Проблемы социализации современной молодежи

Сегодняшнее состояние нашего общества встречает как негативные, так  и позитивные оценки со стороны молодежи. В них заложено доверие или  недоверие, а значит потенциально - согласие и поддержка или  наоборот, несогласие и враждебность молодежи по отношению к действиям, предпринимаемым общественными и государственными структурами во имя будущего страны, по отношению к тем целям и ценностям, которые будут определять ее лицо и ее историю в близком и отдаленном будущем.

Те проблемы и трудности, которые  переживает сейчас Россия, могут быть приняты молодежью с пониманием и терпением, с гордостью и  оптимизмом или негодованием и мятежом, в зависимости от того, в какую  концептуальную рамку будет вставлена  та деятельность отцов нации, которая имеет последствия, переживаемые ныне уже непосредственно молодежью и населением всей страны. Что мы имеем здесь?

Апофеозом исторической оценки дела поколения "отцов" стала Перестройка, которая многими воспринималась и квалифицировалась в свое время как глобальная инновация. Результатом этого следовал негласный вывод, что во всех случаях жизни "отцы" имеют первенство во взаимоотношениях с "детьми". Хотя вслух признавалась давно назревшей потребность в создании "открытой системы" отношений, диалога между поколениями.

Но насколько состоятельна была эта "глобальная инновация" - этот исторический вопрос потребовал для  оценки и ответа научной методологии. Причем нельзя не понимать, что это  и вопрос о ее социальной базе, а  также об отношении к молодежи. Для кого она стала смыслом жизни? Может ли стать для молодежи смыслом жизни дело, начатое другим поколением, которое само его до конца не осмыслило, предприняв попытку осуществить инновацию неадекватными ее природе средствами и методами?

В отношении инновационной деятельности "отцов" хочется обратиться к  другому примеру, на наш взгляд, более  удачному. Который, к тому же, можно  отнести к удачным прецедентам  современной инновационной деятельности в широком социальном масштабе. В  интересующем нас аспекте, фундаментальное масштабное новшество и нововведение были осуществлены Соединенными Штатами Америки в последние 20 лет и вошли в историю как проблема прав человека. Концепция и политика поддержания прав человека ныне определяют многие аспекты международных отношений, вторгаясь в жизнь стран и регионов планеты. Рассмотрим повнимательнее, каким образом была осуществлена эта инновация, обратив внимание на методологию ее проектирования и практического осуществления, на ее видимую и невидимую подоплеку, на тот результат, который в итоге получили США.

В начале 70-х годов Конгресс США, естественно, опираясь на своих аналитиков, выделил идею прав человека как значимую и возрастающую ценность. Подкомитет Конгресса пришел к выводу, что  принятие в расчет прав человека для страны отныне диктуется как соображениями морального порядка, так и практической необходимостью. (См.130) Тем самым на политической и идеологической арене появилось действительно, может быть, единственное новшество, которое открыла американская нация, осознав его значение прежде всего для себя, для продолжения собственного своего существования.

Далее Конгрессом было констатировано:

1. Права человека не входят  в систему высших приоритетов,  определяющих внешнеполитическую  деятельность американского государства, несмотря на то, что они такого положения заслуживают.

2. Включение прав человека в  систему высших приоритетов является  основополагающим элементом национальной  американской традиции.

3. В условиях возрастающей взаимозависимости современного мира пренебрежение правами человека в одной стране может иметь последствия и для других стран.

Впоследствии разные администрации, несмотря на расхождения в деталях, прикладывали максимум усилий для того, чтобы инициировать права человека как нововведение. Для этого им пришлось создать специальную инфраструктуру, и они понимали, для чего они это делают.

Администрация Картера применила  к правам человека глобальный подход, это потребовало уже создания соответствующих структур на уровне внешнеполитических ведомств. Поэтому в 1977-1978 гг. были осуществлены необходимые структурные преобразования и в аппарате исполнительной власти.

Ключевым элементом созданной  во второй половине 70-х годов администрацией демократов инфраструктуры в области  обеспечения внешней политики прав человека явился Государственный департамент, в котором было завершено создание механизма имплементации политики прав человека. Более того, для обеспечения прямой связи с президентом США был выделен специальный сотрудник Совета национальной безопасности, отвечавший за осуществление связи между Белым домом и Государственным департаментом по вопросам прав человека. Госсекретарь С.Вэнс поручил персоналу отдела планирования внешней политики формулирование "глобальной политики в области прав человека", концепция которой, по выражению сенатора Д.Мойнихена, должна была стать "такой же интегральной частью американской внешней политики, каковой является марксизм-ленинизм для советского внешнеполитического планирования и соответствующих практических действий СССР в этой области". (Выделено мной - С.И.)

В 1978 г. президент США издает секретную  директиву, содержащую указание всем правительственным  учреждениям рассмотреть вопрос о воздействии принимаемых ими  решений на права человека за пределами США. В результате кропотливой работы, в том числе и в направлении институциализации политики прав человека (без чего, между прочим, процесс нововведения угасает), США к началу 90-х годов имели права человека уже неотъемлемым компонентом внешней политики американского государства.

Сегодня американцы довольны и так  оценивают свои усилия и достижения на поприще социально-политических инноваций в области прав человека. Они пришли к выводу, что это "...содействует обеспечению интересов США в области безопасности (выделено мной -И.С.); помогает созданию системы мирового порядка, основывающегося на господстве права и устремлениях народов; является благоприятным с геополитической точки зрения, так как содействует мирной эволюционной демократизации государств; обеспечивает массовую поддержку со стороны общественности, так как отражает фундаментальные ценности американской нации".(130, с.3)

В полной мере оценить значение и  созданного США и НАТО мирового порядка, и их содействие политике мирной эволюционной демократизации государств позволяют сегодня события в Югославии.

Однако оценив реальный потенциал  данного нововведения, американцы уже  замахиваются на большее, начиная извлекать - говоря их языком, с обычным для  политики цинизмом, - "прибыль от этого предприятия".

Оказывается, продолжать нововведения очень выгодно, надо только знать, как  эту выгоду извлечь. "...в наших национальных интересах содействовать развитию демократического процесса в целях созидания такого мирового порядка, который был бы более благоприятным для уважения прав человека и, следовательно, более содействовал бы стабильности и миру. В этих целях мы выработали дуалистическую политику, с одной стороны, реагирующую (reactive), в том смысле, что мы будем продолжать выступать против характерных нарушений прав человека, где бы они не имели место, но с другой стороны, и активную (active), предполагающую в долгосрочной перспективе созидательную работу по укреплению демократии." (Выделено мной - С.И.) (130).

Максимальную выгоду, как оказалось  в очередной раз, дает старый, как мир, хотя и весьма далекий от инноватики, принцип "разделяй и властвуй", только перенесенный на новую почву жизнедеятельности общества. В этом отношении наша "Перестройка" была последней беззубой попыткой системы использовать сведенный уже практически к нулю инновационный потенциал марксизма-ленинизма, имевшийся еще в начале ХХ века. Потому она и была обречена на провал. История не повторяется дважды.

Однако теперь, осмыслив успехи и  неудачи социальных инноваций, можно  сделать методологический вывод, что для осуществления той или иной сознательной деятельности социального масштаба надо четко квалифицировать, какого рода новшество мы имеем в конкретно осуществляемой политике, в какой стране и какое нововведение осуществляется.

Следующий шаг - это выбор идеологии, поставленной на институциональную почву. В настоящее время уже во всем так называемом цивилизованном мире, где задумывались об идеологии, пришли к функциональному выводу, что идеология является важнейшим национальным ресурсом.

Отличительным признаком идеологии  как определенной системы знаний является то, что она одновременно есть синтез всего знания, доступного человеку конкретной исторической эпохи, и он направлен на решение практических задач организации жизнедеятельности  общества. В силу широкомасштабности изучаемого и охватываемого идеологией предмета, она всегда схватывает ситуацию на макроуровне и отвечает за долговременные перспективы и результаты развития общества как органического целого.

Когда же от идеологии требуют решения "конкретных проблем", имея в виду сегодняшние больные, горячие точки, то это означает, что данные пользователи - политики, практики и т.д.- не понимают природы идеологии и пытаются использовать ее не по назначению. Идеология мобилизует нацию или иные социальные группы на реализацию исторических проектов, достижения стратегических целей.

Если же заставить идеологию  заниматься уборкой картофеля как "битвой за урожай", то рано или  поздно люди, которых данная идеология  принуждает к определенным действиям, откажутся как от выполнения бессмысленных для них действий, так и от доверия используемой для их оправдания "идеологии". В связи с нашей ситуацией, любопытно, что понимание этого гораздо раньше овладело "народными массами", в то время, как "профессионалы" - а точнее, бюрократы от идеологии - не понимая, продолжали сдавать на этом позиции страны, народа и отдельного человека, дискредитируя в собственном лице идеологию вообще как мощный социально-политический инструмент.

Между тем, сила идеологии происходит из ее социальной природы, но эта же природа определяет ее необходимые признаки и условия нормального функционирования. Будучи формой коллективного разума, она, подобно любой категориальной системе, не зависит от ограниченности единичного опыта и разумения, и напротив, силой заключенной в ней общественной воли предписывает отдельному человеку его социально-положительное поведение.

Отнесение идеологии к форме  коллективных представлений, позволяет, вслед за Э. Дюркгеймом, утверждать, что в идеологии, адекватной общественной морфологии, заложены те или иные состояния коллективности, и что между идеологией и всеми формами коллективной жизни существует тесная взаимосвязь. Идеология сплачивает людей в единый действующий организм, в ней отдельный человек перерастает сам себя, свой личный ограниченный опыт, свои узко-индивидуальные цели и тогда, когда мыслит, и когда действует. А ценность коллективной мысли заключается в том, что она прибавляет к тому, что отдельный человек извлек из личного опыта, всю ту мудрость и знание, которые общественная группа накопила и сберегла в течение веков.

"Общество, - утверждает он, - вовсе  не является тем нелогичным  или алогичным, бессвязным и  фантастическим существом, каким  так часто хотят его представить.  Напротив, коллективное сознание есть высшая форма психической жизни, оно есть сознание сознаний." (42, с.233.)

Вообще коллективные представления  выражают собой наиболее общие из отношений, существующих между вещами, они управляют всеми сторонами  нашей умственной жизни. И если в один и тот же период истории люди не имели бы однородных понятий о причинах, числах и т.д., всякое согласие между отдельными умами сделалось бы невозможным, следовательно, стала бы невозможной и всякая совместная жизнь. Поскольку очевидно, что "не для удовлетворения спекулятивных потребностей объединились люди", постольку общество не может отказаться от культивирования и использования коллективных представлений, не упразднив себя самое.

Необходимость общего коллективного  мышления есть особый вид моральной необходимости, и в умственной жизни играет ту же роль, какую моральный долг играет по отношению к нашей волевой деятельности. Наблюдения показывают, подчеркивает Дюркгейм, что социальные волнения имели почти всегда своим следствием усиление умственной анархии. Это служит лучшим доказательством того, что логическая дисциплина есть лишь особый вид социальной дисциплины.

Идеология, в определенном отношении, вырастает энергийным началом, она  придает ускорение социальной жизни, обеспечивает доступное объяснение смысла жизни (поведения) для отдельных людей, и в этом случае выступает легитимирующей инстанцией. И пока к ней как к таковой инстанции обращаются рядовые граждане, до тех пор будет живо и государство, и страна, и общество. Как только люди перестают верить идеологам, рушится данный уклад, а под его обломками гибнут и бюрократы от идеологии.

Чтобы иметь возможность жить, общество нуждается не только в моральном  согласии, но и в известном минимуме логического единомыслия, за пределы  которого нельзя было бы переступать по произволу. Вследствие этого,- замечено Э.Дюркгеймом, - общество всем своим авторитетом давит на своих членов и стремится предупредить появление "отщепенцев". Если же какой-нибудь ум открыто нарушает общие нормы мысли, общество перестает считать его нормальным человеческим умом и обращается с ним как с субъектом патологическим. Авторитет общества в тесном союзе с известными видами мышления является как бы неизбежным условием всякого общего действия.

Подобную картину мы встречаем  и в случае с религией, с той лишь поправкой, что религия выработала не только предписывающие и пресекающие, но и своеобразные компенсаторные механизмы для регулирования поведения, отклоняющегося от своей сверхценности, - Бога.

Выше мы уже упомянули проблему "деидеологизации" российского общества, закрепленной даже в Конституции. Хочется надеяться, что в данном документе отражен ошибочный шаг в поступательном движении совсем еще юной демократии, каковых совершенно избежать невозможно. Это естественная реакция на чрезмерное педалирование узко-классовой идеологии, которое еще совсем недавно в гипертрофированно-политизированном виде пронизывало и деформировало все пространство советской общественной жизни. Сейчас маятник качнулся в другую сторону, и просто удивительно, с какой легкостью у нас воспринимаются любые лозунги, с какой детской доверчивостью и наивным энтузиазмом начинают бороться за их воплощение.

К сожалению, в деле социализации молодежи мы вынуждены сейчас констатировать негативную тенденцию этого процесса. Ибо государство и общество фактически устранило официальную идеологию и устранилось само от рационального взращивания другой. Но свято место пусто не бывает, и пустота тут же заполняется наиболее расхожим материалом. А таковым оказывается (опять-таки ввиду отсутствия целенаправленной политики социализации в работе с механизмами формирования общественного сознания) суррогатные ценности из подвалов и подворотен "Бронксов", "Шанхаев" и прочих, потоком хлынувшие на теле- и киноэкраны страны, на страницы полупорнографических изданий, брошюр, газет, журналов, ставших наиболее расхожей продукцией, бестселлерами в витринах и афишах, встречающихся на каждом шагу. Культ богатства и насилия прорастает на почве люмпенизированного сознания духовного пролетария, и в первую очередь всходит буйными всходами в молодых душах, раскрытых на восприятие (что обусловлено позицией ученичества) и лишенных мудрых запретов и ограничений. Идет мощнейший процесс духовного разложения нации, и первые жертвы - это наше юное поколение.