Проблемы социализации современной молодежи

В свете сказанного ясно, что когда  у нас школа под флагом времени  стала транслировать не традиционные жизнесмысловые и социо-сберегающие  ценности, а научные, профессионально-производственные, политико-идеологические и т.д., то скоро произошло расхождение с реальной исторической почвой, с тем, что в этой стране живо функционировало и действовало. И тогда реально существующий, но неучтенный российский менталитет трансформировал и практически отбросил такое образование, выхолостил его.

Это стало тем более возможным, ввиду того, что отношение к  интеллигенции как к слою работников умственного труда, т.е. как к непроизводительному  слою, - в противовес пониманию труда  только как крестьянского труда - это отношение жило в крестьянской среде в установке, что трудится лишь тот, кто работает руками, и точнее - кто землю пашет. И когда ставилась задача землю пахать, то эта установка работала нормально. Но когда Россия вышла на задачу индустриализации и встал вопрос о кадрах, то сиюминутная задача формирования специалиста подменила историческую задачу формирования себе подобного. Надо было специально подумать, как достичь первое, не теряя второго. В первую очередь, какого содержания должно быть гуманитарное знание, ответственное за поддержание ментальных конструкций. Однако велением времени были естественные науки и техническое знание.

А в это время роль гуманитарного  знания выполняла идеология. И определенную социально-гуманитарную часть воспитания она восполняла - пусть на агитационно-политическом уровне, микшируя издержки гипертрофированного естественно-научного и технического знания. Но в 60-е годы позитивистская планка у нас была поднята еще выше, гуманитарный сектор явно отставал, а прежняя агитационно-политическая идеология уже была слишком примитивна, груба и явно недостаточна, чтобы выполнять прежнюю компенсаторную функцию. Поэтому как система ценностного самоопределения это образование перестало работать. Происходит скатывание образования к формализму и фактической деградации.

Но когда ментальный конструкт  переплетается с идеологией, то пренебрежение  им влечет порой неожиданные последствия  большой разрушительной силы. К примеру, много ли найдется у нас идеологов, которые всерьез озаботились  бы сейчас исследованием и учетом значения мессианства в национальном сознании русского народа? А ведь идея мессианства как ментальная характеристика русского народа столетиями жила в России, в частности, на ней построили свой успех большевики. А как утверждает В. К. Кантор: " С 1917 года до середины 50-х, русский народ не выдвинул ни одной новой мессианистской доктрины и не воспринял таковой" (171, с.47)

И.В.Сталин - вполне в русле идей мессианства, а следовательно, в  согласии с российским менталитетом, - поставил на сверхидею - коммунизм и сохранял ее всеми имеющимися средствами. До его смерти идея мировой революции и коммунизма во всемирном масштабе была жива и на нее работали все социальные институты советского общества. При этом Бухарина, который провозгласил: " Обогащайтесь", Сталин отодвинул, сказав, что этого не надо, что во имя светлого будущего будем вот так сегодня жить. В 60-е годы Н.С.Хрущев выдвигает лозунг: "Жить не хуже, чем в Америке!", "Догоним и перегоним Америку по производству мяса, молока и масла на душу населения!"(171, с.43).

То есть, Сталин включился в одну модернизаторскую парадигму, а Хрущев - в другую. И Хрущев, в отличие  от Сталина, фактически провозгласил идею "сегодня будем жить". В это время кардинально меняются представления партии и идеологов о коммунизме - можно сказать, это был уже чистый ревизионизм, суть которого - замена духовных ценностей материальными. Это было отражено и в Программе партии, где отныне коммунизм трактовался как изобилие, что "польется полным потоком". А раз это идеологически никак не обсуждалось, то транслировалось во все сферы. А что же светлое мессианское будущее, когда наступит? А никогда. Эта новая идея попала на подготовленную почву послевоенных тягот и желания людей жить лучше.

Какие последствия для социальной жизни, а затем и менталитета имела эта идеологическая инверсия? Это был перелом, когда дипломированная интеллигенция пошла в таксисты - чтоб было "больше молока и мяса". Отсюда и тогда же пошла процентомания, в том числе и в образовании - дадим больше кадров, перегоним по производству их на "душу населения". До появления хрущевской идеологии система образования работала и воспроизводила определенные духовные ценности, всеми имеющимися средствами, вплоть до репрессивных методов, корректирующих "отклоняющееся поведение". А Хрущев, как мы теперь понимаем, сказал: "Раз коммунизма нет, то все дозволено". Что главное - не миссия, не царство светлого будущего, а задача перегнать по количеству мяса и масла. Раз нет мировой миссии, то есть цель и смысл попроще - кушать хорошо. И пошла система вразнос.

Таких моментов в проявлении различных  свойств менталитета может быть неожиданно много - ведь нам почти  неизвестно, с чем приходится иметь  дело, и когда это " нечто" как  себя проявит. Кроме того, ведь надо еще много исследовать менталитет по различным аспектам. Говорят же о политическом менталитете, нравственном и других его видах. Сейчас все разговоры о менталитете происходят и возможны лишь на уровне мнений, потому что к исследованию этой проблемы только-только приступают.

Сегодня в России констатируется принципиально  новая политическая реальность, которую  мучительно сознают граждане нашей  страны. Она заключается в том, что впервые за всю тысячелетнюю историю Россия стала зависимой  страной. Как изменится поле национальной идентичности и как отразятся эти изменения в национальном менталитете, все пространство которого было организовано вокруг стержневого исторического обстоятельства и главной ценности - Россия как страна и нация возникла на необходимости защиты от врага, т.е. на идее свободы и независимости. Сейчас фактически она теряет этот смысловой и организующий стержень, определяющий ее национальную специфику.

Выбор, стоящий сегодня перед  обществом и государством на перспективу, тоже несвободен. Нам надлежит выбирать сегодня из весьма ограниченного числа альтернатив: либо Россия впредь остается страной, полностью зависимой, либо частично зависимой, либо она будет стремиться к полной независимости. Отныне степень зависимости от партнеров будет определять нашу свободу в принятии решений и построении своей судьбы. (См.135, с.130-131) Как повлияет это обстоятельство на изменение российского менталитета, что вынесет из этой ситуации молодежь? Как совместить прежние ценности, на которых мы привычно социализовали молодежь, с новыми реалиями?

Сейчас уже очевидно, что не может  быть сильной личности и ее полноценной  реализации сегодня в отсталой стране и слабом государстве. Проблемы укрепления государственности и державности  ныне звучат все актуальней, а цель личностной реализации уже не может отделиться от гражданского самоопределения. Стало ясным, что государство наше не всеядно, не всемогуще, не безгрешно. Есть задачи, которые оно не хочет или не может решать эффективно.

Что ожидает Россию завтра - во многом зависит и от того, какие знания и какие иллюзии питает народ российский о себе, своей истории и государственности. Ныне народ безмолвствует, садит огурцы на стронциевых грядках и радуется, что еще жив, если вообще задумывается об этом. Есть ли у России историческая перспектива - ответ лежит и в углубленном исследовании прошлых ментальных конструкций, и ментальности сегодняшней.

ГЛАВА 4. ТРАДИЦИИ, ИННОВАЦИИ  И 

СОЦИАЛИЗАЦИЯ МОЛОДЕЖИ

& 1. Проблема традиций  и инноваций в культуре 

За последние годы в истории  России произошла такая "перестройка" всех сфер жизнедеятельности общества, что трудно подобрать даже подходящие понятия для адекватного описания и интерпретации всех происходящих процессов. Новые условия, в которых оказалась Россия в 80-90-х годах, поставили перед государством и обществом задачу выработки новых путей и моделей жизнедеятельности общества. Понимание, что решение таких масштабных задач невозможно без достаточно развитой теории, активизировало поиск теоретических оснований деятельности социальных институтов.

Найти нить Ариадны в российской действительности в наше время невозможно без осмысления проблемы реального  воплощения исторического процесса в традиции и через них. Это  актуально и при обсуждении вопросов, связанных с молодежью и ее социализацией, будь то кризис взаимосвязи поколений или кризис и реформирование современного образования. Потому что полем действия для философа вообще выступает весь процесс всемирной истории в целом, а в современной России этот выбор еще предопределен и теми особыми реалиями нашего бытия, которые однозначно определяются как кризис социальности. В нестабильную переходную эпоху, которую проживает Россия, особое значение приобретает не просто большой опыт минувших поколений, связанный с разрешением проблем, возникающих в процессе выхода из кризисного состояния, установлением атмосферы доверия между различными социальными группами, поиском компромиссных вариантов, и т.п., а именно наличие традиций. Ибо опыт, пусть даже и большой, всегда носит уникальный и рецептурный характер, но именно поэтому он и не может быть просто оттранслирован в наше время, тогда как традиция позволяет это проделать. Почему и как она это делает? Попытка найти ответы на эти вопросы напрашивается сама собой.

С другой стороны, она приводит к  выводу и об ограниченности традиции и традиционных механизмов передачи культуры, особенно в наше время. А значит, в определенной мере показывает наивность некоторых наших ожиданий, ибо даже если мы и найдем в своем историческом опыте традиции разрешения конфликтов, то сегодня они могут оказаться вовсе и неприменимы. Чтобы избежать голословия, постараемся в дальнейшем рассмотрении проблемы развернуть не только и не столько собственное понимание традиции и инновации, сколько те позиции, которые до сих пор являются в какой-то мере руководством к действию в нашей практике, заводя иногда в тупик.

В переломные моменты истории традиции и традиционные ценности обретают тот  особый смысл, что становятся, прежде всего, нравственной опорой в поисках  путей дальнейшего развития общества, государства и человека. Смысл традиций, их нормативно-регулятивной функции в социальной жизни проявляется в том, что они позволяют сохранить не только основу, содержательную наполненность тех конкретных исторических форм жизнедеятельности общества, которые породили их, но и специфические формы собственного существования. Это в наше время особо значимо и выходит на передний план, но одновременно и мистифицирует роль и значение традиции в развитии общества.

Потому что до сих пор о  традициях известно далеко не все. В частности, не решена задача по выявлению способности традиции и традиционных форм ответить на новые вызовы времени. Способны ли они в принципе и в конкретных случаях отбрасывать устаревшее, адекватно реагируя на происходящие сдвиги в материальной и духовной сфере, изменяться и развиваться? Всегда ли традиционный механизм является лучшим выходом из сложившейся ситуации или есть более адекватный сегодняшним реалиям механизм разрешения назревших противоречий и проблем?

Особого исследовательского внимания заслуживает и проблема "трансформации" традиций на этапе перехода к новым формам общественного устройства, к реальной демократии, не просто их возможность адаптироваться к задачам преобразования общества, государства и человека, но и способность к актуализации в этом процессе всего своего потенциала.

Необходимость таких исследований, важных для многих сфер деятельности, особенно назрела там, где наиболее активно предпринимаются шаги по социальному реформированию общественных институтов и структур. В частности, в образовании, где с не такого уж и дальнего прошлого мы стали свидетелями великого множества проектов, массово начинавшихся как "инновации". Часть которых была устремлена вдогонку "за мировым опытом", а часть предпринималась под флагом "возрождения российских традиций" в образовании.

В научно-профессиональном сообществе всегда существует некая мода на слова, педагогика (в силу разных неблагоприятных  причин взявшая фактически на полный откуп сферу образования, особенно общего) тоже отдает ей немало сил и внимания. Это сегодня в значительной мере компенсирует недостаточный (а нередко просто низкий) уровень ее научной методологии, поэтому она до сих пор действительно больше искусство, чем наука, как любят повторять сами педагоги.

И как это в основном происходит на начальном уровне возникновения и разработки проблемы, использование терминов не носит строго характера, значительно чаще они приклеиваются как ярлык к тем или иным событиям, в зависимости от предпочтений очередного автора очередной педагогической (и шире - образовательной) "инновации". В этом отношении к счастью, другие формы социализационной деятельности пока носят в большинстве своем стихийный и малоспециализированный характер, что пощадило их от повальных "инноваций" или "возрождения традиций".

По указанной причине, например, трудно отличить что сегодня является образованием, а что им не является в системе образования в целом. Здесь имеется ввиду то, что за 10 лет, с 1988 года - очередной попытки реформировать в целом систему образования в стране - до сих пор не найдено оптимальное единство соотношения старого и нового в образовательном процессе, т.е. традиционного и инновационного. Все педагогические новации, связанные со сменой вывески - школы - в гимназии, ПТУ - в лицеи, техникумы - в колледжи и т.д., при ближайшем рассмотрении оказываются малоосмысленными и в содержательной перспективе малопозитивными начинаниями. В этом неудержимом стремлении наших школ получить некое новое качество, прямо скажем, магическую роль играют словосочетание "возрождение традиций" и термин "инновация". При этом мы берем на себя смелость утверждать, что никакого возрождения традиций здесь нет и не может быть (равным образом, как инноваций, если посмотреть на них в содержательном плане).