Внешняя политика Советского Союза в период второй половины 60-х – первой половины 80-х годов ХХ века

Но вопреки ожиданиям, крах фашистских режимов в Испании, Греции и Португалии уже не привел, как могло бы случиться прежде, хоть к какому-то росту престижа СССР. И вновь, опять-таки по внутренним причинам, СССР терял последнюю возможность сохранить свои позиции перед лицом явления, названного «постнацистским возрождением буржуазной демократии»¹⁸, явления, которое в 70-х годах не могло не представляться как господствующее направление всего послевоенного развития. Даже достигнутые в Хельсинки значительные успехи превратились в пассив из-за неспособности правительства обеспечивать те самые «права человека», которые стали ценой, заплаченной Москвой за уступки, сделанные противоположной стороной по другим направлениям. Цена эта сразу же стала рассматриваться в Москве как слишком высокая. На всех международных совещаниях, призванных следить за соблюдение хельсинкских соглашений, сначала в Белграде, затем в Мадриде, СССР пришлось защищаться от обвинений в несоблюдении договоренностей. Диссидентство, формируя наблюдательные группы за соблюдением хельсинкских соглашений, обрело новую форму организации и самовыражения. Кончилось тем, что в Москве сделали вывод о необходимости создания новых препятствий на пути «идеологического проникновения» Запада, поскольку, по мнению властей, «идеологическая борьба» должна ужесточиться без всяких «компромиссов и нейтралитетов». В мире, где происходила информационная революция, это была игра, заведомо обреченная на проигрыш.

Такие тенденции сводили  на нет и результаты разрядки. Отношения  с Соединенными Штатами постепенно ухудшались. В Вашингтоне Никсон сошел со сцены, и после краткого правления  Джеральда Форда на смену ему пришел демократ Джимми Картер. В целом в администрации Картера большинство хорошо относилось к Москве, начиная с госсекретаря Сайруса Вэнса. Были и противники, но, в общем, это было одно из лучших правительств, на которое только могли рассчитывать советские руководители. Однако президент Картер идеологическим знаменем своей внешней политики сделал именно «права человека». И эта тема  стала источником постоянных трений между СССР и американскими партнерами как на руководящем и парламентском уровнях, так и в глазах общественного мнения¹⁹. Только в 1979 году, после неоднократно возникающих расхождений и переговоров, Брежневу и Картеру удалось подписать в Вене второе соглашение об ограничении ядерных вооружений (ОСВ-2). Однако было уже поздно.

Обострение международной  обстановки в определенной мере было связано и с темпами экономического и технологического развития Советского Союза и других социалистических стран. Национальный доход начал  сокращаться. Падение темпов экономического развития сказалось не только на уровне жизни в этих странах, но и на изменении  в торгово-экономических отношениях с развитыми капиталистическими государствами. Пытаясь сохранить  любой ценой достигнутый военно-стратегический потенциал, считая его как «гарантию  международной стабильности», советское  партийное руководство неоднократно заявляло, что оно не позволит его  сломать. Общая ситуация в мире, положение  в странах социалистической ориентации накладывали свой отпечаток на взаимоотношения  этих стран. Некоторые из них пытались самостоятельно выйти из создавшегося для них положения, ориентируясь на Запад. Ситуация обострялась. Предпринимались попытки активизировать сотрудничество социалистических стран, прежде всего, в экономической и научно-технической областях. Намечалась качественно новая задача - превратить текущее десятилетие в период интенсивной производственной и научно-технической кооперации.

Новое охлаждение отношений  с Америкой не получило даже такой  компенсации, как улучшение положения  вдоль другой стороны стратегического  треугольника, возникшего в начале 70-х годов, — в отношениях с  Китаем. Хотя и здесь тоже появились  предпосылки для изменений. В  Пекине умер Мао, и пришедшие на смену  руководители подвергли критическому пересмотру его деятельность, закрыв раз и навсегда трагическую страницу «культурной революции». Никто в  Москве не смог воспользоваться благоприятным  случаем, и после краткого периода  нерешительности китайско-советские  отношения вновь стали ухудшаться. Зато Картер в своей позиции по Китаю²⁰ продвинулся даже дальше Никсона. В результате стал приближаться тот предсказанный Генри Киссинджером момент, когда все основные центры мирового могущества — США, Япония, Китай и Западная Европа – оказались в противостоящем СССР лагере²¹.  Правда, рядом с Москвой оставалась сложившаяся в послевоенной Европе коалиция стран Варшавского договора, все еще расценивающегося как «одно из самых замечательных их когда – либо существовавших объединений военной силы»²².  Источники, благодаря которым блок этих стран худо-бедно держался единым, постепенно иссякали. Прежде всего, истощалась политико-идейная связующая основа. Страны Варшавского договора по-прежнему игнорировали кризис международного коммунистического движения, становившийся все более очевидным. Все попытки вновь созвать в Москве еще одно международное совещание коммунистических партий остались безуспешными. Единственное, чего удалось добиться Брежневу и Суслову, — это организовать в Берлине встречу представителей европейских компартий. Заключительное заявление этой конференции с трудом маскировало сохраняющиеся разногласия. Три основные коммунистические партии Западной Европы — итальянская, французская и испанская (их называли «евро-коммунистическими») — пытались соорганизоваться между собой. Эта недолго просуществовавшая коалиция также вступила в полемику с коммунистическими партиями, стоящими у власти государств Восточной Европы; политические позиции «еврокоммунистов» позволили укрепить позиции местных диссидентов и уж никак не усилили правящие группировки. С потерей коммунистическим движением своего всеобщего, универсального характера восточноевропейский союз все больше низводился до уровня простого блока государств, где доминировала одна «сверхдержава»²³. Еще большее политическое воздействие оказало исчезновение связующей идеи — внешней угрозы, особенно со стороны Германии.

 В 1976 году на XXV съезде  партии Москва приветствовала  сомалийского диктатора Сиада Барре как «товарища по борьбе». А пять лет спустя, на следующем съезде партии Сиада Барре уже не было: он воевал с Эфиопией. Москва же, повторяя тот же ритуал гостеприимства, принимала и пела «осанну» его противнику, эфиопскому диктатору Менгисту.

На Западе такая политика расценивалась как следствие  целенаправленного плана мировой  экспансии²⁴. Но политика Москвы отвечала не столько продуманному стратегическому плану, сколько необходимости найти некий суррогат для обоснования той функции центра революционного и освободительного движения, которую СССР прежде выполнял и которую, особенно после конфликта с Китаем, утратил окончательно. Это было механическое отстаивание исходной концепции — поддержки национально-освободительных движений. На практике все выливалось в еще один аспект давно возникшего противостояния сил между СССР и США, ставшего теперь объединяющим мотивом всех или почти всех весьма многочисленных «локальных конфликтов» — от Ближнего Востока до Центральной Америки. Такая ситуация порождала за рубежом лишь еще большее недоверие к Советскому Союзу.

Успехи в области разрядки сопровождались надеждами на то, что  она станет прелюдией к замедлению темпов гонки вооружений, позволяющему «обеим сторонам» сэкономить «огромные  суммы». В 1975 и 1976 годах советский Генштаб разработал проект замораживания военных расходов. Он даже не был представлен министру обороны Гречко, не желавшему и слышать о сокращении расходов. Его отдали на рассмотрение пришедшему на смену Гречко маршалу Устинову, но тот, в свою очередь, решил, что ничего предпринимать не надо. Подходящий момент был упущен. Гонка продолжалась. Достигнутый «стратегический паритет» стал теперь особым предметом гордости советских военных и политиков. Но паритет этот был непрочным. Он существовал главным образом в области ракет и вооружений. На море, несмотря на огромные усилия СССР в области судостроения, главенство американского флота оставалось значительным. Советский Союз мог рассчитывать на количественное превосходство в сухопутных вооруженных силах и обычных вооружениях. Но этот перевес компенсировался подтянутым к советским границам военными средствами, на которые могли полагаться Соединенные Штаты²⁵.

Во второй половине 70-х  годов вследствие появления новых  более изощренных технологий гонка  вооружений в мировом масштабе вступила в новую фазу. Даже так называемые обычные вооружения меняли  свой характер благодаря новому качеству, точности и «электронному разуму». Советские руководители сочли долгом помериться силами и в этой области, дабы не скомпрометировать с таким  трудом достигнутые результаты.

Противостояние между  СССР и США, охарактеризованное Киссинджером как противостояние между древними Спартой и Афинами²⁶, разворачивалось не только в военной области. Если Советский Союз стал «сверхдержавой», то он был обязан этим не только своему огромному военному потенциалу, но и политическим, экономическим и культурным факторам, связанным с бурной революционной историей страны. Но к концу 70-х годов военный фактор оставался единственной сильной стороной СССР. Чтобы обеспечить паритет в этой области, приходилось закрывать глаза на многочисленные проявления растущей слабости экономического, социального, морального и политического характера. Через несколько лет констатация этого положения и даст толчок политике Горбачева: «Да, мы достигли паритета. Но никто не подсчитал, во что это обошлось. А мы должны были подсчитать...»²⁷

Несмотря на меняющееся положение  дел, решение вопроса разоружения  было продолжено. Переговоры об ограничении стратегических вооружений, приведшие к заключению Договора ОСВ-2, продолжались до 1979 г. Как и на ранних стадиях переговоров, основные усилия США были направлены на ограничение количества боезарядов на советских межконтинентальных ракетах наземного базирования. Советский Союз в свою очередь настаивал на установлении ограничений на развертывание крылатых ракет воздушного базирования, а также пытался добиться запрета на развертывание крылатых ракет морского и наземного базирования. Кроме этого, оставалась нерешенной проблема стратегических возможностей бомбардировщика Ту-22М, а также ряд проблем связанных с проверкой выполнения Договора.  Поскольку новое соглашение не было подготовлено к моменту истечения срока действия Договора ОСВ-1, в октябре 1977 г. СССР и США объявили, что будут продолжать соблюдать предусмотренные ОСВ-1 ограничения. Содержание Договора ОСВ-2 было в основном согласовано к концу 1978 г. и 18 июня 1979 г. в ходе встречи в верхах в Вене этот документ был подписан.  Договор ОСВ-2 основывался на согласованных во Владивостокском соглашении ограничениях, к которым был добавлен ряд дополнительных ограничений. Кроме этого, ОСВ-2 предусматривал некоторое сокращение количества стратегических носителей, которое должно было быть проведено в течение двух лет, а также ряд ограничений на количество боеблоков, которыми могли оснащаться носители, и ограничения на модернизацию стратегических систем. Предусматривалось, что Договор будет находиться в силе до 31 декабря 1985 г. Сопровождавший Договор протокол, срок действия которого был ограничен тремя годами, устанавливал ограничения на развертывание мобильных ракет и крылатых ракет морского и наземного базирования.

Основным положением Договора ОСВ-2 стало ограничение количества стратегических носителей на уровне 2400 единиц. Кроме этого, стороны обязались  к 1 января 1981 г. сократить количество носителей до 2150. Из общего количества стратегических систем только 1320 носителей  могли быть оснащены головными частями  с боеблоками индивидуального наведения. В число 1320 носителей с РГЧ ИН включались как ракеты наземного и морского базирования, так и тяжелые бомбардировщики, оснащенные крылатыми ракетами большой дальности. Без учета бомбардировщиков количество оснащенных РГЧ ИН носителей не должно было превышать 1200 единиц. Кроме этого, отдельное ограничение было установлено на оснащенные РГЧ ИН баллистические ракеты наземного базирования, количество которых не могло превышать 820.  В целях ограничения общего количества боезарядов, Договор ОСВ-2 устанавливал пределы на оснащение ракет боевыми блоками индивидуального наведения. В частности, запрещалось увеличивать количество боеблоков на баллистических ракетах наземного базирования, а также оснащать ракеты морского базирования более чем 14 боевыми блоками. Тяжелые бомбардировщики существующих типов не должны были оснащаться более чем 20 крылатыми ракетами, а с учетом новых бомбардировщиков среднее количество крылатых ракет, приходящихся на бомбардировщик, не должно было превышать 28. Таким образом, в отличие от ОСВ-1, в новом Договоре устанавливались определенные ограничения на количество боезарядов, которые могли быть  развернуты на стратегических носителях²⁸. 

В части, касавшейся баллистических ракет наземного базирования, был  подтвержден запрет на сооружение новых  шахтных пусковых установок и  на переоборудование шахт легких ракет  в шахты тяжелых. Был также  установлен запрет на создание ракет  более тяжелых (по стартовому и забрасываемому весу), чем существующие. Дополнительным ограничением, касавшимся ракет наземного базирования, стал запрет на орбитальные ракеты. В частности, Советский Союз должен был уничтожить или переоборудовать 18 пусковых установок орбитальных ракет Р-36, расположенных на полигоне Байконур.

В Договоре ОСВ-2 были предусмотрены  меры, направленные на сдерживание  процесса модернизации стратегических вооружений. Так, каждая из сторон могла  развернуть не более одной новой  МБР, которая могла быть оснащена 10 боезарядами. Это положение было включено в Договор по настоянию  США, так как давало им возможность  развернуть ракету MX. При этом США  предполагали, что с советской  стороны новой ракетой станет моноблочная ракета "Тополь" (SS-25), работы над которой были начаты в 1977 г. Однако впоследствии СССР объявил "Тополь" модернизацией ракеты РТ-2П (SS-13), а в качестве новой ракеты была создана ракета РТ-23 (SS-24). При  этом следует отметить, что, объявив "Тополь" модернизированным вариантом  РТ-2П, Советский Союз пошел на нарушение  условий Договора, так как забрасываемый  вес новой ракеты был увеличен до 1000 кг по сравнению с 600 кг для  РТ-2П. В соответствии с положениями  Договора параметры модернизированной  ракеты, в частности забрасываемый  вес, могли отличаться от исходных не более чем на 5%.

Еще одно ограничение, касавшееся баллистических ракет наземного  базирования, было включено в Протокол к Договору. Это ограничение заключалось  в запрете на развертывание ракет  на мобильных пусковых установках и  их испытания с мобильных установок. Кроме этого, Советский Союз обязался ликвидировать мобильные ракетные комплексы "Темп-2С", которые к  тому времени были развернуты в ограниченном количестве.  Ограничения, накладывавшиеся  Договором на морской компонент  стратегических сил, были незначительными  по сравнению с теми, которые были предусмотрены для наземных ракет  или стратегической авиации. В Договоре были несколько изменены правила  подсчета пусковых установок баллистических ракет морского базирования, а также  был наложен запрет на развертывание  БРПЛ, оснащенных более чем 14 боезарядами.  В Протоколе к Договору, наряду с запретом на развертывание мобильных  пусковых установок, содержался запрет на развертывание крылатых ракет  морского и наземного базирования, а также на испытания и развертывание  таких крылатых ракет, оснащенных несколькими  боевыми блоками. Кроме этого, стороны  согласились в течение срока  действия Протокола не испытывать и  не развертывать баллистические ракеты воздушного базирования.