Качественные методы

В целом классификация означает организацию дан­ных путем отнесения эмпирических результатов перво­начально к обобщенным категориям (первичная класси­фикация) и последующего разделения этих категорий на субкатегории для выяснения связей между ними.

21 Известный логик Марио Бунде писал, что интуиция — это «хлам» на чердаке нашей памяти, из которого по необходимости мы извлекаем нужные предметы.

Правила классификации:

Классификация является важным шагом концепту­ального анализа.

■ Она предусматривает новое построение первоначаль­ного текста теперь уже на основе обобщенных поня­тий (кодов, тем, категорий).

■ Классификация осуществляется на основе интеграции суждений здравого смысла и аналитической интуи­ции исследователя.

■ Главная цель — сравнение фрагментарных данных, их обобщенное представление для последующего анали­тического осмысления связей.

■ Многократный пересмотр выбранных категорий спо­собствует более адекватной классификации.

■ Итоговая классификация должна соответствовать про­блемным целям исследования.

Теперь, когда обыденные понятия классифицированы, мы можем: выявлять закономерности; вариации призна­ков и условия их появления; отклонения, сходства и разли­чия в смыслах и образцах поведения в разных общностях.

МЕТОД АНАЛИТИЧЕСКОЙ ИНДУКЦИИ

Как справедливо отметил А.Тоффлер, нам хорошо удается процесс расчленения данных, но при этом мы часто забываем, как соединить эти части снова. Я. Дей в этой связи добавляет, что такая проблема возникает тог­да, когда мы забываем, что описание и классификация не являются самоцелью, а служат своей сверхцели — убеди­тельно представить результаты проведенного анализа [75, с. 47].

Субкатегории — это строительные блоки качествен­ного анализа. Мы их сконструировали. Но возведение здания требует соединения блоков в единое целое, руко­водствуясь определенным проектом постройки. Здесь аналогия со строительством обрывается, так как готового проекта постройки у нас нет. Что делает исследователь в этом случае? Он выявляет «естественные» связи между субкатегориями, чтобы посмотреть, каким образом они создают единое здание.

Возвращаясь к образу возведения здания, скажем так: оно строится не из стандартных одинаковых бло­ков, но из глыб и камней разной формы и размеров. Их надо подогнать друг к другу, имея в проекте идею построения чего-то определенного: либо жилого дома, либо пристройки к нему, но не здания «вообще», как оно получится.

Методом проб и ошибок мы начинаем сопоставлять разные, на первый взгляд, несовместимые части в целое, для того, чтобы взглянуть иначе на уже известные вещи. Итак, мы объединяем субкатегории в кластеры, кото­рые объединяют внутренне тождественные и не связан­ные между собой категории в более емкие «образы».

Тогда весь путь к построению теории можно предста­вить схематично как движение от первичного описания к классификации данных в категориях и субкатегориях; последующее выявление связей между отдельными суб­категориями, конструирование кластеров и построение концепций (рис. 5). Рисунок хорошо иллюстрирует весь процесс, включая отдельные «тупиковые» пути возведения здания: из отобранных категорий некоторые не вписались в будущий проект, некоторые субкатегории также остались вне «естественных» связей. Окончательная кон­цепция состоит всего из двух кластеров, объединяющих внешне несвязанные данные.

Такой путь мы проделали в нашем исследовании передачи социально-культурных ценностей от поколения к поколению. Мы заметили, что часто взрослые исследуемые (1960—65 гг. рож­дения), имевшие бабушек 1900—1910 гг. рождения, в своих исто­риях жизни упоминали, что именно бабушки (а не матери) оказа­ли на них наибольшее влияние в детстве. В первых же интервью была отмечена очевидная связь между наличием бабушки и культурным уровнем внуков (раннее знакомство с грамотой и литературой, дополнительные внешкольные занятия, получение внуками высшего образования). Возникло основание для первич­ной гипотезы о «культурном влиянии бабушек на воспитание внуков в русских семьях» (в связи с тем, что матери большую часть времени были заняты).

Оказалось, однако, что рано обобщать наши случаи в каче­стве русского «феномена бабушек». Там, где есть закономернос­ти, должны быть и вариации, и отклонения. Обнаружились се­мьи, имевшие бабушек, но их влияние не было напрямую связа­но с уровнем образования и культурой взрослых внуков. Ба­бушки респондентов упоминались в качестве влияющего фак­тора, но с уровнем образования внуков это сочеталось не всегда. Такие исключения заставили внимательно присмотреться к «отклоняющимся» семьям.

В качественном исследовании всегда есть возмож­ность вернуться и более подробно рассмотреть «ключе­вые» моменты, фигуры или события, характеризующие отклонения, которые тоже подлежат концептуализации. В приведенном примере мы искали отклонения от ряда случаев, первоначально обобщенных как «феномен рус­ских бабушек». В принципе, поиск отклонений, несоот­ветствий первоначальному обобщению и есть ключевой способ обоснованной кластеризации.

Мы отобрали такую семью и вернулись к ервичному тек­сту интервью для более подробного рассмотрения эпизодов вли­яния бабушки на внука. В чем непосредственно оно состояло?

Или, другими словами: каковы были обязанности бабушки в этой семье? Оказалось, что в «отклоняющейся» семье они в ос­новном сводились к уходу за внуком, к функциям «няни». Наше предположение уточняется: не все бабушки выполняли функции культурного воспитания внуков, некоторые исполня­ли роль заботливой няни. Но почему в предыдущих интервью воспитательная функция бабушек регулярно повторялась, а эта семья оказалась исключением?

Вернувшись к исходным данным, мы убедились, что здесь бабушка не имела высокого образования и большую часть своей жизни прожила в деревне. Теперь возникла уточняющая гипотеза, которая заставила искать связь между несколькими категориями: влияние бабушек, культурный уровень внуков, функции бабушек в семье, а также среда, в которой воспитыва­лась сама бабушка, и ее образование. Впоследствии из этих ка­тегорий возникли субкатегории: «функции образованных ба­бушек» и «функции необразованных бабушек»; «культурный уровень внуков в образованных семьях» и «культурный уро­вень внуков в необразованных семьях». Сравнив функции бабу­шек из образованных и необразованных семей, мы пришли к окончательной формулировке концепции: бабушки из образо­ванных семей по их социальной роли в семьях своих детей отличаются от бабушек из семей необразованных: первые ста­новятся воспитателями и передают внукам культурный капи­тал, полученный в детстве, тогда как бабушки из необразован­ных семей не являются «трансляторами» культурного капита­ла, а выполняют функцию няни.

Заметим, что окончательная интерпретация данных проводилась в нашем примере в социологических кате­гориях: «социальная роль в семье», «культурный капи­тал», «трансляция культурного капитала».

Таким образом, мы прошли путь аналитической индукции:

       первоначально упоминавшиеся в нескольких биогра­фических текстах разнохарактерные занятия бабушек с внуками (бабушка пела песни, рассказывала сказки, кормила и ухаживала, когда болел, учила грамоте и т. д.) были объединены в категорию «функций бабу­шек в семье»;

       затем категория «функции бабушек в семье» была разделена на две субкатегории: «функции бабушек образованных семьях» и «функции бабушек в необра­зованных семьях»;

       аналогично категория «уровень образования бабушки» была разделена на субкатегории (высокий/низкий); ка­тегория «среда выхода бабушки» на «интеллигентская» и «крестьянская»; «успехи внука» как категория на — «интеллектуал», «служащий», «простой»;

       затем субкатегория «функции бабушек в образован­ных семьях» функциям была соединена с, казалось бы, несвязанными с ней субкатегориями, описываю­щими ее среду выхода и жизненные успехи ее внука.

       в результате мы получили окончательные кластеры. Первый «образ» — «бабушка-воспитатель», которая передала культуру своей среды внуку, а второй — «бабушка-няня», которая ухаживала за внуком, была его семейным защитником, но не транслятором куль­туры своей среды.

       первый образ бабушки, как мы выяснили, характе­ризуется передачей культурного капитала бабуш­киной семьи, тогда как второй — лишь функцией ухода за внуком.

Мы выделили, по выражению Знанецкого, логические классы, которые в данном случае представляют всю сово­купность бабушек, хотя репрезентативно бабушек мы не изучали. Мы только предположили такое обобщение: все бабушки ведут себя аналогичным образом.

Таким или примерно таким образом достигается зак­лючительный этап исследования — восхождение к неко­торой «мини-теории». Используется логика аналитичес­кой индукции. Это метод, который предполагает интен­сивное изучение отдельных случаев в качестве доказа­тельства того, что некоторая закономерность имеет об­щий характер и распространяется на всю совокупность. В нашем случае правомерность таких обобщений была подтверждена количественными данными лонги-тюдного исследования молодых взрослых на большой выборке, где на основе факторного анализа обнаружилась связь между высоким образованием бабушки и уровнем образования внука, тогда как для «необразованных» ба­бушек такой зависимости найдено не было.

Однако в количественном исследовании мы смогли зафиксировать только связь между двумя переменными, здесь же удалось построить обобщенные «образы», моде­ли социальных ролей бабушек в разных семьях.

ВОСХОЖДЕНИЕ К ТЕОРИИ

Американские социологи А. Страус и Б. Глейзер [40] предложили иную концепцию качественного анализа, ко­торую назвали разработкой grounded theory (восхождение к теории), т. е. создание мини-теории, непосредственно на основе концептуализации наблюдаемых фактов. Такая мини-теория как бы конструируется, выстраивается на фундаменте фактов из жизни или отдельного случая.

Исследователь выдвигает комплекс идей и, руковод­ствуясь ими, концептуализирует определенный, узкий ас­пект обыденной практики. Другими словами, интерпре­тация узкого аспекта всесторонне проанализированного случая поэтапно ведет ко все более высокому уровню обобщения, вплоть до создания «теории данного случая». Выдвинутые идеи позволяют логически выстроить несвя­занные части реальной жизни в определенную совокуп­ность конструкций и таким образом создать целостную картину отстраненного видения некоторого отдельного аспекта социальной реальности. Проиллюстрируем это на примере, который мы уже приводили в главе III, но те­перь уже с точки зрения пути построения теории.

Авторы детально описывают наблюдения за больными и медицинским персоналом в клинике. Обнаруживается, что во взаимоотношениях между ними немалую роль играют приборы и инструменты, часто причиняющие боль и страда­ния. В результате аналитического описания возникла обоб­щенная категория «стратегия борьбы с болью», которую они, в соответствии с конкретными формами проявления этой ка­тегории, представили в виде субкатегорий: «стратегия борьбы с болью техническими средствами» и «стратегия борьбы с болью через адаптацию к боли». Затем были сфор­мированы два кластера, где каждая из стратегий рассматри­валась в связи с конкретными последствиями для «состоя­ния больного» и его «представления о боли». В результате авторы вышли на теоретическо-философское осмысление проблемы боли: что такое боль, как ее воспринимают люди и каким образом возможно нормальное существование чело­века в ситуации постоянных хронических болей [114].

Основное назначение исследовательских идей, возни­кающих в процессе наблюдений, интервью, как раз и со­стоит в концептуализации обыденного опыта, считают Б. Глейзер и А. Страус [113], и задачей исследователя яв­ляется создание своей мини-еории. В этом отличие от количественного подхода, где цель — верификация, про­верка уже существующих более общих теорий. Здесь же теории и идеи проверяются только в одном аспекте — насколько они адекватны по отношению к конкретным данным.

Согласно grounded theory любой аспект повседнев­ной реальности можно концептуализировать. Восхожде­ние от фактов к теории возможно благодаря тому, что:

■ качественные данные всегда содержат информацию о структурах, отклонениях, нормах, процессах, образцах поведения и их результатах;

■ полученные полевые данные могут считаться конеч­ными (достаточными) для изучения некоторой узко­ограниченной области социальной реальности, в рам­ках которой обычно действует не так много исследо­вателей;

■ эти сведения должны содержать информацию о раз­ных сторонах жизнедеятельности объекта в единстве его сложностей, противоречий, т. е. в реальной ситуа­ции бытия;

проблема состоит в том, чтобы правильно систематизи­ровать собранную информацию, закодировать ее, а затем — проанализировать так, чтобы в результате она

приобрела теоретический смысл. Рассмотрим, каким образом происходит построение некоей мини-теории при изучении двух случаев: исто­рии жизни двух людей в конкретный период советской истории — России 30—40-х годов [39, с. 144—179].

Мы начинали с «плотного описания» профессиональной карьеры одного респондента Ивана Д. и классифицировали его жизненные эпизоды в понятиях социальной мобильности. Вы­яснили, что в 30—40-е годы эпизоды его социальной мобильно­сти сменялись очень часто — примерно раз в два года Иван Д. менял место жительства в связи с переходом на новую работу. Его стратегию в понятиях социальной мобильности можно на­звать высокой социальной мобильностью в эти годы (см. дан­ные ниже). Она имела особый характер: это постоянное мигри­рование по отдаленным от столицы местам, как бы кружение по разным точкам:

1932— Мариуполь, экономист комбината «Никель».

1933 — Никополь, начальник планового отдела комбината.

1935 — Комсомольск-на-Амуре, начальник планового отдела стройки.

1938  — Азовсталь, начальник планового отдела комплекса.

1939  — Магнитогорск, начальник планового отдела промыш-

ленного комплекса. 1942 — Липецк, главный инженер реконструкции завода.

1949  — Москва, строительство высотных зданий.

1950  — Москва, начальник отдела Министерства строительства. Описывая эту стратегию в контексте того времени, можно