Концепт "Книга" в в художественной структуре романов «Ночь Оракула» П. Остера и «Кысь» Т. Толстой

Обратимся к постоянным значениям слова. В современных словарях их
указывается три:              ,, • --

1)     произведение    печати    (в    старину    также    рукописное)    в    виде переплетенных листов с каким-нибудь текстом;

2)     сшитые в один переплет листы бумаги, заполняемые документальными официальными учетными данными;              ^   .

3)     крупное  подразделение  литературного  произведения,  состоящее   из многих глав [45, с. 279].              .  и ,   . Учитывая ярко выраженную литературную принадлежность концепта,

культурный уровень мы представим рядом литературных ассоциаций.

Достаточно ярко концепт проявляет себя в романе Новалиса «Генрих фон Офтердингер», где он связан с темой изменения мира властью воли и мысли поэта, который творит свой миф. «Он умеет пробуждать в нас по желанию тайные силы и открывает нам через посредство слов неведомый обаятельный мир. Точно из глубоких пещер поднимаются минувшие и грядущие времена, предстают перед нами бесчисленные люди, дивные местности и самые странные события, отрывая нас от знакомой действительности. Мы слышим неведомые слова и все же знаем, что они должны означать. Изречения поэта имеют волшебную силу...» [3].

, Между тем, судьба человека-поэта оказывается предопределенной с рождения. В связи с этим в романе появляется символ «Книга судьбы».

«Отшельник показал им свои книги. Это были старые летописи и стихи. Генрих стал перелистывать большие красивые фолианты; короткие строчки стихов, заглавия, отдельные места и прекрасные картины, которые, словно воплощенные в образы слова, приходили на помощь воображению читателя, сильно возбуждали его любопытство <...> Он стал с бесконечным наслаждением перелистывать книги. Наконец, ему в руки попалась книга, написанная на чужом языке, несколько похожим на латинский и на итальянский. Ему страстно захотелось знать этот язык, так как книга ему очень понравилась, несмотря на то, что он ни слова не понимал в ней. Книга не имела заглавия, но он нашел в ней несколько картинок; они показались ему удивительно знакомыми. Продолжая разглядывать их, он открыл свое собственное изображение среди других фигур. Он испугался, не поверил своим глазам, но, продолжая глядеть, уже не мог более сомневаться в полном сходстве. Он прямо не поверил себе, когда вскоре увидел на другой картине пещеру, отшельника и старика подле себя. Последние картины были темные и непонятные; но некоторые фигуры его сновидения восхитили его. Конца книги видимо не доставало» [3].

Неслучайно, что слова в этой книге трансформируются в образы, а сама
она написана на чуждом герою языке. Так сохраняется, свойственное для
романтической диалектики, обобщенно-символическое воспроизведение
мироздания.              J   -   w-      *-% ;

«Книга», являясь обозначением судьбы, с одной стороны, и поэзии - с другой, тесно связана в этом смысле с центральным символом романа -голубым цветком, который Генрих во сне находит высоко в горах на берегу потока. В создании главного символа принимает участие устойчивая романтическая символика: сон, горы, поток. Сновидение открывает то, чго таится при дневном свете; горы всегда противостоят долине как высокая духовность обыденному существованию; поток — это вечное движение, изменение, свойственное романтическому представлению о бесконечности

процесса познания. Цветок с самого начала кажется Генриху особым. Он обладает способностью вызывать к себе нежность, Генрих, человек созерцательного типа, воспринимает голубой цветок как призыв к постижению неведомого. Одновременно он символизирует также любовь: «То лицо, которое склонялось ко мне из чашечки цветка, было лицо Матильды» [3]. В конце пути к обретению знания любовь венчает поиски, но Матильда — это не только любовь: она саму жизнь превращает а музыку, а музыка для романтиков — высшее постижение истины. В финале Матильда

-              голубой цветок будет способствовать новым превращениям Генриха,
которые дадут ему возможность восстановить гармонию в мире. Символ
многозначен, его смыслы восходят к основным идеям романтизма.    >jt   «

«Книга» в аспекте данного произведения входит в символически-аллегорический ряд, представляющий силы мироздания, среди которых основополагающими являются творчество, искусство (музыка, поэзия, живопись) и любовь. Также «Книга» становится воплощением романтического страстного стремления к неизведанному, к поиску истины.   -

В романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» нас будет интересовать рассказанная Иваном Карамазовым «Легенда о великом инквизиторе».

«Знаешь, Алеша, ты не смейся, я когда-то сочинил поэму, с год назад. Если можешь потерять со мной еще минут десять, то я б тебе ее рассказал?

-     Ты написал поэму?

-     О нет, не написал, - засмеялся Иван, - и никогда в жизни я не сочинил двух стихов. Но я поэму эту выдумал и запомнил. С жаром выдумал. Ты будешь первый мой читатель, то есть слушатель. Зачем в самом деле автору терять хоть единого слушателя, - усмехнулся Иван. - Рассказывать или нет?

-     Я очень слушаю, - произнес Алеша.

-              Поэма моя называется «Великий инквизитор», вещь нелепая, но мне
хочется тебе ее сообщить» [2, с. 279].

Важным в данном случае является то, что «Книга» здесь является не

,   материальным   объектом,   а  духовной   сущностью.   Содержание   концепта

противоречит   лексическому   значению   слова,   согласно   которому   киша

^   должна   иметь   письменное   воплощение   (тем   самым   в   очередной   раз

доказывается необходимая обусловленность концептуального анализа).
">              Также «Книга» становится способом выражения философских взглядов

Ивана Карамазова. Создание легенды и в особенносш образа Великою инквизитора подчинены единственной цели — показать мировосприятие героя, который восстает не против Бога (он готов поверить в его существование), а против самого мира.

Таким     образом,     концепт     «Книга»     наполняется     следующим содержанием: книга как отражение духовной сущности человека.

Близкое    по    смыслу    содержание    концепт    получает    в    романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита».

Здесь с ним связана одна из наиболее важных тем романа - тема
творчества.              - „

« А скажите, почему Маргарита вас называет мастером? - спросил Воланд.

Тот усмехнулся и сказал:              /"^ ,; -    :

-              Это  простительная  слабость.   Она  слишком  высокого  мнения  о
романе, который я написал.

-              О чем роман?              ',.-• ,   ,
^       - О Понтии Пилате.              -*.  .•

<...>              ....   ^

-              И вы не могли найти другой темы? Дайте-ка посмотреть, - Воланд
протянул руку ладонью кверху.

-J    L.

-              Я, к сожалению, не могу этого сделать, - ответил мастер, - потому
- что я сжег его в печке.    „

- Простите, не поверю, - ответил Воланд, - этого быть не может

Рукописи не горят. - Он повернулся к Бегемоту и сказал: - Ну-ка

Бегемот, дай сюда роман» [1, с. 364].              ^     ^'

Истинное творчество неуничтожимо и неподвластно никаким
внешним факторам. В связи с этим концепт «Книга» обретает такие
смыслы как «бессмертие», «вечность».              и

Переходя к рассмотрению функционирования концепта в постмодернистских текстах, необходимо обратиться к «Хазарскому словарю» Милорада Павича.

В «Предварительных замечаниях» к словарю он пишет: «Это открытая книга, а когда ее закроешь, можно продолжать писать ее; так же как она имеет своих лексикографов в прошлом и настоящем, то и в будущем Moryi появиться те, кто будет ее переписывать, продолжать и дополнять. В пей есть словарные статьи, конкордансы и комментарии, как в священных книгах или кроссвордах...» [8].

Так, здесь появляется проявление потенциальных возможное t ей дополнения, изменения «Книги». Также Павич не определяет место, которое должна занять его книга в жанровом отношении, появляется яркая антиномия: от священной книги до развлекательной брошюры Смысловая «открытость» концепта позволяет судить о его могозначности и вариативности в контексте данного произведения.

Во-первых, в отличие от предыдущих проявлений концета, здесь мистическое значение  книги,  прежде  всего,  связано  с  мотивом  смерти.

В истории создания словаря автор указывает, что является лишь реставратором старинного издания Даубманнуса, который создал «словарь словарей о хазарском царстве, имевший удивительную судьбу» [8].

Наряду с пятьюстами экземплярами этого первого словаря о хазарах Даубманнус напечатал еще один экземпляр, но для него была использована отравленная типографская краска. К отравленному экземпляру, перепле!

которого закрывался на позолоченную застежку, прилагался и один контрольный экземпляр того же самого словаря, с серебряной застежкой. В 1692 году инквизиция уничтожила весь тираж издания Даубманнуса, однако в обращении остался отравленный, а также прилагавшийся к нему вспомогательный экземпляр с серебряной застежкой, которые каким-то образом избежали глаз цензуры. Таким образом, непокорные и неверные, решавшиеся читать запрещенный словарь, были осуждены на смерть. Кю бы ни открыл книгу, вскоре оставался недвижим, наколотый на собственное сердце, как на булавку. Точнее, читатель умирал на девятой странице, на словах, которые звучат так: Verbum саго factum est («слово стало мясом»). Контрольный экземпляр позволял, если он читался параллельно с отравленным, установить момент наступления смерти. В контрольном экземпляре было одно примечание: «Если, проснувшись, вы обнаружили, чю у вас ничего не болит, знайте, что вас уже нет среди живых» [8].

Павич приводит сведения из тяжбы о наследстве семейства Дорфмер, жившего в Пруссии в XVIII веке, видно, что "золотым" (отравленным) экземпляром словаря из поколения в поколение владели именно они. Очень долго смерти людей никак не связывали с чтением этой книги. Когда однажды разразилась засуха и мор среди скота, кто-то сказал им, что каждая книга, так же как и каждая девушка, может превратиться в ведьму и тогда ее дух выходит на свободу и губит и морит всех, находящихся рядом.

Еще один факт, который упоминает Павич, касается песочных часов, которые были вставлены в переплет книги. «Они были невидимы, но во время чтения в полной тишине можно было услышать, как пересыпается песок. Когда песок переставал шуршать, нужно было перевернуть книгу и продолжать чтение в обратном порядке, с того места, где остановился, к началу, вот тут-то и открывался тайный смысл книги» [8].

Таким образом, книга становится носителем рока, смерти, гаиных сил.
Кроме того, она олицетворяется, являясь «злым духом» и одновременно
«хранителем тайн».              ;;   ^   -, .

В    «Хазарском    словаре»    с    образом    книги    связаны    метафоры,
открывающие  новые  смыслы  в  содержании  образа  и  далее  -  концепта.
«Тогда он будет продвигаться сквозь книгу, как сквозь лес, - от знака до
знака, ориентируясь по звездам, месяцу и крестам. В другой раз он будет   г,
читать ее, как птица трясогузка, которая летает только по четвергам, или же
перетасовывать и перекладывать ее страницы бесчисленными способами, как
кубик Рубика. Никакая хронология здесь и не должна соблюдаться, она не
нужна. Каждый читатель сам сложит свою книгу в одно целое, как в игре в
домино или карты, и получит от этого словаря, как от зеркала, столько,
сколько в него вложит, потому что от истины - как пишется на одной из
следующих страниц - нельзя получить больше, чем вы в нее вложили» [8].
Так, появляются новые уровни содержания концепта «Книга»:
1) книга-лес              ^, ,        -   ^ .  .   s ^

3) книга - зеркало              - -

В качестве еще одного произведения, демонстрирующего яркое проявление интересующего нас концепта, мы обратимся к рассказу Л. Улицкой «Сонечка».

Содержательной формой в индивидуально-авторском решении - концепта «Книга» в данной повести выступает образ жизнь-книга (художественное произведение). Отсюда языковыми средствами, выступающими в качестве трансляторов основного образа и смысла концепта «Книга» выступают лексемы, входящие в лексико-семантическое поле понятия книга: книга (книжный, книгохранилище, русская литература, библиотека, библиотечный, страница, слово, содержание, сюжет); читать (прочитанный, чтение, чтица).

В рассказе появляется идея жизни как жизни книжной (т.е. как в кем-то написанном художественном произведении). Это проявляется уже в выборе имени для главной героини повести: имя Сонечка - явная перекличка с именем известной героини Ф.М.Достоевского. Причем уменьшительно-ласкательная форма имени преобладает на всем протяжении романа, форма Соня употребляется автором лишь несколько раз, а полное имя Софья j Иосифовна, указывающее исключительно лишь на преклонный возраст героини и не на что больше, появляется лишь в самом конце повести. Имя Сонечка- знак совершенно не меняющейся души, внутреннего мира героини по сравнению с внешними, телесными изменениями и, возможно, знак иронического отношения автора к ней.

Мир книжный, вымышленный мир художественной литературы для Сонечки важнее, чем мир реальный, мир, в котором она живет. Более того, книжный мир и книжная жизнь незаметно перетекают в реальную жизнь Сонечки, происходит стирание грани, разделяющей эти два мира, и незаметно происходит подмена, замена реальной жизни выдуманной, книжной, которая приобретает для Сонечки статус естественной жизни: «Она впадала в чтение как в обморок, оканчивающийся с последней страницей книги», «...вымышленные герои стояли в одном ряду с живыми, близкими людьми», «Целых двадцать лет, с семи до двадцати семи, Сонечка читала без перерыва» [13].

Еще одним важным содержанием образа «книга-жизнь» является восприятие жизни как кем-то спланированной, написанной, данной, а не создаваемой самим человеком. Так же, как у художественного произведения есть автор-писатель, создающий своих персонажей и определяющий их жизнь, у Сонечки тоже есть автор-создатель, от которого зависит ее жизнь, «...как мудро устроила жизнь...», «Сонечке в голову не приходило печалиться   своей   участью...»,   «Горечь   старения   совсем   не   отравляла

Сонечке жизнь, «Властная прихоть судьбы, некогда определившая Сонечку в жены Роберту Викторовичу, настигла и Таню» [13].