Особенности гендерной социализации студенческой молодежи

    Теория  самокатегоризации (или теория когнитивного развития Колберга) подчеркивает значение самосознания: ребенок сначала усваивает представление о гендерной идентификации, о том, что значит быть мужчиной или женщиной, а затем определяет себя как мальчика или девочку и после этого старается сообразовать свое поведение с тем, что кажется ему соответствующим такому определению. Эта теория выступает с точки зрения ребенка и синтезирует оба подхода, предполагая, что представление ребенка о нормативном для его гендера поведении зависит как от его собственных наблюдений за фактическим поведением мужчин и женщин, служащих ему образцами, так и от одобрения или неодобрения, которые его поступки вызывают у окружающих. Но уязвимое место есть и в этой теории. Оно заключается в том, что гендерная дифференцировка поведения начинается у детей гораздо раньше, чем у них складывается сознание своей гендерной идентичности.

    Хотя  каждая из этих теории содержит какую-то долю истины, ни одна не объясняет всех известных фактов. Возможно, что  эти теории нужно рассматривать  не как альтернативные, а как взаимодополнительные, описывающие один и тот же процесс с разных точек зрения (теория гендерной типизации – с точки зрения воспитателей, теория самокатегоризации – с точки зрения ребенка), или подчеркивающие аспекты, имеющие неодинаковое значение на разных стадиях психосексуального развития [286].

    С точки зрения современного подхода, «новой психологии пола», которая близка к теории социального научения, механизмами  гендерной социализации являются дифференциальное усиление и дифференциальное подражание.

    «Дифференциальное усиление есть внешнее вознаграждение, поощрение социально приемлемых гендерных проявлений личности и  наказание социально неприемлемых» [26, с. 26]. Вознаграждение часто выступает  в форме социального одобрения, а наказание – в форме социального неодобрения (например, насмешки со стороны сверстников, изменение социометрических позиций в группе, дискриминация, повышенное внимание к одним проявлениям и невнимание к другим в зависимости от гендера – агрессия со стороны мальчиков привлекает меньшее внимание родителей, чем агрессия со стороны девочек и т.д.).

    Распространением  так называемого «принципа гуманности»  привело к своеобразному приравниванию  слов «насилие» и «усилие» с полным исключением того и другого из педагогики. «Есть руками намного проще, чем вилкой; кататься на коньках, играть на скрипке, да и просто читать нефизиологично; регуляция деятельности телесных функций, влечений и потребностей требует постоянных и довольно серьезных усилий. Усвоение социальных и культурных норм принципиально мало чем отличается от усвоения через практику падений закона всемирного тяготения, а через болезненный ожог – умения правильно обращаться со спичками» [143, с. 17]. Преимущества высшей функции в возможности выйти за границы наличной стимуляции и действовать или не действовать в соответствии с иными, ненатуральными правилами, а иногда и вопреки им. «Усилие, напряжение имеют принципиальное значение для порождения высших форм психики. Именно через торможение, задержку, отказ, напряжение и усилие только и могут объективироваться те или иные функции и феномены психики. Последующая интериоризация должна предполагать обязательный этап экстериоризации, объективации, а последующая постпроизвольность – предшествующую дезавтоматизацию» [143, с. 17].

    «Дифференциальное подражание есть сознательный выбор личности образца гендерных проявлений себя, который соответствует той гендерной группе, к которой человек себя относит» [26, с. 26]. Пока гендерная идентификация еще не завершена, человек может пробовать разные модели гендерного проявления своей личности. Затем «несвойственные» проявления отвергаются, и человек старается подражать эталону выбранной гендерной группы. Это означает следующее: несмотря на то, что дети получают информацию о способах гендерной репрезентации от представителей разных гендеров, они воспроизводят только те модели, которые соответствуют их гендерной идентичности. С точки зрения когнитивной теории  дифференциальное усиление начинает действовать когда у ребенка уже сформирована первичная гендерная идентичность. «Сначала ребенок получает информацию о том, сколько гендеров существует в этой культуре. Затем он помещает себя в одну из этих категорий на основании главных критериев. Такая категоризация себя побуждает детей искать социальные контакты, чтобы почерпнуть информацию о проявлениях, соответствующих своей гендерной идентичности. Сначала эти социальные контакты жестко контролируются извне взрослыми, но постепенно ребенок выстраивает собственную систему стандартов, поскольку процесс гендерной социализации осуществляется разнообразными социальными институтами. С расширением социального пространства ребенка роль семейных влияний постепенно ослабевает, а количество источников информации о гендерных моделях неуклонно возрастает. Очень часто это обстоятельство упускается из вида, когда люди рассуждают о «биологической» предрасположенности к тому или иному поведению или о «биологически детерминированных» чертах личности, когда ребенок вырастает не таким, каким его воспитывали родители. Никогда не следует забывать, что родители – не единственные социализизирующие агенты» [26, с. 27]. «Дифференциальным подражанием объясняется, почему женщинам, как правило, нравится ходить по магазинам, они занимаются работой по дому, а мужчины чаще женщин смотрят по телевизору спортивные передачи» [18].

    Т.о., мы считаем, что дифференциальное усиление – это переименованный механизм социализации теории гендерной типизации, а дифференциальное подражание совмещает в себе теорию самокатегоризации и идентификации, и т.о., с нашей точки зрения, два данных механизма наиболее полно синтезируют все известные теории механизмов гендерной социализации.

    «Для  адекватного понимания современного процесса формирования подрастающих поколений  необходимо учитывать множество  факторов – от общепланетарных до индивидуально-личностных, каждый из которых оказывает свое воздействие на процессы социализации подрастающих поколений» [39, с. 136]. Но мы считаем, что главными источниками информации о гендере для молодежи, факторами, формирующими гендерную социализацию, являются: родители, сверстники, образовательные учреждения, СМИ, религиозные организации.

    Родители порицают феминность мальчиков (слезы) и маскулинность девочек (неряшливость, агрессивность, излишняя двигательная активность). По мнению Гусевой Ю. В. «существует тенденция склонять мальчиков к изучению точных наук, а девочек – гуманитарных» [114, с. 88].

    Согласно теории идентификации, ребенок повторяет гендерные роли своих родителей в течение всей жизни. Родители одевают ребенка в соответствии с его гендером, не всегда учитывая желания самого ребенка. «Одежда, традиционная для мальчика, не сковывает движений, позволяет ребенку быть активным, ребенок не боится ее запачкать. Одежда девочек, напротив, сковывает движения, заставляет быть аккуратной, что приводит к пассивности девочек» [114, с. 86-87]. Институт родительства – это в большой мере продукт социального конструирования или следствие традиций того или иного общества или социальной группы, а не только следствие биологической предопределенности.

    Очень часто в психологической литературе затрагивается вопрос о материнской  депривации, но редко обсуждаются  функции отца. «Отец помогает ребенку  выйти из диады с матерью, избавиться от материнской зависимости, обеспечивая  ему свободное личностное развитие. Кроме ослабления сембиотических отношений с матерью, отец способствует переживанию агрессивных побуждений, поддерживает в ребенке самобытность, определяет его позицию в мире как относительно независимого субъекта» [151, с. 56] Т.е. участие в воспитании отца необходимо для здорового, правильного, непатологичного развития независимой, взрослой, способной сопротивляться, бороться и расти, личности. В качестве современной проблемы гендерной социализации мы считаем необходимым подчеркнуть слабое участие мужчин в воспитании, и выделяем следующие причины такой ситуации:

    1. женское равноправие, вовлечение женщин в профессиональную работу;

    2. молодые супруги, как правило, пользуются материальной помощью родителей;

    3. родители чаще живут с дочерью;

    4. у поколения 30-летних мужчин «локус контроля» в большинстве исследованных сфер является внешним.

    С началом обучения в ВУЗе роль семьи в гендерной социализации изменяется в связи с расширением круга его самостоятельного общения, по мере взросления восприятие социализирующего влияния становится все более критичным, все меньше из опыта взрослых принимается на веру. «В юности …начинает отчетливо проявляться тяга к поиску близких по стилю поведения и формам досуга ровесников. Здесь возрастает роль вторичных социальных групп (двора, улицы, компаний сверстников) и социальных институтов (СМИ, общественных организаций и образовательных учреждений: ВУЗов, ССУЗов, ПТУ)» [144, с. 41-42].

    В группе сверстников происходит предъявление образцов поведения, ожидаемых от мальчиков и девочек, применяются негативные санкции по отношению к неодобряемому гендерному дисплею. Нормы, господствующие в среде старших подростков и юношей, предписывают необходимость общения с лицами другого пола, считают его высокопрестижным. Поэтому даже когда студенты и не стремятся к такому общению субъективно, они вынуждены его искать, нередко просто выдумывать его, чтобы «соответствовать».

    Наибольшее  влияние на гендерную социализацию, на наш взгляд, сегодня имеет СМИ, Синьорелли провел анализ недельных выборок телевизионных программ, которые занимали в эфире лучшее время в период с 1969 по 1985 г., и обнаружил, что 71% появлявшихся на экранах людей и 69% главных героев – мужчины [256; 197]. «Анализ тенденций выявил лишь незначительные изменения в этих пропорциях за 16-летний период» [18]. Женщины на телевидении были в среднем моложе, чем мужчины [256; 197]; обладали более привлекательной внешностью и мягким характером; их показывали в контексте романтических интересов, дома, семьи. Д.Дж. Аткин по поводу женских ролей говорит следующее: «Подавляющее большинство отражает мужские фантазии о полуодетой глупышке, которую необходимо спасти» [173, p. 679]. Мужчин часто изображают жесткими, эгоцентричными, настроенными на агрессию и соперничество. Д.М. Дэвис [197] обнаружил, что женщина имеет в четыре раза больше шансов оказаться блондинкой, чем мужчина – блондином, и наконец, женщины в четыре раза чаще оказываются провокационно одетыми, чем персонажи мужского пола. Согласно С. Таврис [262], анализ телепередач показал, что худых женщин на телевидении 69%, тогда как мужчин – всего 17,5%. Д.М. Дэвис приходит к выводу, что такой телевизионный образ внушает нам, что женщина ценится, пока она молода и удовлетворяет принятым в данной культуре понятиям о красоте и женственности.

    Согласно  М. Фуко, предложение о товарах  и услугах составляет «первичный дискурс» рекламы, а представление  об обществе, взаимоотношениях в нем  – ее «вторичный дискурс». Именно ее вторичный дискурс отсылает зрителя (слушателя) к другим смысловым кодам, другим, не явным, не видным, но имеющим первостепенное значение иерархиям. В первичном дискурсе может идти речь, например, о том, насколько чисто стирает тот или иной порошок, как прекрасно работает новая кухонная техника, какой незабываемый запах у этих духов и т.д. А вторичный дискурс информирует о том, кто стирает (должен стирать) порошком, кто готовит (должен готовить) пищу, кто принимает (должен принимать) решения и как надо себя вести, чтобы преуспеть в жизни. Стрейт [261], проведя всеобъемлющий анализ рекламы пива, пришел к выводу, что подобные ролики эксплуатируют традиционный образ мужественности, указывая, что именно надо делать (в том числе и пить пиво), чтобы стать настоящим мужчиной.

    Одним из основных признаков современного общества является стремительное развитие компьютерных информационных технологий. «Интернет стал новым слоем повседневной реальности и сферой жизнедеятельности огромного числа людей» [126, с. 10]. Поэтому исследование деятельности людей, связанной с компьютерами и другими элементами информационных технологий, представляет собой актуальную задачу для социологической науки. Интернет-общение значительно проще, не требует значительных усилий, оно более безопасно, его можно начать и прервать в любое время, оно позволяет сохранять анонимность, оно доступно.

    Религиозная вера входила и входит важнейшим  элементом в жизнь человека, народов, цивилизаций. В ветхозаветном обществе женщина находится на «вторых ролях». Муж мог дать разводное письмо жене – жена же не могла развестись с мужем по собственному желанию. «Если кто возьмет жену и сделается ее мужем, и она не найдет благоволения в глазах его, потому что он находит в ней что-нибудь противное, и напишет ей разводное письмо, и даст ей в руки, и отпустит ее из дома своего» [Втор. 24, 1]. Древнееврейский мудрец Екклесиаст говорит: «И нашел я, что горче смерти женщина, потому что она – сеть, и сердце ее – силки, руки ее – оковы». Однако в других древних культурах, основанием которых стала не монотеистическая традиция иудаизма, положение женщины было еще более бесправно [86]. Например, в греческих полисах женщины никогда не имели гражданства, т.е. фактически приравнивались к рабам, не обладали властью распоряжаться имуществом (исключением была Спарта), целиком находясь под опекой мужчин. Предназначение женщины видели только лишь в рождении детей и уходе за мужчиной, но никак не для любви. Поэтической, высокой, красивой может быть лишь любовь к мужчине.

    Апостол Павел сказал: «нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет  мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе». (Гал. 3, 28) Конечно, пройдут века, прежде чем христианское понимание сформирует соответствующую культуру (и сформирует ли до конца?). По нашему мнению, именно равноправие полов, установление моногамии и укрепление последней правовыми, религиозными и этическими узами дали христианским народам преимущество и духовное и материальное над народами с полигамией вообще и над исламом, в частности.

    С нашей точки зрения, только лишь определения человека себя как «верующего» и «православного» (равно как и «мусульманина», «католика» или представителя другой традиционной религии или конфессии) для отнесения его к таковым недостаточно. Как неоднократно отмечал М.П. Мчедлов, зачастую «религиозная самоидентификация осуществляется не по принадлежности к той или иной религии, а на основе соотнесения себя с определенной культурой, национальным образом жизни...» [97, с. 50]. Вопрос о принадлежности к той или иной конфессии, о вере человека вообще довольно сложен не только по этой причине, но и по причине глубоко личного, субъективного, сложного понимания своих отношений с Богом. Данные обследования Центра социологических исследований МГУ свидетельствуют о том, что религиозное самоопределение молодежи в основном складывается в 20-25 лет. По достижении этого возраста сознание молодых людей, как правило, обретает черты мировоззренческой устойчивости. Полученные данные Центра социологических исследований МГУ дают основание для вывода о том, что сознание молодых верующих является не столько православным, сколько синкретичным, включающим в себя наряду с христианскими образами также и оккультно-магические элементы веры.