Проблемы социализации современной молодежи

Поэтому если в Японии имеется одна социализационная модель или реальность, которая веками культивировала свои этно-социальные культурные смыслы и  перекодировала их, распространяла, транслировала  и т.д. То США встали на этот путь в короткие исторические сроки в силу формирования жестких условий, таких, как геополитические и военно-стратегические вызовы и поиск полей самоидентификации.

Но продолжим российскую тему. Если взять, к примеру, борьбу с татарами - возможен ли раскол, чтобы в современности  одни сказали, что татар победили, а другие - что русским проиграли? Нет. Современные татары не смотрят на современных русских как на своих победителей-завоевателей и поработителей. Потому что слишком большой была совместная история, в которой они неоднократно вместе противостояли внешнему - внероссийскому - врагу как единый народ. То есть, единым выстроилось поле исторической идентичности. И значимые события были одни и те же, и место в них было тоже у двух этих народов одно и то же. Историки могут даже не ломать перьев, доказывая неидентичность современных татар и древних поработителей Руси, выстраивая генеалогию булгарского народа и т.п. Это интересует лишь специалистов, доискивающихся академической истины. Здесь - совершенно другая проблема критериев и способов самоидентификации с той или иной общностью, отличных от чисто научных принципов. Каких - сегодня это еще вопрос.

Кто сегодня вспомнит день Бородина или Полтавы? Но они существуют в  сознании (менталитете) русского народа как символы русского (российского) величия. Можно ли сегодня относиться к Бородино так же, как к битве под Сталинградом? Вопрос риторический. Большинство народа не знает и даты Сталинградской битвы, хотя она у всех на слуху и обязательна в школьном курсе истории. Потому что для появления исторического сознания не надо тренировать память. Для менталитета важно чувство, вызываемое данным событием, а дата не существенна. Здесь тоже работает иной, нежели академический, принцип. Но он должен быть социо-культурным, культуросообразным.

Историческая верификация содержательных характеристик российского менталитета произойдет не ответом на вопрос, скажем, когда произошла Полтавская битва, а выделением того ядра, то есть наиболее признанного и повторяющегося многократно ответа на вопрос " Что бы Вы выделили как наиболее характерное проявление русского духа и в каких ситуациях?" И там обязательно многое совпадет - вспомнят и что шведов били, и Наполеона, и немцев в Великой Отечественной. И нормально поставленная проблема здесь - это не какие даты помнят люди, а с чем они связывают свое определение и самоидентичность как личности. Куликово поле или строительство Петербурга, открытие периодического закона или завоевание Сибири. Любое профессиональное сообщество, если оно хочет зацепиться за менталитет,- не важно, кто они, физики, химики, математики, - должно нащупать тот крючок в ментальной конструкции, который будет использован для того, чтобы их профессиональные знания были востребованы этой ментальностью.

Такой период мы в своей истории  проживали. Когда говорили, что всю науку создали Лебедев, Мечников, Сеченов, Ломоносов и т.д. Это была примитивная попытка представить всю совокупность возникновения научных знаний как процесс, имеющий собственные корни в русской традиции. Она была связана тогда с вполне определенной идеологической установкой, что все, что произведено, или производится впервые у нас, или уже у нас было. Если посмотреть на нашу советскую историю с этих позиций, то это - стремление закрыться внутри собственной китайской стены, то есть, на деле - "китайщина". Но с позиции социализационной идеи, здесь есть свой резон, правда, реализовывать его надо все же без подтасовок, культуросообразно.

Если же мы отождествляем менталитет и национальный характер и считаем, что это рядоположенные понятия, то стоит ли рассуждать о чем-то неуловимом, о некоем туманном источнике традиции? Ведь те, кто занимается серьезно и упорно национальным характером, уже давно его разложили, например, американские психологи оценивают около 80% наследственных черт характера. По данным Р.Пэка, в нем 50% - дает мать, 28% - отец, 6% - братья и сестры, 4 % - другие члены семьи, 6% - сверстники, 3% - школа и другие общественные институты, включая церковь, 3% - другие взрослые, 0,3 % - замещающий жизненный опыт. (35, с.21) То есть, имеется ментальная модель индивида, а через нее - ментальная обобщенная модель национального характера. И соответственно, каждому индивиду через различные определенные формы воздействия на него прописывается его место.

Историко-логический подход к исследованию феномена российской специфики требует основания, с которого могут быть рассмотрены все процессы, происходящие в России. Подходя к проблеме исторически, необходимо для начала определить адекватную историческую рамку, способную позволить понять, что с Россией происходило и происходит. Здесь можно долго спорить, с чего начать, что есть для истории 15-20 лет, надо ли начинать "с семнадцатого года" или с Ивана Грозного, или - в соответствии с наметившейся в последнее время тенденцией, принять более широкие исторические рамки - столетий или даже тысячелетий.

На наш взгляд, сегодня пока наиболее плодотворным является путь интеграции всех этих попыток в систематическое  целое, поскольку никто из разделяющих  ту или иную точку зрения ныне не может претендовать на исчерпывающую истинность своих суждений. Объединив же их, можно будет очертить границы, в рамках которых возможно осмысленно оценивать те или иные периоды, эры, эпохи. Здесь неуместен чисто хронологический подход. 10 лет, 100 лет, 1000 лет, - это пустой звук, если не наполнить их социальным содержанием, и соответственно, нельзя сказать, много это или мало, значимо или нет.

О.Шпенглер, в свое время, характеризуя античное отношение к истории  и времени, отмечал: "Появляющиеся очень поздно попытки греков создать себе, по образу египтян, некоторое подобие календаря или хронологии поражают своей наивностью. Счет времени по олимпиадам не есть эра, подобная, например, христианскому летоисчислению, и был только литературным паллиативом, мало привычным для народа... Тот факт, что точная датировка событий какой-нибудь "троянской войны", отвечающей по своему положению периоду наших крестовых походов, показалась бы прямо вразрез со стилем, обнаруживает сказочно-детский характер античной исторической картины" (217, с.8).

Два акцента напрашиваются в  этой связи. Во-первых, известно, что  в обществе действует свое, социальное, время, и оно не может измеряться - да и не измеряется - чисто хронологически; во-вторых, чтобы определить свою позицию  не в рамках сказочно-детской картины мира, не в рамках определенной мифологии, а в рамках "должного академизма", надо задать (исследовать), какие процессы и на каком этапе их развития присутствуют сегодня в нашем типе социальности. Но наша историческая наука все еще во многом пребывает в том самом состоянии сказочно-детской наивности, потому что до сих пор не отважилась на главный для науки шаг - постоянно выдвигать гипотезы и заменять их другими, более совершенными, если есть на то основания (104, с.413.).

Однако, временная положенность, шкала вечности все равно должна быть предзадана, но где? Мы вряд ли сможем найти сейчас в истории пример некоего положенного вечно в менталитете свойства. Например, наш народ добр. Но какой народ и когда с собственной, внутренней точки зрения оценивал себя как недобрый? Нет такого. Здесь мы и обнаруживаем, что в менталитет как внутри себя оцениваемую целостность, не выходящую за ее границы, положены вневременные ценности. А когда они разворачиваются во времени, то с ними происходят довольно своеобразные метаморфозы. Например, "добрый русский народ" пошел и завоевал шестую часть земли. " Добрые американцы" в течение века в четыре раза увеличили свои владения за счет безжалостного истребления коренных индейских народов. Стоит ли продолжать про "добрый британский народ" и т.д.? Хотя есть, конечно, трудолюбивый японский, гостеприимный русский, упорядоченный немецкий и т.д. народ. Но это исторически сравнительные характеристики, исходящие из какой-то универсалистской системы оценок, имеющей к тому же весьма мифологизированную основу.

Здесь не надо сбрасывать со счетов, что, например, японцы узнали, что они  желтая раса, из чужих источников, равным образом, как и то, что они трудолюбивы. О невероятной способности к  подражанию и легкости отказа от собственных  национальных корней русские тоже больше наслышаны от европейцев. Однако, русский менталитет при этом так и не позволил никогда принять византийское христианство, которое прижилось на Руси в язычески-трансформированном виде. Научной объективной верификации многих характеристик никто не попытался произвести. Но, тем не менее, все народы в собственном менталитете все равно оценивают себя этими же шкалами: добрые, порядочные, справедливые. И специфика ментального конструкта состоит в том, что он упорядочен внутренним образом.

А вневременность - его характерная  черта, возникающая только тогда, когда  при наличии внутреннего еще  нет внешнего, сравнения, а значит, в рамках этого целого - как, например, у изолированных народов - оно  одновременно является и внутренним, и внешним. Тогда у народа и складывается представление о себе самом, которое транслируется устной традицией в основание собственного ментального ядра, до начала внешних контактов. С появлением же последних и разделением на "свое" и "чужое", это поле взаимодействия внутреннего с внешним становится проблемой: вы белые или желтые, а мы трудолюбивые или нет?

Социализация очень тесно связана  с ментальными реалиями. Во-первых, через оформление поля идентификации. Если мы исторически имеем сильную  субъектную позицию, то никого не боимся и ни на кого не оглядываемся, гордимся своей страной и никому не позволим быть у себя хозяином положения. Сами себя обеспечим, сами выстроим себе достойную жизнь. Если же мы ничем никогда не блистали, то наш пожизненный удел - идти с протянутой рукой или шапкой по мировому кругу и подчиняться указаниям сильных мира с более удавшейся исторической судьбой.

Во-вторых, здесь предмет и для  менее высоких размышлений. Российский менталитет не дал прижиться в  России образованию как совокупности систем научных знаний, не позволил сформироваться такой ценности, как систематически-научно обоснованный профессионализм. Формально образование у нас имеет очень высокий уровень распространения - количество выданных инженерных, медицинских, педагогических и прочих дипломов у нас вполне на уровне ведущих стран мира. Но то, что изучалось, а точнее, сдавалось в вузе, в самой незначительной мере влияет на отправление реальных должностных и жизненных функций выпускников вузов впоследствии.

Аналогична судьба мировоззренческой, этической, правовой, социально-политической и другой подготовки. Содержание образования существует как бы само по себе, а субъект действия, который есть, по идее, сформированный результат этого образования,- сам по себе. И если в дореволюционной России образование широких слоев просто физически не осуществлялось, то в советское время образовательная политика проводилась очень интенсивно, и России удалось к середине века выйти в число наиболее преуспевающих в этом отношении стран. И, тем не менее, сегодня количество дипломов не отражает истинную ситуацию ни с количеством действительно образованных людей в стране, ни с качественным уровнем специалистов в общественном производстве.

Для понимания взаимосвязи социализации и менталитета следует иметь в виду, что с исторически устойчивыми, естественно-исторически складывающимися конструктами общественного сознания имеет дело социализация, проходящая за рамками института образования. То есть, менталитет остается за стенами школ и вузов, там, где правят бал "семья" и "улица". А в образовательных учреждениях действуют выработанные и одобренные профессиональным сообществом интеллектуальные конструкты, а не исторически-устойчивые, не те, которые выделены и утверждены временем.

И разница в том, что менталитет воспринимает и воспроизводит лишь те элементы, которые есть нечто ценное и значимое для народа. Каким образом это туда попадает? Здесь есть два пути - традиционный и инновационный. Традиционный - когда его содержание формируется естественно-историческим путем, и то, что туда попало, передается из поколения в поколение существующими отношениями, связями и т.д. Такими способами передачи ментальных конструктов в допетровской Руси, например, были церковь и община.

С Петром появляется первая общероссийская массовая газета - повлияло ли это обстоятельство на механизмы формирования и содержание менталитета? И что попадало в ментальные конструкты - то, что люди вычитывали или что слышали? На основании исторических материалов и свидетельств мы этого сказать не можем. Только по косвенным показателям можем еще говорить, что было значимым, а что нет. Это касается и древнерусских источников, тем более что, если верить Чаадаеву, то в летописях, как правило, описывались не столько исторически значимые события, сколько то, что попадало в поле зрения летописца, поскольку не было критериев оценки значимости того или иного события. Неизвестно, к примеру, почему через триста лет возник в истории тот же Андрей Рублев.

Система образования воспроизводит  преимущественно идеологически значимые конструкты, а в менталитет скорее и чаще попадают другие - мировоззренчески значимые, жизнесмысловые или ценностно-смысловые, ведь менталитет - это объективно складывающееся духовное образование. Он передается структурами повседневности. Идеология, конечно, пытается на него воздействовать и частично оказывает на него влияние, но эффект получается симбиотический, и результат обнаруживается порой совсем не тот, что пытается получить идеология. В наличии оказываются идеологические конструкты, измененные устойчивым основанием общественной психологии. То есть, идеология не воспринимается и не вживается неизменно, а лишь в модифицированном виде воспроизводятся какие-то ее элементы.

Убеждение, что навязанные тем или  иным профессиональным сообществом идеи лежат в менталитете, подменяет проблему исследования реальности, заменяя ее экспертной отнесенностью к той или иной идее или ценности. Через институт образования каждое научное сообщество стремится удовлетворить свой эгоистический интерес, т.е. сделать социально значимым собственное знание. Поэтому не склеиваются сейчас образовательные конструкции в нашей школе. И попытка построить все отечественное образование на переднем плане науки в России не удалась (См.139, с.130-131).

Но отметим, что даже школа не сможет транслировать высшие достижения науки, если в целом индивид самой жизнью не подтянется к определенному уровню освоения значимых интеллектуальных - и шире, духовных,- конструктов. Менталитет - совершенно кумулятивное образование и формируется он естественно-историческим путем. Его природе чужд предметно-дисциплинарный подход. Еще не совсем ясно, меняется ли со временем менталитет, или он есть нечто устойчивое? А также, "что такое ментальность - определенные архетипы, коллективное бессознательное или какие-то конструкты национального характера?" (171, с.25)