Проблемы социализации современной молодежи

& 2. Общество, традиции  и социализация молодежи 

Социализующее влияние традиции в  ее актуально функционирующем и наиболее продуктивном сегодня варианте мы рассмотрим на примере современной Японии. Ее опыт вдвойне заслуживает внимания, с одной стороны, потому что страны Юго-Восточной Азии, несмотря на многократные попытки модернизаций по западному образцу, и на сегодня во многом по-прежнему верны традиционному укладу, отдельные элементы которого сохраняют и даже культивируют специально. Это долгое время вызывало на них огонь критики за "отсталость" и "архаичность", а также являлось основанием для устойчивого многолетнего скепсиса относительно состоятельности и перспектив их "осовременивания". А с другой стороны, как ни парадоксально, эти страны сегодня повсеместно вызывают активный интерес именно в связи с масштабом и глубиной происходящих там перемен, политика которых определяется ныне термином "модернизация", а также с успехами этой политики в обеспечении их социально-экономического развития.

В свое время кризис европоцентристской модели модернизации способствовал  обращению к поиску нового потенциала развития общества не в разработке теоретических моделей новой экономики по западному образцу, а в общем контексте национальных культур. Культурологический подход отверг поиск единого шаблона модернизации для всего мира. И в частности, успехи модернизации ряда стран Восточной Азии придали ему новую убедительность.

Когда сегодня говорят о Японии, то, как правило, имеют в виду ту страну, которая заставила обратить на себя внимание необычными темпами  своего социально-экономического, а  затем - интеллектуально-технологического прогресса. Во II половине 60-х годов Японии удалось выйти на уровень индустриальных стран Запада. Ее ВНП составил 1/10 мирового объема и уступал лишь США. Несомненными были и успехи интеллектуального развития. (152, с.22)

Согласно ныне широко распространенному - с культурологических позиций - мнению, одним из главных факторов быстрой индустриализации Японии и других ее замечательных успехов было эффективное использование именно традиционных систем отношений в промышленности, торговле и других сферах социальной жизни. Не последнюю роль здесь отводят и образованию. Вместе с тем, нам представляется, что тесная взаимосвязь образования с традицией здесь имеет настолько значительный эффект, что является национальным отличием, явно заслуживающим своего места в числе факторов, породивших "японское чудо". При этом благодаря тесному сплетению с традициями, японская система образования, совпадая по организационной форме с характеристиками образования в других странах, по содержанию оказалась значительно шире. Гармонизируя отношения между формальным (институциональным) образованием ("школа") и отношениями в обществе (в том числе, "семья", "улица", а позднее "работа") синтез современных образовательных реалий и традиций порождает удивительную целостность, устойчивость и успешность процесса социализации.

Осмысливая процессы в современной  Японии с позиций погружения в  социокультурный контекст ее собственной  и всемирной истории, мы выходим  на две сложно переплетенные между  собой реальности. Во-первых, феномен  современной Японии был бы невозможен без тех своеобразных, удивительно отстроенных и устойчивых отношений и ценностных установок, связывающих людей, поколения, кланы и группы, которые и сегодня создают чрезвычайно плотную архитектонику японского социального пространства.

Это - та самая многовековая традиция общественного бытия (и совместного  жития, со-бытия), которую десятилетиями  пытались разрушить в модернизационном запале, видя в ней главное препятствие "прогрессу", пока, наконец, не поняли, что именно она и оказалась той основой, которая обеспечила этому прогрессу небывалые темпы и результаты. А заодно - и оттенок национальной уникальности, поставившей под вопрос возможность трансляции в другую социальную среду ставших такими привлекательными для всех успехов. И если еще совсем недавно на Западе можно было услышать призывы к "японизации" за счет отказа или ослабления влияния своих культурных ценностей, то в последнее время стало ясно, что японские методы достижения экономических успехов едва ли применимы в инокультурной среде,- отмечает профессор Мемфисского университета (США) К.Хаитани.

Во-вторых, феномен современной  Японии был бы невозможен без трансляции этой традиции в последующие поколения, то есть без воспитания и образования, без социализации, в частности, без такой традиции, как длительное и специальное культивирование определенного типа образованности японца. Можно подчеркнуть, что социализация, и в том числе институционально высокоразвитая система японского образования, здесь теснейшим образом связана с традициями. Потому что вообще выделить любой фрагмент социальной жизни японского общества из пространства традиционных отношений между людьми практически невозможно, печать традиций лежит на всем.

Еще в первой половине ХIХ века (!) уровень грамотности в Японии был выше, чем в Великобритании или Франции. (См.152) В этой связи вызывает недоумение утверждение некоторых экспертов о том, что причиной "японского чуда" послужило образование этой страны, реформированное в 1945 году по образцу стран-лидеров промышленного Запада. Запад постоянно "учил Японию жить", вот только почему-то всегда оказывался в "побежденных учителях".

Много лет в трактовках "японского  чуда" доминировали утверждения, что  индустриально развитую Японию сделал американский промышленный капитал. Сегодня исследователи и аналитики вынуждены констатировать, что это не так, и гораздо в большей мере японскую модель и модель "четырех малых драконов" Восточной Азии сформировали собственные, национально-исторические факторы. Позднее признали, что "в 70-е годы экономическое чудо в Японии или на Тайване объясняли финансовой и технологической поддержкой США этих стран в послевоенное время. Это объяснение еще могло считаться удовлетворительным в 1965 или в 1975 г., но в 90-е годы оно выглядит абсурдным." (220, р.248).

К этому же разряду можно отнести  и утверждение Э.С.Кульпина относительно того, что аграрная реформа и программа  развития послевоенной Японии в целом  были разработаны группой американских специалистов по заказу американского  правительства, а затем на "американских штыках" воплощены в жизнь, увенчавшись "японским чудом": " Ради будущей Японии, - повторяет он, - пять лет работала большая группа американских специалистов".(138, с.17)

Однако нам представляется, что  теория "варягов" уводит от понимания истинных корней и причин успешной эволюции японского общества. То, что было официальным лозунгом следования за США и Западом в послевоенных реформах побежденной Японии, где стимулирование социального развития мыслилось ценой отказа от существовавших ценностей и замены их новыми, "современными", на деле означало совсем другое.

Следуя логике "американизации" японской экономики сразу после  войны, и уже в 60-е годы давшей удивившие мир результаты, многие специалисты прогнозировали "вестернизацию" всех отношений в стране, по мере ее дальнейшего развития. "Однако, - пишет японовед М.Н.Корнилов, - эти предположения пока не оправдываются. Японцы на уровне межличностных отношений не "американизировались". О сохранении традиции и даже более того, о "возвращении к традиции" свидетельствуют обследования японского национального характера, осуществленные в течение последних 15 лет."(71, с.51)

О существовании поверхностного слоя, за которым может скрываться не всегда декларируемая реальность, о приемлемости "двойного стандарта" поведения, о недосказанности и закрытости восточного характера написано много. Однако не всегда в своих оценках и интерпретациях мы придаем этому должное значение. Возможно, поэтому так часты ошибки в понимании сути происходящего и прогнозах будущего стран и обществ этого региона, так удивительны и неожиданны, так "чудесны" их успехи?

Сегодня уже для многих ясно, что "американизация" Японии, почти  полвека служившая основанием для  определенной трактовки ее социальных процессов и построения в конечном счете несостоятельных прогнозов и ожиданий - очередной миф, порожденный недостатком понимания специфики социокультурных процессов, их роли и механизмов обусловливания происходящих в этой стране изменений. Более адекватную иллюстрацию отношения японца к американцам дает в своей книге В.Цветов. Он описывает японского богатея Сигэру Кобаяси, купившего в США 37 небоскребов за 2 миллиарда долларов. "Война с американцами,- заявил он,- которую я не прекращал в душе и после 1945 года, наконец-то завершена успешно" (166, с.86). Вот где проявляется истинное лицо "американизации" Японии.

То же и в образовании. Согласно Основному закону по просвещению, принятому  в 1945 году после поражения Японии в войне, предполагалось демилитаризировать и демократизировать японское общество. Считалось, что все нововведения будут направлены против "самурайской дикости", феодальной жестокости патриархальных отношений, словом, против национальных традиций Японии. Но обратимся к примеру, на который указывает художник Б. М. Неменский в книге "Мудрость красоты" (112., с.47-56), и который касается действующей сейчас в японской школе системы художественного воспитания. Она обязана своим введением тому же закону об образовании 1945 года, тоже вводилась под флагом демократизации общества и осовременивания образования. И также "неожиданно" начала давать большие результаты, сказавшиеся даже на конкурентоспособности японской промышленности.

Как оказалось, в 45-м году под флагом модернизации была введена в жизнь  система, которая не только была подробно разработана и проверена еще до войны передовыми японскими художниками и педагогами на основе изучения опыта Европы и России начала века и первых послереволюционных лет, но и опробована, "обкатана" рядом педагогов-энтузиастов в своих школах. То есть, не американские, а японские специалисты обеспечили это очередное "чудо". Сегодня эта, несомненно, японская национальная система воспитания, опирающаяся на собственные вековые традиции художественного развития и уважения к красоте, использующая неоценимый потенциал искусства как средство формирования человека, дает результаты, которые потрясают даже самых технизированных экспертов.

Итак, основная мысль ясна: японские "чудеса" делаются не на берегах  Гудзона или Рейна, их авторы - сами японцы. И если рассматривать феномен "японского чуда", то нужно смотреть в его содержание, не столько то, которое составило этот феномен, сколько то, которое его обусловило. В том числе было и в ее образовании нечто такое, что позволяло потом этому обществу плавно осуществлять свои реформы и встречать все вызовы мирового сообщества через гибкую адаптацию к новому всего своего общества, всех его членов.

И в этом отношении ситуация Японии для исследования долговременных проблем  социализации является уникальной. В  частности, там можно и нужно исследовать образование в чистом виде. Потому что образование в Японии - это не только и не столько то, что происходит в стенах школы. Образование там всегда давало не просто знания и умения, оно транслировало ценности и нормы, а не профессиональные навыки, которым обучали в иных сферах. То есть, оно делало то, чем именно должно заниматься образование. Поэтому когда для японцев появились новые профессиональные области, они освоили их очень легко и быстро. Их уровень образованности без проблем позволял им превращаться в сознательные винтики любой промышленной машины. А в комплексности форм многочисленных процессов трансляции культуры выстраивалась полная и комплексная социализация.

Основанием айсберга, над которым  видимой частью выступают формальные акты тех или иных социальных институтов Японии, являются традиционные и очень характерные для этой страны социальные, межличностные и межгрупповые отношения, а также чрезвычайно эффективная - как это заметно по конечному результату - система их воспроизводства, т.е. воспитания. Трансформирующее влияние традиции сказывается на всех причастных процессах, поэтому при анализе истории и современности Японии особой аккуратности требуют не сразу обнаруживаемые метаморфозы западных ценностей или моделей при их вживлении в почву японских традиций. Так же внимательно стоит относиться к реальному содержанию как будто давно известных японских явлений.

Специфику японской социальности задает широко известный феномен, составляющий основу ее традиции, - группизм. О японской национальной психологии, в которой японец никогда себя не отделяет от общества, от своей "референтной группы", написано много. Во многих японоведческих исследованиях часто отмечается, что в японской культуре индивиду, личности придается значительно меньшее значение, чем человеческим отношениям. Известный японский философ Накамура Хадзимэ подчеркивает, что "у японцев в общем не сложилось четкой концепции человеческого индивидуума qua (в качестве - лат.) индивида как объективной единицы." (71, с.7) .

Однако, - отмечает К.Хаитани, - нет  сомнений в том, что группизм - это  главный источник японской конкурентоспособности  на мировых рынках. Его основные составляющие - игнорирование индивидуальной свободы и подавление индивидуального  творческого начала - признаются многими исследователями небольшой платой за впечатляющие экономические успехи.

Восточный менталитет с его группизмом никогда не делал ставку на личность и никогда ее не формировал. В  этом раньше видели его ущербность, его слабость. Оценка эта была продиктована эталоном, каковым выступал западный, а точнее - американский - индивидуализм. Но примечательно, что и у " малых драконов" - Южной Кореи, Сингапура, Тайваня - ставка на личность тоже не делается. Вместе с тем, определенные веяния с Запада, обращающего внимание на личность как на носителя социальных инициатив и тем самым - дополнительный ресурс общественного развития, не обошли современный Восток полностью. Там тоже дошли до осознания необходимости и социального значения субъекта.

Но они его находят, делая ставку на формирование элит, что есть фактически не что иное, как групповой личностный субъект. Таким образом, они сумели совместить, с одной стороны, преимущества западной личностной субъективности, адаптировали ее к своим понятиям и ценностям, расширили, дополнили своей традицией - группизмом - и в итоге получили собственную модель субъекта, группового. Здесь и традиция сохранена, и мировая тенденция выражена. Вот, видимо, почему сейчас такое пристальное внимание исследователей вызывает к себе проблема элит. Так, например, незначительность роли элиты во властных структурах отмечается многими аналитиками как одно из негативных и принципиальных отличий континентального Китая.