Кредитное обязательство

      Среди иных особенностей взаимного страхования  В.М. Бартош выделяет:

      1)исполнение  обязанности участника общества  по уплате регулярных и аварийных  взносов должно признаваться  нормальным функционированием механизма  взаимного страхования; 

      2)предполагаемые требования любого участника общества взаимного страхования к последнему в связи с имущественными интересами этого участника, которые он пытается защитить путем вступления в общество, не могут превышать тех возможностей, которые общество имеет или будет иметь как результат исполнения его участниками своих обязательств перед обществом; 

      3)общество  взаимного страхования создается  его участниками на длительный  период, и последние имеют интерес  в его сохранении даже тогда,  когда оно исполнило свои обязательства по отношению к одному или нескольким (даже всем) участникам общества и вследствие этого находится на грани несостоятельности;

      4)перестрахование  для обществ взаимного страхования,  страхующих риски своих членов, допустимо лишь в той части  возможных убытков, которая превышает способность общества самостоятельно возместить причиненный его членам ущерб в соответствии со взятыми на себя обществом и его членами обязательствами за счет средств предназначенных для этого страховых и иных фондов (5-61).

      В литературе, посвященной страхованию, в качестве отдельного вида страховой деятельности можно встретить выделение услуг кэптивных компаний (captive company), под которыми принято понимать страховые фирмы, учрежденные крупными финансово-промышленными корпорациями для страхования принадлежащих им объектов и их деятельности. Данные компании, по мнению А.И. Ольшаного, могут стать в России важными страховщиками ответственности за непогашение кредитов (5-62). С правовой точки зрения сделки по страхованию, заключаемые  кэптивными компаниями, не отличаются от договоров иных страховых компаний. Присущие им особенности в отношении целей создания и осуществляемой ими политики на рынке страховых услуг носят экономический, а не юридический характер, поэтому выделение данных правоотношений в отдельный вид обеспечения представляется нецелесообразным.      

      И, наконец, конечно, нельзя признать сделками по обеспечению исполнения обязательств выделяемые исследователями страхового дела случаи самострахования. По этому  поводу Д.И. Мейер отмечал следующее «если у лица есть несколько кораблей, на которых оно перевозит товары . . . и перевоз составляет его промысел, то нередко лицо считает невыгодным для себя застраховать корабли от морских опасностей, рассчитав, что убытки, которые, по вероятности, придется ему понести от несчастных случаев, будут менее значительными, нежели сумма премии, которую пришлось бы переплатить страховым обществам. Тогда хозяин кораблей ежегодно  откладывает в особую кассу сумму, которую ему пришлось бы платить ему в виде премии, и в случае несчастья вознаграждает себя  из этой суммы. В этом смысле говориться, что такой-то сам себя застраховывает, а не в том, будто в самом деле можно заключить договор страхования с самим собой, когда страхователем и страховщиком может быть одно и то же лицо» (5-63).      

      По  всей видимости, самострахование можно  отнести к приемам экономической  политики субъекта хозяйственной деятельности, но не к разновидностям страховых  правоотношений.    

      На  основании вышеизложенного можно  сделать вывод, что страхование, как способ обеспечения договорных обязательств, фактически занимает промежуточное положение между поручительством и гарантией. С одной стороны, обеспечивающая сторона уже не несет ответственность равную ответственности поручителя (страховая сумма является фиксированной величиной и указывается в договоре), но  с другой – обязанность по уплате определенной в обеспечивающей сделке суммы не является независимой от основного обязательства (что имеет место при «классической» гарантии). При этом величина страховой суммы жестко связана с величиной имущественных потерь страхователя (обеспеченной стороны). 

      Промежуточное состояние сделок страхования наиболее наглядно демонстрирует обобщенное определение, данное Е.А. Богатых, на основании  анализа норм действующего законодательства России, США, Англии, ФРГ, Швейцарии, Японии, Италии и других стран:  «по договору страхования одна сторона (страховщик) за вознаграждение (страховую премию) принимает на себя обязательство возместить имущественные потери либо выплатить определенную сумму денег другой стороне (страхователю) при наступлении предусмотренного в договоре события (страхового  случая) (5-64).

      На  страхователе лежат следующие обязанности:

• информировать страховщика обо всех известных ему фактах, имеющих существенное значение для заключения договора;
• информировать страховщика о возникших в течение действия  договора существенных обстоятельствах, увеличивающих риск;
• уплатить страховую премию;
• незамедлительно информировать страховщика о наступлении страхового случая;
• принять меры для уменьшения ущерба (5-65).   

      В действующем российском гражданском  законодательстве термин «аваль» используется в качестве обозначения вексельного  и чекового поручительства, с силу которого лицо, совершившее его (авалист), принимает ответственность за выполнение обязательств лицами, обязанными по данной ценной бумаге.  

      Представляется, что использование аваля только в вексельном и чековом обороте  явно недостаточно. Нет объективных  причин для нерегламентации его  использования в качестве обеспечения обязательств, вытекающих из иных ценных бумаг: облигаций, депозитных и сберегательных сертификатов, банковских сберегательных книжек на предъявителя, коносаментов, привилегированных акций и т.п. По всей видимости, потребности делового оборота подвигнут заинтересованных лиц в инициации внесения соответствующих дополнений в законодательные акты.    

      Аваль интересен тем, что по своей правовой природе представляет собой одну из промежуточных форм гарантирующих  обязательств между поручительством и гарантией. С одной стороны, авалист отвечает также, как и тот, за кого он дал аваль (п.32 Положения о переводном и простом векселе, утв. Постановлением ЦИК и СНК СССР от 07.08.1937 № 104/1341, п.3 ст. 881 ГК РФ, ст.32 Единообразного закона о переводном и простом векселе (далее именуемом ЕЗВ), приведенного в Женевской  Конвенции о единообразном законе о переводном и простом векселе), то есть ему присущи основные черты поручительства. Но с другой стороны  обязательства авалиста действительны даже в том случае, если то обязательство, которое он гарантировал, окажется недействительным по какому бы то ни было основанию, иному, как дефект формы. То есть авалю присущи некоторые черты гарантии (хотя говорить о полной неакцессорности аваля было бы неосновательно).      

      При разрешении споров об ответственности  авалиста при нарушении требований вексельного законодательства составителями  векселя необходимо различать реквизиты  векселя и его форму. Примечательные по этому вопросу выводы указаны  Президиумом Высшего Арбитражного Суда РФ в постановлении №36 от 28.09.1994. В данном судебном акте высшая арбитражная инстанция указала, что Положение о переводном и простом векселе (добавим, как и Женевская Конвенция о единообразном законе о переводном и простом векселе) указывает на содержание векселя, но не содержит правила о его форме. Вместе с тем вексель – один из видов гражданско-правовых сделок. Форма таких сделок установлена общими нормами гражданского законодательства. Поэтому нельзя считать дефектом формы векселя, в частности, указание в нем иных сроков платежа, чем предусмотрено в статье Положения о переводном и простом векселе. Следовательно, векселедержатель вправе предъявлять к авалисту требования по векселю даже в случае признания его недействительным.          

      Однако  позднее Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ изменил свою точку зрения. Так в п.5 Обзора практики разрешения споров, связанных с использованием векселя в хозяйственном оборот, приведенного в Приложении к Информационному  письму Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 25.07.1997 №18, указывалось, что включение в текст векселя условия о том, что срок платежа устанавливается указанием на вероятное событие, является нарушением формы векселя и влечет его недействительность. При этом в п. 2 данного Обзора указывалось, что простой вексель признается надлежаще оформленным, если при его составлении соблюдены требования статьи 75 Положения о переводном и простом векселе. Данное изменение позиции Президиума ВАС РФ конкретно  в отношении нарушения требования о сроке платежа представляется не обоснованным.  

      Как правомерно указывает И.Ш. Файзутдинов  в комментарии к ст. 144 ГК РФ под  требование к форме ценных бумаг  необходимо понимать обязательные правила, предъявляемые к способу выражения  тех или иных бумаг. Так согласно ст. 16 Федерального закона «О рынке ценных бумаг» эмиссионные ценные бумаги на предъявителя могут выпускаться только в документарной, а именные – как в документарной, так и в бездокументарной форме (5-66). В отношении формы векселей соответствующие указания содержатся в ст. 4 Федерального закона «О переводном и простом векселе», согласно которой переводной и простой вексель должен быть составлен только на бумаге (бумажном носителе). 

      Таким образом, можно сделать вывод, что  ст. 1 и ст. 75 ЕЗВ содержат только требования к реквизитам векселя, но не к его форме. Представляется, что  форма должна считаться соблюденной (в частности, для формализации обеспеченного обязательства) при содержании на бумажном носителе:

• наименования «вексель»;
• простого и ничем не обусловленного предложения уплатить определенную сумму (для переводного векселя) либо простого и ничем не обусловленного обещания уплатить определенную сумму (для простого векселя);
• подписи векселедателя. 

      Соответственно, даже нарушение требований ст.1, 12, 33 и 68 ЕВЗ, влекущее недействительность самого векселя, не освобождает от необходимости платежа авалиста, что позволяет говорить о присущей авалю ВЫБОРОЧНОЙ (ФОРМАЛЬНОЙ) АКЦЕССОРНОСТИ: при дефекте формы векселя обязательства авалиста должны расцениваться как акцессорные (дополнительные), а во всех иных ситуациях - как неакцессорные.

Приведенные выше рассуждения применимы также  к чековому авалю. 

      Интересно отметить, что в п.6 Обзора практики разрешения споров, связанных с использованием векселя в хозяйственном обороте, Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ указывает, что невозможность признания документа векселем в силу дефекта его формы не препятствует предъявлению самостоятельного требования из такого документа на основании норм гражданского права об обыкновенном долговом документе.

      То  есть утверждается следующая ситуация:

• недействительность гарантированного авалистом обязательства по какому бы то ни было основанию, иному, как дефект формы, прекращает обязательства должника, но не прекращает обязательства авалиста;
• недействительность векселя вследствие дефекта его формы, прекращает обязательства авалиста, но не прекращает обязательства векселедателя.

      Можно предположить, что к данному выводу Президиум ВАС РФ подвигнуло стремлено защитить добросовестного векселедержателя, не проявившего достаточной внимательности при получении векселя. Но данный шаг представляется половинчатым. Защищая векселедателя от риска неполучения причитающихся ему по векселю сумм из-за формализма вексельных правоотношений, суд фактически лишает его права на получение возмещения от обеспечивающих лиц по тем же формальным основаниям, не влияющим на сущность обязательств. Решением данной проблемы может быть узкое толкование термина «дефект формы», возможно, в изложенных выше пределах. То есть дефектом формы векселя необходимо считать только отсутствие на бумажном носителе наименования «вексель», предложения либо обещания уплатить определенную сумму и подписи векселедателя. Наличие этих данных позволяет четко представлять обеспечивающей стороне размер и характер обеспечиваемых обязательств и, соответственно, не будет давать возможность недобросовестному лицу, выступающему в роли обеспечивающей стороны, отказаться от выполнения взятого на себя обязательства только по формальным признакам (например, при отсутствии на векселе  даты и места его составления либо наименования того, кому или по приказу кого платеж должен быть совершен). 

      В настоящее время в России сложилась  практика, что при авалировании чужого векселя  обеспечивающая сторона с лицом, за которое дается аваль, заключает договор об авалировании векселя. В таких документах, обычно,  оговариваются сумма векселя и аваля, срок векселей, которые авалируются, величину вознаграждения, которое клиент оплачивает авалисту за такие услуги и т.п. О.А.Черникова настаивает на необходимость включения в данный договор порядка оповещения авалиста обязанной стороной о факте оплаты векселя (по всей видимости, по аналогии с обязанностью должника при поручительстве, закрепленной в ст.366 ГК РФ). Уведомление, по ее мнению, необходимо в качестве основания для списания с забалансового счета обеспечивающей стороны суммы условной задолженности по векселю (5-67).

      Указанный выше договор об авалировании векселя  можно квалифицировать как отдельный аваль (см. приведенную ниже классификацию), то есть аваль данный на отдельном листе, и применять к нему соответствующие правила. В частности, в нем должно быть указано место выдачи аваля (п.31 Положения о переводном и простом векселе, утв. Постановлением ЦИК и СНК СССР от 07.08.1937 № 104/1341).

      Правомерность заключения договора об авалировании векселя, в том числе включающего  в себя оплату услуг авалиста,  была подтверждена постановлением Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 28.04.1998 №4979/97, в котором,  в частности, указывается, что согласно ст. 421 ГК РФ граждане и юридические лица свободны в заключении договора. Стороны могут заключить договор как предусмотренный, так и не предусмотренный законом или иным правовым актом. Таким образом, договор о предоставлении вексельного поручительства относится к общегражданским договорам и регулируется нормами ГК РФ об обязательствах и договорах.