Массовые репрессии в СССР в конце 1920-х – начале 1940-х гг.: актуальные проблемы современной отечественной историографии

Классификацию историографических источников представляется целесообразным осуществить на основе тематического принципа, выделив публикации, касающиеся проблемы репрессий в целом и ее отдельных аспектов. Это позволяет выделить следующие группы источников:

1. Литература по проблеме в целом. В настоящее время это наиболее представленная группа историографических источников. Авторы рассматривают проблему массовых репрессий в контексте всей политической, экономической и культурной жизни советского общества конца 20-х – начала 40-х гг. Наиболее значимыми работами данной группы можно назвать следующие «Триумф и трагедия. Политический портрет И.В. Сталина» Д.А. Волкогонова⁸, «Партия расстрелянных» В.З. Роговина⁹, а также серию публикаций В.Н. Земскова, касающуюся проблемы масштабов репрессий за весь рассматриваемый период¹⁰.
2. Литература по проблеме репрессий в процессе коллективизации. В источниках этой группы коллективизация рассматривается либо как репрессивная кампания в целом, либо в отдельных проявлениях, таких как раскулачивание и спецпереселение. Несмотря на большое количество публикаций, связанных с событиями в деревне конца 20-х – начала 30-х гг., исследовательских работ по проблеме коллективизации в настоящее время существует немного. Ведущими исследователями политики можно назвать В.П. Данилова и Н.А. Ивницкого¹¹, чьи работы содержат большой объем фактического материала и являются базовыми для других исследователей.
3. Литература по проблеме «большого террора» 1934-1939 гг. Данная группа источников также представлена в незначительном количестве. Громадный объем публицистических статей, связанных с репрессиями 1937-1938 гг., в большинстве своем не носит исследовательского характера. Важными, с точки зрения историографического анализа, следует признать работы В.З. Роговина¹² и В.М. Курицына¹³.
4. Литература по проблеме депортаций отдельных народов СССР. Данная группа представлена в основном сборниками документов, в которых публикуется новый источниковый материал. Интересующие нас точки зрения авторов отражены во вводных статьях и комментариях к документам. Ведущим исследователем проблемы депортаций в настоящее время является Н.Ф. Бугай¹⁴.
5. Литература по проблеме репрессий в армии в 1937 – первой половине 1941 г. Данная группа источников большей частью посвящена репрессиям в командном составе РККА. В основном в работах рассматриваются вопросы о масштабах репрессий и их последствиях, сказавшихся в начальный период Великой Отечественной войны¹⁵. Здесь особенно выделяются исследования Г.А. Куманева¹⁶. Другие изучаемые нами вопросы также находят свое отражение в этих публикациях.

В целом, совокупность привлекаемых источников позволяет решить поставленные научно-познавательные задачи.

ГЛАВА I. СОЦИАЛЬНАЯ СУЩНОСТЬ, ПРИЧИНЫ И ЦЕЛИ  
МАССОВЫХ РЕПРЕССИЙ

Историографический анализ разработки важнейших теоретических аспектов темы является необходимым для определения основных направлений развития процесса изучения проблемы массовых репрессий отечественными исследователями. Их рассмотрение определяет концептуальные основы изучения всей проблемы в целом и определяет перспективы ее исследования. Важнейшими в историографии проблемы массовых репрессий являются теоретические вопросы: о сущности массовых репрессий, о причинах массовых репрессий, о целях массовых репрессий.

Проблема социальной сущности массовых репрессий в СССР в конце 20-х – начале 40-х гг., является, на наш взгляд, главной теоретической проблемой всей данной темы в ее конкретно-историческом аспекте. Ее историографический анализ должен не только помочь в собственно ее решении, но и сформировать  познавательные предпосылки для корректной постановки и  решения производных от нее теоретических вопросов о причинах, целях, исторических последствиях массовых репрессий.

Поскольку вопрос о сущности массовых репрессий рассматривается не только в публикациях  по проблеме в целом, но и в исследованиях по отдельным репрессивными кампаниями, что порождает значительные различия в его понимании исследователями, историографический анализ вопроса о социальной сущности массовых репрессий указанного периода предполагает рассмотрение позиций исследователей по ряду его аспектов:

1. О сущности массовых репрессий указанного периода в целом.
2. О сущности репрессий 1937-1938 гг.
3. О сущности коллективизации и раскулачивания.
4. О сущности кампаний по депортации отдельных народов СССР в 30-е гг. и вплоть до начала Великой Отечественной войны.

Объективно проблема социальной сущности репрессий распадается на два  вопроса: 1) что считать репрессиями, где проходит граница между репрессиями и уголовным и иным преследованием государства своих граждан в рамках закона; 2) какова была социальная направленность репрессий.

Важное значение в анализе социальной сущности массовых репрессий имеют исследования по проблеме в целом. В них выделяются три основных подхода.

Первый подход сводится к утверждению, что массовые репрессии явились отступлением И.В. Сталина и его ближайшего окружения от принципов построения социализма, провозглашенных В.И. Лениным. В своем развитии он прошел два этапа. На первом этапе – на рубеже 80-х – 90-х гг., происходит его складывание. Поскольку узость источниковой базы, относительная новизна темы и политическая ситуация не позволяли дать научно обоснованного объяснения сущности массовых репрессий, эти работы носили публицистический характер. Наиболее известными авторами первого этапа исследования являются Д.А. Волкогонов¹⁷, Л.А. Гордон и Э.В. Клопов¹⁸, О.Р. Лацис¹⁹, В.М. Курицын²⁰, а также А. Бутенко²¹.

Среди исследователей первого этапа выделяются работы Д.А. Волкогонова. Наиболее основательным исследованием, в котором освещается в достаточном объеме проблема массовых репрессий и проводится теоретическое обоснование их сущности стала его работа «Триумф и трагедия. Политический портрет И.В. Сталина»²². Отличительной чертой позиции Д.А. Волкогонова является то, что, по его мнению, отход от ленинизма у И.В. Сталина выразился в несвоевременном использовании методов террора периода гражданской войны, их механическое перенесение в то время, когда уже не было тех, против кого их можно было применять²³.

«Сталин, приступая к «великому очищению», – пишет Д.А. Волкогонов, – скорее всего разделял идеи, высказанные Троцким еще полтора десятилетия назад. Он следовал этим рецептам периода революции и гражданской войны, но применил их, однако, когда, по его же словам, «социализм победил полностью». Нет никакого сомнения, что Сталин видел в массовых репрессиях «законный метод» диктатуры пролетариата и тогда, когда эксплуататорских классов в стране не осталось»²⁴.

Главную направленность массовых репрессий  Д.А. Волкогонов видит в уничтожении, кроме конечно же личных врагов Сталина, истинных приверженцев ленинизма среди функционеров партии и государства, людей, помнящих и ценящих демократическую и политическую свободу первых лет советской власти²⁵. На вопрос почему репрессии затронули другие категории населения, автор отвечает, что большей частью люди попадали под машину репрессий попутно. Они либо работали под началом «врагов народа», либо «пособничали» им, либо вовремя их не разоблачили²⁶.

Подобную Д.А. Волкогонову идею о направленности массовых репрессий на те категории, которые поддерживали политический порядок, сформировавшийся при В.И. Ленине, высказывают Л.А. Гордон и Э.В. Клопов. Однако они используют расширительную трактовку, понимая под направленностью массовых репрессий уничтожение самой среды, где могла зародиться оппозиция формирующемуся режиму «тирании». Эта среда, по их мнению, была представлена, во-первых, категориями оппозиционными советской власти, во-вторых, поддерживающими досталинские советские политические порядки. Терроризирование этих групп населения выполняло, по Л.А. Гордону и Э.В. Клопову, также функцию устрашения остальной части населения²⁷.

О.Р. Лацис говорит о событиях 30-х гг. как об отступлении от принципов внутрипартийной демократии и связывает репрессии с борьбой И.В. Сталина за абсолютную личную власть:

«Репрессии 30-х годов не означали захват власти Сталиным – они означали только укрепление ранее захваченной  власти. Тогда устранялась уже тень возможной конкуренции»²⁸.

Что же касается В.М. Курицына и А. Бутенко, то их позиция, на наш взгляд, является типичным отражением в массовом сознании конца 80-х гг. идеи об отходе политики И.В. Сталина от принципов истинного и правильного марксизма-ленинизма как социальной сущности репрессий. В.М. Курицын пишет:

«Культ личности Сталина, массовые репрессии 30-х – начала 50-х годов  не были неизбежны. Они представляли собой отступление от основополагающих принципов социализма...»²⁹.

 А. Бутенко добавляет:

«Что же касается массовых репрессий, нарушения законности, то они вообще не имели ничего общего с марксизмом, это был абсолютный разрыв с ленинизмом, полный пересмотр ленинских принципов и методов строительства социализма»³⁰.

И еще одно мнение, принадлежащее Л.А. и Л.А. Мерцаловым, авторам исследования о влиянии политики сталинизма на события Великой Отечественной войны:

«Из препарированного ими марксизма-ленинизма, – утверждают авторы, – Сталин  и его клика оставили лишь столько, сколько соответствовало их корыстным целям»³¹.

Эти точки зрения связаны с политическими  условиями конца 80-х гг., с существовавшим социальным заказом объяснить тяжелую экономическую ситуацию в стране. Их можно условно назвать объяснением всех составляющих политики И.В. Сталина «правым уклоном».

Выражением крайне правого радикализма  в историографии служит объяснение сущности политики И.В. Сталина после 1929 г. контрреволюционным переворотом, а событий 1937-1938 гг. – возвратом к дореволюционной России³².

Однако существовал в это  время и существует до сих пор  прямо противоположный подход, провозглашающий все проявления политики сталинизма, в том числе и массовые репрессии «левым экстремизмом». Приверженцем этой концепции можно, на наш взгляд, считать доктора философских наук А.С. Ципко³³. Однако эта точка зрения является развитой слабо.

На втором этапе, продолжающемся с начала 90-х гг. по настоящее время, по сути, основным исследователем проблемы, придерживающегося концепции отхода И.В. Сталина от ленинских принципов построения социализма, можно считать В.З. Роговина, автора большого цикла исследований под названием «Была ли альтернатива», состоящего из шести книг³⁴, которые выходили последовательно с 1992 по 1998 гг. Его исследования носят не чисто публицистический, а научно-публицистический характер. В.З. Роговин с позиции середины 90-х гг. добавляет в концепцию отхода от ленинских принципов построения социализма идею о существовании огромного сопротивления политике И.В. Сталина, представлявшей собой бюрократическую реакцию на Октябрьскую революцию, среди сохранивших приверженность этим принципам и, следовательно, становившихся политическими противниками И.В. Сталина. В.З. Роговин пишет:

«...нагнетание все новых репрессий  и фальсификаций было не просто орудием мести Сталина его бывшим и настоящим политическим противникам, а единственно возможным и доступным для него методом политической борьбы (подчеркнуто мной. – С.Д.)  с враждебными ему силами в ВКП(б) и международном коммунистическом движении»³⁵.

Сама же концепция В.З. Роговина выглядит следующим образом:

«Октябрьская революция, являвшаяся неотъемлемой частью мировой социалистической революции, была столь мощным историческим событием, что бюрократическая реакция на нее (сталинизм) приняла также грандиозный характер, потребовав небывалого в истории нагромождения лжи и репрессий. В свою очередь поругание сталинизмом принципов и идеалов Октябрьской революции вызвало в СССР и за его пределами могучее героическое сопротивление со стороны политических сил, сохранявших приверженность марксистской теоретической доктрине и верность революционным традициям большевизма. Для подавления этого сопротивления и понадобился террор, не имевший аналогов в истории как по своему масштабу, так и по своему зверству»³⁶.

Таким образом, сущностью массовых репрессий у В.З. Роговина выступает стремление И.В. Сталина и его окружения подавить любую возможную оппозицию бюрократической реакции на события Октябрьской революции. Причем исследователь также определяет эту реакцию как «белогвардейский по своему существу террор...», который «реализовывался в специфической и непредвиденной марксистами политической форме: он осуществлялся изнутри большевистской партии, ее именем и руками ее руководителей»³⁷. (Кстати, о белогвардейском терроре 1937-1938 гг. говорила еще в 1988 г. З.Н. Немцова, ветеран партии, прошедшая через лагеря ГУЛАГа. В своем интервью журналу «Огонек» (Огонек. 1988. № 27. С. 4-7.) она убеждала читателя в том, что «репрессии 1937-1938 годов организовали белогвардейцы и жандармы, пробравшиеся в органы НКВД в Москве и Ленинграде».)

Формой же проведения этого террора, – считает В.З. Роговин, – были несколько одновременно развязанных государством гражданских войн (после гражданской войны 1918-1920 гг.): коллективизация и ряд малых гражданских войн против коммунистической оппозиции, переросших в большой террор 1936-1938 гг.³⁸ Автор допускает довольно вольное использование термина «гражданская война», не усматривая того, что главного аспекта содержания понятия – фронтовых действий – в означенный период не велось. Кстати, такое же вольное обращение с данным термином допускают А.В. Антонов-Овсеенко и О.В. Хлевнюк: первый определяет политику массовых репрессий как «истребительную войну Сталина против собственного народа»³⁹; второй же пишет, что проведение политики форсированной индустриализации и насильственного объединения в колхозы миллионов крестьянских хозяйств «фактически ввергло страну в состояние гражданской войны»⁴⁰.