Социальная работа

благотворительности русских князей, которая носила уже  религиозный характер. Великий князь  киевский Владимир

Красное Солнышко, Креститель, “Отец сострадания” , уставом 996 г. официально вменил в обязанность 

духовенству заниматься общественным призрением, определив  десятину на содержание монастырей, церквей,

богаделен и  больниц. Почти сразу после крещения Владимир занялся богоугодными делами: строил церкви, которые 

стали не только фундаментом веры, но и основой  научного знания, книжного дела; основывал  школы и училища,

ставшие первой ступенью народного просвещения  России.

   Владимир  строил не только училища. Гораздо  большее рвение он проявил  к устройству церкви, а также  к 

благотворительности, чем и заслужил безмерную любовь народа. Многие летописцы сообщают о щедрости князя 

как о чем-то небывалом. Владимир устраивал пиршества  на княжеском дворе не только для  бояр и знати (градских

старцев) , но и  для людей бедных, всячески стараясь удовлетворить их нужды.

   Его благотворительность  распространялась и на тех,  кто не мог прийти за помощью  на его двор. Князь велел 

своим людям  развозить по улицам хлеб, мясо, рыбу, овощи и раздавать по дворам нищим  и убогим. Нестор

объясняет такое  человеколюбие Владимира действием  христианского учения. Он говорит, что  слова из Евангелия 

“блажены милостиви, яко тем помиловани будут” и Соломоновы “дая нищему, богу в земле даете” так 

подействовали на князя, что внушили ему необыкновенную любовь к благотворению и милосердию.

   Итак, Владимир, первый русский князь-христианин, начавший с убийства своего  брата Ярополка, приняв 

христианство, стал ярким примером высочайшего покровительства  над бедными, нищими и убогими. В  его лице

объединилась  личная и государственная благотворительность. Жертвуя на богоугодные дела как  частное лицо, он

был тем не менее  первым человеком в государстве, да и тратил деньги, поступающие  в казну из налогов, которые 

платили русские  труженики. Так что здесь мы видим  государственную и частную благотворительность  тесно 

сплетенной, вернее сказать, еще не разделенной. Эта  традиция долго продолжалась в России – руководствуясь

христианскими заповедями, князья и цари оказывали  благотворительную помощь вроде  и личную, но на деньги из

казны, которые  они считали своими. Все же и  такая благотворительность характеризует  их только с положительной 

стороны, ведь они  могли потратить деньги и на свои личные нужды.

   Начинания  Владимира продолжил его сын  Ярослав, который основал училище  на 300 человек. Это училище 

было первым настоящим учебным заведением в  России. Однако более всего Ярослав  прославился составлением

первого письменного  русского свода законов – “Русской Правды” . “Русская Правда” состоит  из 37 глав и, кроме 

статей уголовного характера, имеет статьи социальной направленности, что было необычно для молодых 

государств Европы.

   Так, в  XXXI главе мы видим пример заботы  о подрастающем поколении. Касаясь  раздела наследства,

Ярослав говорит: “Двор отцовский всегда без раздела  принадлежит младшему сыну” , имея в виду, что младший 

сын всегда более  старших братьев не защищен в  социальном плане. И если раньше, до написания и вступления в 

силу “Русской Правды” , старшие братья могли решить спор силой, то теперь младшие сыновья  были защищены

законом. Это  было простое и мудрое решение. В  тоже время в Западной Европе столь  важный социальный вопрос

решен не был, в  результате чего во многих европейских  странах сформировался особый класс  рыцарей-

разбойников, состоящий  почти целиком из младших дворянских сыновей, которые в юном возрасте были изгнаны 

из дома своими старшими братьями, забравшими себе все  наследство.

   Вообще, законы Ярослава относительно  попечительства над детьми очень  гуманны для тех времен: в них 

заложены главнейшие по своей проблемности вопросы. Например, глава XXXII определяет отношения при  разделе 

наследства между  детьми одного отца, но разных жен. Был  также решен вопрос о наследстве детям в случаях, когда 

нерадивая мать “проедала” это наследство. Здесь  же едва ли не в первые проявляется  забота и о самой женщине:

“Но дети не могут  согнать вдовствующей матери со двора  или отнять, что отдано ей супругом” .

   Чтобы  избежать сиротства при живой  родительнице, Ярослав велел передавать  детей ближайшим 

родственникам, если мать выйдет замуж вторично. Конечно, это было не совсем справедливо по отношению к 

матери, но, думается, являлось своего рода страховкой от возможного дурного обращения отчима с детьми.

   “Русская  Правда” явилась первым славянским  законом, включающим в себя  подобие социальной программы. 

О важности для  Ярослава социальной темы свидетельствует  тот факт, что из 37 статей этого  закона 8 целиком 

посвящены проблемам  детской защищенности. Эта первая попытка составления русского свода  законов так или 

иначе определила все дальнейшее законотворчество на Руси. Последующие своды законов  во многом строились по

образцу и подобию  “Русской Правды” , так что в  русской юридической практике с  самого начала прочно утверждали

основы социальной политики.

   Внук  Ярослава Мудрого, правнук Владимира  Святого Владимир Мономах создал  первое в своем роде 

нравственное  поучение, обращенное к младшему поколению. Оно наполнено искренностью и  христианской

человечностью. “О дети мои! Хвалите бога! Любите также  человечество. Не пост, не уединение, не монашество

спасет вас, но благодеяния. Не забывайте бедных, кормите  их и мыслите, что всякое достояние  есть божие и 

поручено вам  только на время… Будьте отцами сирот; вдовицу оправдывайте сами; не давайте  сильным губить

слабых. Не убивайте ни правого, ни виноватого: жизнь и  душа христианина священны” .

   Итак, мы  видим, что первые века христианства  на Руси были отмечены душевной  простотой его ревнителей,

которые свято  верили и точно соблюдали евангельские заповеди. Для них христианская гуманность, вера в силу

добра, убежденность в важности человеколюбия не были отвлеченными нормами, а, наоборот, являлись

непреложными  истинами, не выполнять и не следовать  которым они считали для себя невозможным.

   На протяжении  веков средоточием социальной  помощи были церкви и монастыри.  Под их руководством 

русские люди учились  понимать и исполнять заповедь о  любви к ближнему. При общественной неурядице, при 

недостатке безопасности для слабого и защиты для обижаемого следование этой заповеди полагали прежде всего в 

подвиге сострадания  к страждущему, а ее первым требованием  признавали личную милостыню. Идея этой

милостыни была положена в основание практического  нравоучения; потребность в подвиге  сострадания 

воспитывалась всеми известными тогда средствами духовно-нравственной педагогики. Любить ближнего – это 

прежде всего  накормить голодного, напоить жаждущего, посетить заключенного в темнице. Человеколюбие  на деле

значило нищелюбие. Благотворительность была не столько  вспомогательным средством общественного 

благоустройства, сколько необходимым условием личного  нравственного здоровья: она больше была нужна самому

“нищелюбу” , чем  нищему. Целительная сила милостыни  заключалась в том, чтобы, смотря на слезы и страдания,

самому пострадать с ним, пережить то чувство, которое  называется человеколюбием.

   Нищенство  на Руси считалось не экономическим  бременем для народа, не язвой  общественного порядка, а 

одним из главных  средств нравственного воспитания народа, практическим институтом благонравия, состоящим 

при церкви.

   Стоит  ли удивляться тому, что при  подобном взгляде на нищенство  вокруг церквей и монастырей  сложились 

со временем целые слободки, где жили люди, основным источником существования которых  стала милостыня.

Люди порой  начинали нищенствовать не потому, что неожиданно впадали в нужду, а потому, что это было

выгоднее, чем  честным трудом зарабатывать свой хлеб. Нищих было несколько категорий: “блаженные” — 

раздавали все  свое имущество и добровольно  несли крест терпения и смирения “Христа ради” ; “юродивые” — 

прорицатели, ясновидцы, вразрез с нынешними представлениями  отнюдь не сумасшедшие. Чаще всего 

симулировали  безумие; “немощные” — слепые, старые, “настоящие” душевнобольные, все  те, кто не мог добывать

на пропитание иначе как “милостынькой” ; “гулящие”  — те, кто бродяжничал в собственное  удовольствие или 

скрывался от властей.

   Российское  законодательство делило нищих  на 4 категории (правда, это было  уже много позже — в XIX в.,

но мы сразу  скажем об этом, чтобы уже не возвращаться к этому вопросу) . Здесь были: 1) те, которые не могут 

своим трудом добыть пропитание; 2) те, кто по сиротству  и временным болезням впал в нужду, но может работать;

3) те, которые  могут трудиться, но нищенствуют  по лености и дурному поведению; 4) те, кто по случайным 

обстоятельствам впал в крайнюю нужду.

   Борьба  с профессиональным нищенством  могла пойти только во благо  общества. Пожалуй, первым 

российским самодержцем, решившим искоренить попрошайничество насильственными методами, был Петр I. В 

именном указе  Стрелецкому приказу от 30 ноября 1692 г., опубликованном еще от имени  Ивана и Петра 

Алексеевичей, он велел записать: “Известно ему, Великому государю, что на Москве гулящие  люди, подвязав руки и 

ноги, притворным лукавством просят на Христово имя  милостыни, а по осмотру они все  здоровы” . Таких людей 

царь велел  ловить и отправлять по месту жительства, беглых крестьян отправляли к их помещикам. Повторно

уличенных в  попрошайничестве били кнутом и ссылали  в Сибирь. По указу 1712г. всех “ленивых прошаков” без 

разбора били прилюдно на площадях, клеймили и ссылали  на каторжные работы. “Амнистии” не полагалось

никому —  ни старым, ни больным, ни сумасшедшим (правда, позже Петр ввел “освидетельствование дураков” ) . С 

1718 г. карали  и дающих милостыню — первый  штраф 5 рублей, второй — 10. Петр  не запрещал милостыню 

вообще. Хочешь — отдай деньги в богадельню, приют и т.д., благо их к тому времени было уже много. Такая 

политика не могла, естественно, понравиться людям, которые привыкли к исторически  сложившимся традициям 

Руси.

   Указ 1712 г. “О воспрещении нищенства”  не пересматривался преемниками  Петра I в течение тридцати  семи 

лет. Лишь дважды Сенат сделал исключение. В первый раз послужил тому страшный голод 1734 г. Второй раз — 

частный случай: ослепшему киевскому гражданину дозволили собирать милостыню для  уплаты долга в 200 рублей,