Особенности производства дознания и проблемы его совершенствования

Во-вторых, нынешнее состояние нормативного регулировании подозрения не отвечает современным требованиям и подлежит существенной корректировке».⁵⁹

Объяснение такому совпадению процедур уведомления о подозрении и предъявления обвинения можно найти у одного из авторов исследуемого нововведения, которым, как он сам указывает, является Б.Я. Гаврилов. По мнению Б.Я. Гаврилова институт предъявления обвинения страдает излишней заформализованностью и в скором времени должен быть заменён процессуальными нормами об уведомлении лица о существующем в отношении него подозрении.⁶⁰

Такая перспектива пугает своей новизной. «Внедрение в уголовный процесс института уведомления о подозрении (вместо института привлечения в качестве обвиняемого), - отмечают З.З. Зинатуллин и Ф.А. Абашеева, - способно возродить на практике мрачные годы сталинских репрессий».⁶¹ Введение вообще в УПК РФ института уведомления о подозрении они считают оправданным лишь настолько, насколько правовое регулирование дознания до этих нововведений было просто безобразным, начисто попирающим уголовно-процессуальную форму и полностью игнорирующим права вовлечённых в производство по уголовному делу лиц. Посему они в определённой мере положительно относятся к введению такой процедуры, но ратуют за придание акту, в котором формулировалось бы подозрение в совершении преступления, формы постановления о привлечении в качестве подозреваемого⁶².

Авторы комментария последних изменений УПК РФ и ФЗ "О Прокуратуре РФ" пришли к выводу о том, что изобретением нормы об уведомлении о подозрении созданы одни лишь "недоразумения". К ним они относят:

наименование акта уведомлением, которое в отличие от постановления не требует оснований, хотя из предъявляемых к уведомлению требований вытекает, что в нём должны излагаться факты;

оставление "за кадром" решения о привлечении в качестве подозреваемого в уведомлении, несмотря на то, что оно копировалось с постановления о привлечении в качестве обвиняемого;

необходимость в содержании уведомления описывать обстоятельства, подлежащие доказыванию, что приводит к доказанному подозрению, которое в таком случае становится уже обвинением;

процессуальное закрепление длительности нахождения лица в статусе подозреваемого, коль скоро закон позволяет в отличие от прежнего порядка продлевать срок дознания до 12 месяцев;

невозможность применения к такому подозреваемому меры пресечения, за исключением заключения под стражу, поскольку в противном случае обвинение должно быть предъявлено в течение 10 суток.

«Избежать всех этих недоразумений, - подсказывают авторы коллективного комментария, - можно весьма просто. Необходимо ввести в уголовно-процессуальную форму дознания полноценный институт привлечения в качестве обвиняемого; обвинительный акт заменить обвинительным заключением. Это приведёт к тому, что потребность в специальной главе о дознании отпадёт. Вся разница между следствием и дознанием будет ограничиваться сроками и субъектами».⁶³

Такая рекомендация принуждает задуматься о целесообразности при названных условиях сохранения двух форм предварительного расследования. Увидеть её весьма затруднительно.

Следует также заметить, что при наличии по одному и тому же вопросу крайне противоположных мнений, истину нужно искать, посередине. Поэтому на данном этапе регулирования дознания следует, как представляется, сохранить институт уведомления о подозрении, но не вместо института привлечения в качестве обвиняемого, а наряду с ним для следствия. При этом, естественно, процедуру уведомления требуется упростить. Ведь она введена в УПК РФ в качестве дублирующего основания признания лица подозреваемым в случае возбуждения уголовного дела не в отношении конкретного лица, а по факту преступного события. Почему же тогда для признания лица подозреваемым, в первом случае, достаточно лишь указания его фамилии в постановлении о возбуждении уголовного дела, а во втором требуется довольно - таки тщательная процедура придания лицу такого же статуса? В очередной раз подобрать разумный ответ трудно.

Действующий же порядок «обращения» лица в статус подозреваемого поглощает и без того плохо видимые различия между двумя разными по определению формами расследования уголовных дел.

Бесспорным отличительным признаком дознания от предварительного следствия остается лишь процессуальное положение субъектов, производящих дознание и предварительное следствие. При этом обидно становится за дознавателя. Поставленный в те же условия осуществления производства по делу, что и следователь, являющийся настолько же ответственным за конечный результат своей деятельности, как и следователь, дознаватель не обладает той процессуальной свободой, которую имеет следователь. Дознаватель остаётся исполнителем процессуальных требований как закона, так и своих начальников - начальника органа дознания, а теперь и начальника подразделения дознания. Не будем забывать, что в отличие от следователя дознаватель в полной мере зависит ещё и от прокурора, сконцентрировавшего после потери в качестве объекта надзора следователя весь свой надзорный потенциал на дознавателе.

Современное соотношение функций дознавателя и следователя позволяет изучающим данную проблему процессуалистам ставить вопрос о выравнивании процессуального положения данных субъектов. Е.А. Киреева, например, вопрошает; «Не стоит ли оставить прокуратуре функции надзора за соблюдением законности и поддержания государственного обвинения в суде, а дознавателей избавить от лишней процессуальной зависимости?»⁶⁴. При этом она обосновывает правомерность постановки такого вопроса тем, что в настоящее время граница между функциями и профессиональным уровнем у органов предварительного следствия и у органов дознания стерта. Однако если следователи, наконец, освободились от одной лишней инстанции в виде прокуратуры, то дознаватели, несмотря на схожую подследственность и примерно такой же уровень профессионализма, обязаны получать согласие прокурора на значительное число следственных действий.⁶⁵

Процессуальное положение дознавателя наиболее ярко свидетельствует о недоверии законодателя субъектам досудебного производства. Современные законодательные закрепления в данной части заставляют даже судью говорить об этом. "УПК РФ, - констатирует федеральный судья В.И. Мельников, - уже после внесения многочисленных изменений и дополнений, по-прежнему содержит в себе значительное число правовых норм, утверждающих в качестве доктрины принцип недоверия правоприменителю и в первую очередь следователю, дознавателю...".⁶⁶ Хотя статус следователя согласно УПК РФ намного выше статуса дознавателя, а значит и намного больше защищен, в том числе и от административного влияния.

А о том, что такое влияние возможно, причем количество «влиятельных» лиц возрастает, говорит действующий «совершенствующийся» УПК РФ. Если ранее среди административных начальников дознавателя значился только начальник органа дознания, то теперь «их полку прибыло»: появился ещё один начальник - начальник подразделения дознания (п.17.1 ст.5 УПК). При этом законодатель, внося одно изменение за другим, никак почему-то не хочет привести в порядок статус уже давно известного УПК РФ начальника органа дознания, который указан в числе лиц, уполномоченных осуществлять дознание (п. 17 ст.5 УПК), но которого нет среди участников уголовного судопроизводства (см. раздел II УПК РФ). Отсюда вопрос: каким образом лицо, не принимающее участие в уголовном процессе (п. 58 ст. 5 УПК РФ), может осуществлять какие-либо процессуальные полномочия? На помощь приходит теория уголовного процесса, хотя и среди ученых процессуалистов не сразу выработался единый подход относительно соотношения понятий «начальник органа дознания» и «орган дознания». Некоторые полагают, что между этими понятиями следует видеть различие. Свою позицию они аргументируют тем обстоятельством, что законодатель в соответствующих нормах уголовно-процессуального закона делегирует процессуальные полномочия то «органу дознания», то «начальнику органа дознания», тем самым, различая указанных субъектов⁶⁷. Другая часть ученых процессуалистов рассматривает эти понятия как тождественные. Так, например, профессор А.А. Чувилев применительно к ст. 117 УПК РСФСР писал: «Уголовно - процессуальный закон при определении круга органов дознания в одних случаях относит к ним руководителей определённых учреждений, в других государственные органы без указания, какие их должностные лица правомочны вести расследование. Независимо от этих особенностей наименования на практике орган дознания как орган расследования конкретного уголовного дела представляет собой систему. В этой системе начальник учреждения выступает в качестве начальника органа дознания...»⁶⁸.

Действительно, «орган дознания» как учреждение, система не может осуществлять какие - либо конкретные действия, принимать процессуальные решения. Фактически это может сделать только конкретное физическое лицо. Применительно к рассматриваемому вопросу этим лицом является «начальник органа дознания», который и представляет собой орган дознания. Следует признать, что те предписания, которые законодатель адресует «органу дознания», не могут быть реализованы без «начальника органа дознания». Именно поэтому в юридической литературе периода действия УПК РСФСР 1960 года верным считалось суждение о том, что процессуальные документы органов дознания не имеют юридической силы до тех пор, пока они не утверждены начальником органа дознания.⁶⁹

Таким образом, понятия «орган дознания» и «начальник органа дознания» тождественны с точки зрения соотношения их процессуальных полномочий в качестве участника уголовно-процессуальной деятельности.

В соответствии с п.17 ст.5 УПК РФ, начальником органа дознания является должностное лицо органа дознания, в том числе заместитель начальника органа дознания, уполномоченное давать поручения о производстве дознания и неотложных следственных действий, осуществлять иные полномочия, предусмотренные настоящим Кодексом.

Тем не менее, во избежание затруднений с определением статуса начальника органа дознания следовало бы включить в перечень участников уголовного процесса отдельно ещё и данное должностное лицо. Отсутствие такого закрепления позволяет до сих пор считать это упущением законодателя и указывать на него в числе других недостатков УПК РФ. Например, А.А. Тушев в этой связи пишет: «... в разделе 2, где перечисляются участники уголовного судопроизводства, указаны не все, кто может участвовать в уголовном процессе, например, нет там начальника органа дознания (ч. 4 ст. 225 УПК РФ), секретаря судебного заседания (ст. 245), адвоката свидетеля... и т. д.»⁷⁰.

Указывают на это упущение и другие процессуалисты⁷¹.

А.А. Бессонов в этой связи предлагает дополнить УПК РФ новой статьей 40-2, в которой отразить разбросанные по кодексу полномочия начальника органа дознания, изложив её следующим образом: «Начальник органа дознания уполномочен:

1) возлагать на лицо органа дознания полномочия по осуществлению предварительного расследования в форме дознания;

2) давать начальнику подразделения дознания и дознавателю поручение о производстве дознания, а также подчиненным подразделениям органа дознания поручение о производстве неотложных следственных действий;

3) отменять незаконные или необоснованные постановления и указания начальника подразделения дознания;

4) осуществлять иные полномочия, предусмотренные настоящим кодексом».⁷²

Приемлемо, как представляется, его предложение о дополнении п.47 ст.5 УПК РФ указанием на начальника органа дознания и начальника подразделения дознания,⁷³ потому как без них ряд участников процесса со стороны обвинения оказывается неполным. В то же время вряд ли можно согласиться с переложением обязанности давать согласие дознавателю в установленных законом случаях на производство следственных и других процессуальных действий с начальника органа дознания на начальника подразделения дознания, на чем также настаивает А.А. Бессонов.⁷⁴ Такое перераспределение полномочий сделает фигуру начальника органа дознания чисто номинальной. Отсутствует терминологическая четкость у законодателя и при закреплении статуса органов дознания в целом.

Пункт 24 статьи 5 УПК устанавливает, что органами дознания являются «государственные органы и должностные лица, уполномоченные в соответствии с настоящим Кодексом осуществлять дознание и другие процессуальные полномочия». В то же время п.1 ч.1 ст.40 УПК, закрепляя перечень органов дознания, относит к ним несколько иные учреждения - «органы внутренних дел РФ, а так же иные органы исполнительной власти, наделенные в соответствии с федеральным законом полномочиями по осуществлению оперативно-розыскной деятельности». «Налицо, - как правильно замечает Н.Е. Павлов, - явное и неоправданное противоречие между нормами, определяющими одного и того же «участника уголовного судопроизводства». Они не корреспондируются между собой, ибо «государственные органы» (ст.5) и «органы исполнительной власти» (ст.40) - понятия, не совпадающие друг с другом».⁷⁵

Далее, оперативно-розыскная деятельность - это антипод деятельности процессуальной и разделение их преследовало и преследует цель достижения объективности расследования. Так было при судебной реформе 1864 года, такая же идея провозглашена и в Концепции судебной реформы в РФ 1991 г.⁷⁶ Приверженность этой идее вроде бы как демонстрирует и современный законодатель, указывая в ч.2 ст.41 УПК РФ на то, что: «не допускается возложение полномочий по проведению дознания на то лицо, которое проводило или проводит по данному уголовному делу оперативно-розыскные мероприятия».⁷⁷ В то же время, определив в п.24 ст.5 УПК РФ орган дознания как орган, уполномоченный наряду с дознанием осуществлять и другие процессуальные полномочия, в п.1 ст.40 УПК РФ законодатель включает в их число органы, которые наделены правом осуществлять уже не «процессуальные полномочия», а полномочия «по осуществлению оперативно-розыскной деятельности». То есть, происходит подмена понятий, а вместе с этим и слияние в одном органе двух противоположных функций - производства дознания и оперативно-розыскных мероприятий, что и представляет собой сращивание открытой процессуальной деятельности с негласной оперативной работой.