Критика на произведение "Война и мир"

     Борис, разумеется, продолжает преуспевать под сенью  своей непогрешимой теории, вполне  соответствующей механизму и  духу того общества, среди которого  он ищет себе богатства и  почета. "Он вполне усвоил себе  ту понравившуюся ему в Ольмюце  неписаную субординацию, по которой  прапорщик мог стоять без сравнения  выше генерала и по которой,  для успеха на службе, были  нужны не усилия на службе, не труды, не храбрость, не  постоянство, а нужно было только  уменье обращаться с теми, которые  вознаграждают за службу, - и он  часто удивлялся сам своим  быстрым успехам и тому, как  другие могли не понимать этого.  Вследствие этого открытия его  весь образ жизни его, все  отношения с прежними знакомыми,  все его планы на будущее  - совершенно изменились. Он был  небогат, но последние свои  деньги он употреблял на то, чтобы быть одетым лучше других; он скорее лишил бы себя  многих удовольствий, чем позволил  бы себе ехать в дурном экипаже  или показаться в старом мундире  на улицах Петербурга. Сближался  он и искал знакомств только  с людьми, которые были выше  его и потому могли быть  ему полезны" (II, 106) {3}.

     С особенным  чувством гордости и удовольствия  Борис входит в дома высшего  общества; приглашение от фрейлины  Анны Павловны Шерер он принимает  за "важное повышение по службе"; на вечере у нее он, конечно,  ищет себе не развлечений; он, напротив того, трудится по-своему  в ее гостиной; он внимательно  изучает ту местность, на которой  ему предстоит маневрировать,  чтобы завоевать себе новые  выгоды и заполонить новых  благодетелей; он внимательно наблюдает  каждое лицо и оценивает выгоды  и возможности сближения с  каждым из них. Он вступает  в это высшее общество с  твердым намерением подделаться  под него, то есть укоротить  и сузить свой ум настолько,  насколько это понадобится, чтобы  ничем не выдвигаться из общего  уровня и ни под каким видом  не раздражить своим превосходством  того или другого ограниченного  человека, способного быть полезным  со стороны неписаной субординации.

     На вечере  у Анны Павловны один очень  глупый юноша, сын министра  князя Курагина, после неоднократных  приступов и долгих сборов, производит  на свет глупую и избитую  шутку. Борис, конечно, настолько  умен, что такие шутки должны  коробить его и возбуждать  в нем то чувство отвращения, которое обыкновенно родится  в здоровом человеке, когда ему  приходится видеть или слышать  идиота. Борис не может находить  эту шутку остроумною или забавною, но, находясь в великосветском  салоне, он не осмеливается выдержать  эту шутку с серьезною физиономиею,  потому что его серьезность  может быть принята за молчаливое  осуждение каламбура, над которым,  быть может, сливкам петербургского  общества угодно будет засмеяться. Чтобы смех этих сливок не  застал его врасплох, предусмотрительный  Борис принимает свои меры  в ту самую секунду, когда  плоская и чужая острота слетает  с губ князя Ипполита Курагина. Он осторожно улыбается, так  что его улыбка может быть  отнесена к насмешке или к  одобрению шутки, смотря по  тому, как она будет принята.  Сливки смеются, признавая в  милом остряке плоть от плоти  своей и кость от костей  своих, - и меры, заблаговременно  принятые Борисом, оказываются  для него в высокой степени  спасительными. 

     Глупая красавица,  достойная сестра Ипполита Курагина, графиня Элен Безухова, пользующаяся  репутациею прелестной и очень  умной женщины и привлекающая  в свой салон все, что блестит  умом, богатством, знатностью или  высоким чином, - находит для себя  удобным приблизить красивого  и ловкого адъютанта Бориса  к своей особе. Борис приближается  с величайшею готовностью, становится  ее любовником и в этом обстоятельстве  усматривает не без основания  новое немаловажное повышение  по службе. Если путь к чинам  и деньгам проходит через будуар  красивой женщины, то, разумеется, для Бориса нет достаточных  оснований остановиться в добродетельном  недоумении или поворотить в  сторону. Ухватившись за руку  своей глупой красавицы, Друбецкой  весело и быстро продолжает  подвигаться вперед к золотой  цели.

     Он выпрашивает  у своего ближайшего начальника  позволение состоять в его  свите в Тильзите, во время  свидания обоих императоров, и  дает ему почувствовать при  этом случае, как внимательно  он, Борис, следит за показаниями  политического барометра и как  тщательно он соображает все  свои мельчайшие слова и действия  с намерениями и желаниями  высоких особ. То лицо, которое  до сих пор было для Бориса  генералом Бонапарте, узурпатором  и врагом человечества, становится  для него императором Наполеоном  и великим человеком с той  минуты, как, узнав о предположенном  свидании, Борис начинает проситься  в Тильзит. Попав в Тильзит,  Борис почувствовал, что его положение  упрочено. "Его не только знали,  но к нему пригляделись и  привыкли. Два раза он исполнял  поручения к самому государю, так что государь знал его  в лицо, и все приближенные  не только не дичились его,  как прежде, считая за новое  лицо, но удивились бы, ежели бы  его не было" (II, 172) {4}.

     На том пути, по которому идет Борис, нет  ни остановок, ни свертков. Может  случиться неожиданная катастрофа, которая вдруг изомнет и изломает  всю отлично начавшуюся и благополучно  продолжаемую карьеру; может такая  катастрофа застигнуть даже самого  осторожного и расчетливого человека; но от нее трудно ожидать,  чтобы она направила силы человека  к полезному делу и открыла  широкий простор для их развития; после такой катастрофы человек  обыкновенно оказывается приплюснутым  и раздавленным; блестящий, веселый  и преуспевающий офицер или  чиновник превращается всего  чаще в жалкого ипохондрика,  в откровенно-низкого попрошайку  или просто в горького пьяницу.  Помимо же такой неожиданной  катастрофы, при ровном и благоприятном  течении обыденной жизни, нет  никаких шансов, чтобы человек,  находящийся в положении Бориса, вдруг оторвался от своей постоянной  дипломатической игры, всегда одинаково  для него важной и интересной, чтобы он вдруг остановился,  оглянулся на самого себя, отдал  себе ясный отчет в том, как  мельчают и вянут живые силы  его ума, и энергическим усилием  воли перепрыгнул вдруг с дороги  искусного, приличного и блистательно-успешного  выпрашивания на совершенно неизвестную  ему дорогу неблагодарного, утомительного  и совсем не барского труда.  Дипломатическая игра имеет такие  затягивающие свойства и дает  такие блестящие результаты, что  человек, погрузившийся в эту  игру, скоро начинает считать  мелким и ничтожным все, что  находиться за ее пределами;  все события, все явления частной  и общественной жизни оцениваются  по своему отношению к выигрышу  или проигрышу; все люди делятся  на средства и на помехи; все  чувства собственной души распадаются  на похвальные, то есть ведущие  к выигрышу, и предосудительные, то есть отвлекающие внимание  от процесса игры. В жизни человека, втянувшегося в такую игру, нет  места таким впечатлениям, из  которых могло бы развернуться  сильное чувство, не подчиненное  интересам карьеры. Серьезная,  чистая, искренняя любовь, без примеси  корыстных или честолюбивых расчетов, любовь со всею светлою глубиною  своих наслаждений, любовь со  всеми своими торжественными  и святыми обязанностями не  может укорениться в высушенной  душе человека, подобного Борису. Нравственное обновление путем  счастливой любви для Бориса  немыслимо. Это доказано в романе  графа Толстого его историею  с Наташею Ростовою, сестрою того  армейского гусара, которого мундир  и манеры коробят Бориса в  присутствии князя Болконского. 

     Когда Наташе  было 12 лет, а Борису лет 17 или  18, они играли между собою в  любовь; один раз, незадолго перед  отъездом Бориса в полк, Наташа  поцеловала его, и они решили, что свадьба их состоится через  четыре года, когда Наташе минет  16 лет. Прошли эти четыре года, жених и невеста - оба если  не забыли своих взаимных обязательств, то по крайней мере стали  смотреть на них как на ребяческую  шалость; когда Наташа уже в  самом деле могла быть невестою  и когда Борис был уже молодым  человеком, стоящим, как это  говорится, на самой лучшей  дороге, - они увиделись и снова  заинтересовались друг другом. После  первого свидания "Борис сказал  себе, что Наташа для него точно  так же привлекательна, как и  прежде, но что он не должен  отдаваться этому чувству, потому  что женитьба на ней, девушке  почти без состояния, была бы  погибелью его карьеры, а возобновление  прежних отношений без цели  женитьбы - было бы неблагородным  поступком" (III, 50) 5.

     Несмотря на  это благоразумное и спасительное  совещание с самим собою, несмотря  на решение избегать встреч  с Наташей, Борис увлекается, начинает  часто ездить к Ростовым, проводит  у них целые дни, слушает  песни Наташи, пишет ей стихи  в альбом и даже перестает  бывать у графини Безуховой,  от которой он получает ежедневно  пригласительные и укорительные  записки. Он все собирается  объяснить Наташе, что никак и никогда не может сделаться ее мужем, но у него все не хватает сил и мужества на то, чтобы начать и довести до конца такое щекотливое объяснение. Он с каждым днем более и более запутывается. Но некоторая временная и мимолетная невнимательность к великим интересам карьеры составляет крайний предел увлечений, возможных для Бориса. Нанести этим великим интересам сколько-нибудь серьезный и непоправимый удар - это для него невообразимо, даже под влиянием сильнейшей из доступных ему страстей.

     Стоит только  старой графине Ростовой перемолвить  серьезное слово с Борисом,  стоит ей только дать ему  почувствовать, что его частые  посещения замечены и приняты  к сведению, - и Борис тотчас, чтобы  не компрометировать девушку  и не портить карьеру, обращается  в благоразумное и благородное  бегство. Он перестает бывать  у Ростовых и даже, встретившись  с ними на бале, проходит мимо  них два раза и всякий раз  отвертывается (III, 65) {6}.

     Проплыв благополучно  между подводными камнями любви,  Борис уже безостановочно, на  всех парусах летит к надежной  пристани. Его положение на службе, его связи и знакомства доставляют  ему вход в такие дома, где  водятся очень богатые невесты.  Он начинает думать, что ему  пора заручиться выгодною женитьбою.  Его молодость, его красивая  наружность, его презентабельный  мундир, его умно и расчетливо  веденная карьера составляют  такой товар, который можно  продать за очень хорошую цену. Борис высматривает покупательницу  и находит ее в Москве.

ТАЛАНТ Л.Н. ТОЛСТОГО И РОМАН «ВОЙНА И МИР» В ОЦЕНКЕ КРИТИКОВ

В этом романе целый ряд  ярких и разнообразных картин, написанных с самым величественным и невозмутимым эпическим спокойствием, ставит и решает вопрос о том, что  делается с челове- ческими умами  и характерами при таких условиях, которые дают людям возможность  обходиться без знаний, без мыслей, без энергии и труда.... Очень  вероятно, что автор просто хочет  нарисовать ряд картин из жизни русского барства во времена Александра I. Он и сам видит и старается  показать другим отчетливо, до мельчайших подробностей и оттенков все особенности, характеризующие тогдашнее время  и тогдашних людей, – людей  того круга, который все более  ему интересен или доступен его  изучению. Он старается только быть правдивым и точным; его усилия не клонятся к тому, чтобы поддержать или опровергнуть создаваемую образами какую бы то ни было теоретическую  идею; он, по всей вероятности, относится  к предмету своих продолжительных  и тщательных исследований с той  невольною и естественною нежностью, которую обычно чувствует даровитый  историк к далекому или близкому прошедшему, воскрешаемому под его  руками; он, может быть, находит в  особенностях этого прошедшего, в  фигурах и характерах выведенных личностей, в понятиях и привычках  изображенного общества многие черты, достойные любви и уважения. Все  это может быть, все это даже очень вероятно. Но именно оттого, что  автор потратил много времени, труда  и любви на изучение и изображение  эпохи и ее представителей, именно поэтому ее представители живут  своею собственною жизнью, независимою  от намерения автора, вступают сами с собой в непосредственные отношения  с читателями, говорят сами за себя и неудержимо ведут читателя к  таким мыслям и заключениям, которых  автор не имел в виду и которых  он, быть может, даже не одобрил бы... (Из статьи Д.И. Писарева «Старое барство»)

Роман графа Толстого "Война  и мир" интересен для военного в двояком смысле: по описанию сцен военных и войскового быта и по стремлению сделать некоторые выводы относительно теории военного дела. Первые, то есть сцены, неподражаемы и... могут  составить одно из самых полезнейших  прибавлений к любому курсу теории военного искусства; вторые, то есть выводы, не выдерживают самой снисходительной  критики по своей односторонности, хотя они интересны как переходная ступень в развитии воззрений  автора на военное дело...

На первом плане является бытовая мирно-военная картинка; но какая! Десять батальных полотен  самого лучшего мастера, самого большого размера можно отдать за нее. Смело  говорим, что ни один военный, прочитав ее, невольно сказал себе: да это он списал с нашего полка.

Боевые сцены графа  Толстого не менее поучительны: вся  внутренняя сторона боя, неведомая  для большинства военных теоретиков и мирно-военных практиков, а между  тем дающая успех или неудачу, выдвигается у него на первый план в великолепно-рельефных картинах. Разница между его описаниями сражений и описаниями исторических сражений такая же, как между ландшафтом и топографическим планом: первый дает меньше, дает с одной точки, но дает доступнее глазу и сердцу человека. Второй дает всякий местный  предмет с большого числа сторон, дает местность на десятки верст, но дает в условном чертеже, не имеющем  по виду ничего общего с изображаемыми  предметами; и потому на нем все  мертво, безжизненно, даже и для приготовленного  глаза... Нравственная физиономия личностей  руководящих, борьба их с собою и  с окружающими, предшествующая всякой решимости, все это исчезает –  и из факта, сложившегося из тысяч  человеческих жизней, остается нечто  вроде сильно потертой монеты: видны  очертания, но какого лица? Наилучший  нумизмат не распознает. Конечно, есть исключения, но они крайне редко  и во всяком случае далеко не оживляют перед вами события так, как оживляет его событие ландшафтное, то есть представляющее то, что мог бы в  данную минуту с одной точки видеть наблюдательный человек...

Герои Толстого – выдуманные, но живые люди; они мучаются, гибнут, делают великие подвиги, низко труся: все это так, как настоящие  люди; и потому-то они высокопоучительны, и потому-то достоин будет сожаления  тот военный деятель, который  не зарубит себе, благодаря рассказу Толстого, как нерасчетливо приближать к себе господ вроде Жеркова, как  зорко нужно приглядываться, чтобы  увидеть в настоящем свете  Тушиных, Тимохиных; как нужно быть проницаемо-осторожным, чтобы не произвести в герои какого-нибудь Жеркова  или исправного и столь умного и распорядительного после боя  безыменного полкового командира... (М.И. Драгомиров. «“Война и мир” графа Толстого с военной точки  зрения»)

Документы свидетельствуют  о том, что Толстой не обладал  даром легкого творчества, он был  одним из самых возвышенных, самых  терпеливых, самых прилежных работников, и его грандиозные мировые  фрески представляют собой художественную и трудовую мозаику, составленную из бесконечного числа разноцветных кусочков, из миллиона крохотных отдельных  наблюдений. За кажущейся легкой прямолинейностью скрывается упорнейшая ремесленная  работа – не мечтателя, а медлительного, объективного, терпеливого мастера, который, как старинные немецкие живописцы, осторожно грунтовал  холст, обдуманно измерял площадь, бережно намечал контуры и  линии и затем накладывал краску за краской, прежде чем осмысленным  распределением света и тени дать жизненное освещение своему эпическому сюжету. Семь раз переписывались две  тысячи страниц громадного эпоса "Война  и мир"; эскизы и заметки наполняли  большие ящики. Каждая историческая мелочь, каждая смысловая деталь обоснована по подобранным документам; чтобы  придать описанию Бородинской битвы  вещественную точность, Толстой объезжает  в течение двух дней с картой генерального штаба поле битвы, едет много верст  по железной дороге, чтобы добыть у  какого-нибудь оставшегося в живых  участника войны ту или иную украшающую деталь. Он откапывает не только все  книги, обыскивает не только все библиотеки, но и обращается даже к дворянским семьям и в архивы за забытыми документами  и частными письмами, чтоб найти  в них зернышко истины. Так годами собираются маленькие шарики ртути  – десятки, сотни тысяч мелких наблюдений, до тех пор пока они  не начинают сливаться в округленную, чистую, совершенную форму. И только тогда закончена борьба за истину , начинаются поиски ясности... Одна какая-нибудь выпирающая фраза, не совсем подходящее прилагательное, попавшееся среди десятков тысяч строк, – и он в ужасе  вслед за отосланной корректурой  телеграфирует метранпажу в Москву и требует остановить машину, чтобы  удовлетворить тональность не удовлетворившего его слога. Эта первая корректура опять поступает в реторту  духа, еще раз расплавляется и  снова вливается в форму, –  нет, если для кого- нибудь искусство  не было легким трудом, то это именно для него, чье искусство кажется  нам естественным. На протяжении десяти лет Толстой работает восемь, десять часов в день; неудивительно, что  даже этот обладающий крепчайшими нервам муж после каждого из своих  больших романов психологически подавлен...