердечная тоска или радость была в его строках , то обида и бессилие, то любовь к родным, к женщинам и к России.

    Есенин  – единственный среди великих  русских лириков поэт, в творчестве которого невозможно выделить цикл стихов о родине, о России в особый раздел, потому что все, написанное им, продиктовано «чувством родины». Это не Тютчевская вера(«Вроссию можно только верить). Не лермонтовская «странная любовь» («Люблю Россию я, но странною любовью…»). И даже не страсть-ненависть Блока( «И страсть и ненависть к отчизне…») Это именно «чувство родины». В определенном смысле Есенин – художественная идея России.