Шпаргалка по "Международному праву"

Однако произошедшие юридические  факты, направленные на переход права  собственности, можно принимать  во внимание при оценке перехода права  собственности по новому вещному  статуту в том случае, если ни участники, ни гражданский оборот, не заинтересованы в том, чтобы сохранять  последствия, произошедшие в сфере  действия старого вещного статута. Поэтому необходимо принимать во внимание характер отсутствия правовых последствий по нормам предшествующего  вещного статута. В связи с  этим автором предлагается проводить  различие между незавершенным, но восполнимым  юридическим составом, и незавершенным  невосполнимым составом (т.е. который  вообще не может повлечь переход  права собственности).

Если же отклонять вышеуказанное  предложение о дальнейшей переоценке юридических фактов при восполнимости  элементов юридического состава, влекущего  переход права собственности, произошедших в сфере действия старого статута, то переход права собственности  не произойдет, несмотря на то, что все  предпосылки для этого существовали согласно нормам обоих затрагиваемых  статутов, в случае если бы указанные  обстоятельства произошли на территории одного правопорядка.

Указанная проблема изменения  вещного статута при перемещении  движимой вещи также рассматривается  через призму материально-правового  регулирования: путем сопоставления  различных способов исполнения договора международной купли-продажи с  моделями правового регулирования  перехода права собственности в  материальном праве, рассмотренными в  первой главе.

Применение привязки lex rei sitae для определения права, применимого  к переходу права собственности  по договору купли-продажи, также порождает  общую проблему согласования норм вещного  и обязательственного статутов в  международном частном праве.

Различные критериев, используемых для определения применимого  права для обязательственного и  вещного эффектов договора международной  купли-продажи ведет к тому, что  единая, с точки зрения материально-правового  регулирования, сделка распадается  на обязательственный и вещный статуты, которые могут не совпадать. В  связи с этим могут возникать  значительные трудности, связанные  с разграничением сфер действия обоих  статутов, квалификацией некоторых  институтов гражданского права, а также  согласованием (адаптацией) норм права  различных правопорядков, решение  которых осложняет процесс применения права, и в значительной мере влечет утрату предсказуемости правового  регулирования.

Рассматривая проблемы координации  вещного и обязательственного статутов, в частности относительно установления юридических фактов, необходимых  для перехода права собственности, об определении права, применимого  к вещно-правовым последствиям недействительности и расторжения договора, автор  приходит к выводу, что решение  вышеуказанных проблем видится  в закреплении общего принципа, в  соответствии с которым, в случаях  противоречия вещного и обязательственного статутов относительно вещного эффекта  сделки, приоритет должен отдаваться вещному статуту, поскольку вещный эффект договора входит в сферу его  действия.

Противоречия положений  вещного и договорного статутов касательно перехода права собственности  в определенной степени могут  сглаживаться соглашением сторон. Однако предел координации состоит только в моменте перехода права собственности  от продавца к покупателю, за счет диспозитивности  норм материального права. Различия относительно последствий недействительности или расторжения договора купли-продажи  не могут быть во всех случаях устранены  в полной мере, т.к. нормы относительно последствий недействительности и  расторжения договора не диспозитивны в такой же мере, как относительно момента перехода права собственности. Таким образом, проблема согласования действия норм вещного и обязательственного статутов, а также фактического lex rei sitae не может быть устранена полностью  соглашением сторон.

После рассмотрения вопросов, связанных с определением вещного  статута, регулирующего переход  права собственности по договору международной купли-продажи товаров, автор делает вывод о том, что  «территориальность» привязки оправдывает  ее полное и безоговорочное применение только в отношении недвижимости, поскольку она способствует защите оборота недвижимого имущества. Использование коллизионной привязки lex rei sitae для регулирования перехода права собственности на движимые вещи по договору международной купли-продажи  может порождать проблемы изменения  статута, а также разграничения  сфер действия и последующей координации  положений вещного и обязательственного статутов.

Третья глава «Автономия воли сторон по установлению вещного  статута, регулирующего переход  права собственности по договору международной купли-продажи» состоит  из двух параграфов, в которых рассматриваются  вопросы о допустимости автономии  воли для регулирования перехода права собственности по договору международной купли-продажи товаров, ее юридическом механизме и возможных  моделях.

Первый параграф «Общие положения  о роли автономии воли в отношениях, регулируемых вещным статутом» посвящен рассмотрению вопросов необходимости  и возможности закрепления автономии  воли для вещного статута, регулирующего  переход права собственности.

Для устранения основных проблем, возникающих при использовании  привязки lex rei sitae, следствием которых  является существенное снижение предсказуемости  правового регулирования, необходимо чтобы при регулировании перехода права собственности по договору международной купли-продажи одновременно были достигнуты неизменность самого вещного статута, а также его  согласованность с нормами обязательственного статута. Единственным решением, позволяющим  достигнуть указанного результата, является автономия воли сторон по определению вещного статута, регулирующего переход права собственности по договору международной купли продажи.

Введение в международном  частном праве автономии воли, предоставляющей сторонам договора международной купли-продажи возможность  определять вещный статут, регулирующий переход права собственности, имеет  ряд практических преимуществ и  в целом направлено на достижение предсказуемости правового регулирования.

Во втором параграфе «Юридический механизм и модели автономии воли по установлению вещного статута, регулирующего  переход права собственности  по договору международной купли-продажи» рассматриваются вопросы действия общего юридического механизма и  возможные модели автономии воли для вещного статута, регулирующего  переход права собственности.

Рассматривая общие вопросы  юридического механизма автономии  воли для вещного статута, регулирующего  переход права собственности, автор  отмечает, что выбранное право  не должно затрагивать содержание и  осуществление вещных прав правопорядка lex rei sitae. Это обусловлено защитой  интересов имущественного оборота  и системы его вещных прав lex reisitae, а также прав третьих лиц в  отношении вещей, находящихся на его территории.

Содержание и осуществление  возникшего вещного права должно определяться в соответствии с lex rei sitae, соотноситься с системой его  вещных прав, не противоречить ему. Вещный статут, выбранный для регулирования  перехода права собственности по договору, будет компетентен определять модель перехода права собственности (юридический состав), вещно-правовые последствия недействительности и  расторжения договора, толкование воли, направленной на переход права собственности, возникновение и действительность распоряжения имуществом.

При допустимости автономии  воли сторон для определения вещного  статута, регулирующего переход  права собственности, возникшее  вещное право ставится под оговоркой  признания правопорядком lex rei sitae, поэтому  нельзя согласиться с тем, что  автономия воли относительно перехода права собственности наносила бы значительный вред и была бы несовместима с системой вещных прав lex rei sitae.

Автономия воли, предоставляющая  сторонам договора международной купли-продажи  возможность определять вещный статут, регулирующий переход права собственности, который будет действовать в  отношении третьих лиц {erga omnes), не поможет избежать проблем, возникающих  при использовании привязки lex rei sitae, до тех пор, пока в остальных  государствах для регулирования  вопросов, связанных с переходом  права собственности, будет оставаться применение привязки lex rei sitae. В отсутствие международной унификации, такое  регулирование оказывается фрагментарным, в результате чего, в значительной степени теряется его предсказуемость. Автором также отмечается тот  факт, что если все-таки и допустить  непосредственную автономию воли относительно выбора вещного статута, регулирующего  переход права собственности, с  правовыми последствиями erga omnes, то, устраняя проблему изменения статута, она не гарантирует совпадение вещного  и обязательственного статутов, что  опять-таки может порождать проблему согласования их норм.

Далее рассматривается опосредованная модель автономии воли, при которой  вещный статут, регулирующий переход  права собственности, будет определяться через право, которое будет выбрано  сторонами для договорного статута {lex contractus). В этом случае будет происходить  косвенный выбор вещного статута  через нормы lex contractus, поскольку в  международном частном праве  развитых правопорядков автономия  воли широко признана для регулирования  договорных обязательств.

Такой подход, в отличие  от непосредственной автономии воли, позволяет изначально устранить  проблемы, связанные с взаимодействием  норм вещного и обязательственного статутов, путем применения норм одного правопорядка к обоим статутам, который  будет определен сторонами для обязательства {lex contractus) и будет совпадать с вещным статутом, регулирующим переход права собственности.

Данное решение принимает  в расчет экономическое единство обязательственного и вещного эффектов, в результате чего, в частности, будет  достигнуто единство логики правового  регулирования, и тем самым установлена  ясность и предсказуемость правового  регулирования. Однако указанный подход содержит в себе многие недостатки, присущие непосредственной автономии  воли с правовыми последствиями erga omnes.

Автономия воли для вещного  статута, опосредованная привязкой  к lex contractus, ограниченная сферой действия между сторонами договора {inter partes), в значительно большей степени  учитывает интересы сторон по сравнению  с использованием привязки lex rei sitae. Регулирование перехода права собственности, по меньшей мере, между сторонами, будет осуществляться в рамках одного правопорядка, который будет стабилен и определен изначально. Единство права, применимого к договору международной  купли-продажи, достигается путем  совпадения норм вещного и обязательственного статутов, что влечет упрощение и  предсказуемость правового регулирования, и тем самым создает большую  устойчивость при регулировании  отношений между сторонами договора.

Указанный подход является единственным способом, устраняющим  оба существенных недостатка привязки lex rei sitae: изменение вещного статута  и расщепление права, применимого  к договору купли-продажи на вещный и обязательственный статут. Ограничение  выбора применимого сторонами права  сферой действия inter partes будет учитывать  интересы третьих лиц и оборота  в целом, а также избавит стороны  договора от ошибочного представления  о действительно применимом праве  в отношении третьих лиц.

Такой подход отражен в  кодификациях по международному частному праву России[4] и Швейцарии[5]: законодатель этих стран предоставил сторонам возможность выбора права, применимого к регулированию перехода права собственности, посредством его определения через право, выбранное для регулирования договора, при условии, что такой опосредованный выбор не затрагивает прав третьих лиц.)

3. Международно-правовая охрана интеллектуальной собственности в рамках СНГ

Источник: Всемирная конвенция  об авторском праве (2 редакции: 1952 г., 1971 г.).

В рамках СНГ в 1993 г. было заключено  соглашение о сотрудничестве в области  охраны авторского и смежных прав, согласно которому государства - бывшие республики СССР взяли на себя обязательства  обеспечить применение на своих территориях  положений Всемирной конвенции  в редакции 1952 г., а также сотрудничать в сфере совершенствования внутреннего  законодательства и борьбы с незаконным использованием авторских и смежных  прав.

Виды объектов охраны (ст. 1 всемирной конвенции): литературные, научные и художественные произведения, выраженные в письменной, музыкальной, кинематографической и др. формах. Охраняются как опубликованные произведения, так и не опубликованные произведения. Во всемирной конвенции не упоминаются такие объекты как компьютерные программы и базы данных. Это не означает, что они не пользуются охраной этой конвенции.

Основания предоставления и общие  принципы конвенционной охраны авторских  прав. 2 критерия: гражданство автора и территориальный критерий (применяется  только в отношении произведений, не являющиеся гражданами стран-участниц и не имеющих в них основного  места жительства). Закреплен принцип  национального режима.

Условия охраны авторских прав. Охрана авторских прав вне зависимости  от соблюдения формальностей (авторское  право возникает с момента  создания произведения). Срочный характер охраны авторских прав. Всемирная  конвенция – охрана не может быть меньше 25 лет после смерти автора. Для фотографий и прикладного искусства – 10 лет. В отличие от нее Бернская конвенция– 50 лет, для фотографий и прикладного искусства – 25 лет.

Основные права авторов: а) личные неимущественные (моральные): право требовать признания авторства, право противодействовать всякому искажению произведения, способному нанести ущерб чести или репутации автора. б) имущественные: исключительное право автора переводить и разрешать переводы своих произведений, право на воспроизведение, право на передачу в эфир, право долевого участия на оригиналы произведений и рукописей (на долю от цены при каждой последующей продаже), право на переделку произведений и др.